Все мои дороги ведут к тебе. Книга третья

Они как-то с Пурталесом бывали здесь, в той, прошлой жизни. Тогда здесь играла арфистка и выступал какой-то нудный местный купец. Ольга тогда еще подумала, что кроме толстого кошелька, в этом зануде нет ничего мужского. Не то что в ее Грише! Снова что-то заволновалось внизу живота. Ради него она готова на все!

Окинув взглядом пространство некогда приличного заведения, которое было залито электрическим светом, ароматами еды, алкоголя и дымом сигарет, сразу бросились в глаза перемены. Как и прежде, первый зал, что занимал большую часть, был заставлен в три ряда небольшими столами и венскими стульями с круглыми спинками. Но теперь за некоторыми из них сидели матросы Волжской флотилии. Их черные кителя и полосатые тельняшки сразу бросались в глаза, как и довольно громкая ругань и пьяный хохот. Прежде в подобных заведениях невозможно было встретить нижних чинов, зато теперь они вели себя, как хозяева.

Заметив их, Ольга невольно выше приподняла воротник пальто, отворачиваясь. Слава богу, догадалась спрятать волосы. Ее сила и слабость была в красоте. Прежде эта красота ей служила верой и правдой, но теперь в новой жизни и когда у нее был Гриша, она ей только мешала. Излишнее внимание со стороны посторонних мужчин теперь вызывало неприятные чувства, даже отвращение. Если эта пьяная компания начнет приставать, она точно не сможет вовремя вернуться.

Чуть поодаль сидели совсем обрюзглого вида мужики с грязными бородами. Стол их был пуст, если не считать граненых стаканов и бутылки из зеленого стекла. Таких компаний было больше всего – грязные и дурно пахнувшие мужики тащились в некогда приличное заведение для того, чтобы утолить свою жажду. В условиях действия сухого закона и категорического запрета на продажу алкоголя и самогоноварения желающие выпить могли найти горячительное только в таких местах. Они напивались быстро, потому что на закуску денег не хватало, спуская все заработанное и, понуро опустив головы, вели свои пьяные беседы. Этих еще быстрее обошла стороной, боясь, что среди них в любой момент могла завязаться драка.

В глубине, за кованой решеткой, обвитой зеленым плющом, и входом, укрытым тяжелой бордовой портьерой с бахромой, что скрывало эту часть от основного зала, размещалась зона для лиц иного рода. Ольга быстро пересекла ресторан, радуясь, что матросы не заметили ее, и, войдя в малый зал, бегло оглядела расставленные столы, покрытые относительно чистыми скатертями. Здесь гостей было немного. Под приятную мелодию патефона на мягких велюровых диванах и креслах темно-зеленого и нежно-коричневого цвета ужинали уважаемые люди, кому это еще было по карману: еще державшиеся на плаву купцы и держатели продуктовых лавок, может, пароходчики и владельцы складов, что в тяжелое время промышляли контрабандой и спекуляциями. Наверняка, здесь мог себе позволить отужинать и известный на весь город доктор Базель с супругой, лечивший добрую половину города от сифилиса и гонореи, и чья реклама «украшала» чуть не каждую газету города. Однако, нужного ей человека не было.

Вздохнув, Ольга поискала глазами часы в зале, не найдя, подозвала жестом официанта. Щуплый, лысоватый официант расплылся в противной улыбке, когда она спросила:

– Простите, у меня назначена встреча с господином Мясниковым. Он здесь?

– Нет-с, но Эдуард Лаврович частый гость в нашем заведении. Вы можете посидеть и подождать его, – с этими словами он еще шире улыбнулся, вручая ей бархатную, кое-где заляпанную жиром, папку меню, и показал на крайний столик.

– Благодарю, – с досадой произнесла Ольга и присела на угол велюрового дивана, кусая губы. Честно говоря, тратиться на ресторанную еду не входило в ее планы. Да и ожидание это могло затянуться. Что она скажет Грише?

Раскрыв меню, она долго скользила по нему глазами, пытаясь выбрать что-то попроще и подешевле, чувствуя, как официант, стоя в нескольких метрах подле бархатной портьеры, наблюдал за ней, готовый подскочить и принять заказ. Черт, когда денег в обрез, эти заведения вызывают жуткую неловкость! Дабы отвязаться от его назойливого внимания, Ольга заказала чай с самой дешевой булочкой, смерив официанта взглядом своих красивых глаз, от чего он сам смутился и, быстро раскланявшись, удалился. Закинув ногу на ногу, Ольга принялась ждать, нервно постукивая пальцами по столу и разглядывая шумную компанию господ за соседним столом.

За ним, довольно массивным и большим, окруженным диваном и креслами, сидели трое мужчин. Стол был уставлен блюдами и бутылками с вином. В центре стола красовался запеченный осетр, обложенный зеленью и лимоном, рядом дымились поджаренные колбаски и отварной картофель под укропом, тут же стояли моченые яблоки и соленые грибы под сметаной. Сразу три бутылки хорошего французского вина были откупорены. Все это изобилие в условиях всеобщей нищеты невольно заставляло еще внимательнее разглядывать тех, кто сидел за столом.

Два господина расположились на диване. Первый, довольно тучный и уже в возрасте, в дорогом расстегнутом пиджаке, с лысоватой головой, покрытой испариной, уплетал соленые грибы, от чего его усы и квадратная борода были испачканы сметаной, которую он периодически оттирал салфеткой, попивая вино. Второй господин развалился, закинув нога на ногу и покручивая свой ус. Он был чуть старше среднего, имел довольно приятную наружность, клинообразную бородку, глубоко посаженные темные глаза. Отменный костюм темно-синего цвета и золотая цепочка часов, свисавшая из кармана, также выдавали в нем человека обеспеченного. Он вальяжно покачивал закинутой ногой и пару раз с любопытством взглянул в сторону Ольги. Третий вызвал невольные опасения. Закинув ноги в высоких черных сапогах из свиной кожи на соседний стул и скрестив руки на груди, он сидел в глубоком кресле с теми, кого в последнее время клеймили нелестным прозвищем «буржуи», а сам был в военной форме и бушлате с красной лентой на плече.

Подобные ему чувствовали себя хозяевами в городе с августа, когда в ходе выборов в городскую думу победили царицынские большевики во главе с Яковом Ерманом, а другой большевик Сергей Минин стал городским головой. Ольга об этом знала от соседки, что приходила нянчиться с Анечкой. И сейчас Ольга наблюдала, как он вполне дружелюбно поглядывал на «господ», попивая вино прямо из горлышка темно-зеленой бутылки. Он был не молод, около сорока, высок. На его гладко выбритом лице особенно выделялись большие, почти по-женски красивые серые глаза в обрамлении длинных ресниц, что несколько не вязалось с его одеждой и довольно развязной позой.

– Уверен, что эти ваши большевики не продержатся у власти и до зимы, – произнес господин в темно-синем костюме, насмешливо взглянув на товарища в бушлате.

– Как знать, – протянул тучный господин, прожевываясь и оттирая салфеткой губы. – Здесь у них поддержка большая. Ежели решат вопросы с продовольствием в Царицыне, то их и дальше будут поддерживать. Это самый насущный вопрос сегодня. Вам ли не знать, дорогой Василий Викторович.

Ольга скучающе отломила принесенную официантом черствую булку. Терпеть не могла все эти разговоры о политике. И снова поймала на себе взгляд того, кого назвали Василием Викторовичем. Он слегка ей поклонился, а затем обернулся к собеседникам и, не меняя вальяжной позы, отозвался:

– Я, господа, рад, что все прошло без кровопролития. Народная воля избрала большевика Минина, что ж, я не против. Мы цивилизованные люди. В конце концов, мне есть чем заняться, я верой и правдой служил городу два срока. Возможно, Царицын в этом плане уникален, раз все обошлось без потасовок. У нас и без революционных беспорядков проблем хватает. Предприятия закрываются, продовольствия не хватает, рабочие с утра до вечера колоннами ходят на митинги и собрания. Наличных денег все меньше и меньше. Вот пусть большевики попробуют решить проблемы. А мы посмотрим, как это у них получится, – он усмехнулся.

– Вот с наличными, Василий Викторович, это вы верно заметили. Совершенный беспорядок. И как это государственный банк допустил, что снять собственные средства в полной мере невозможно? – с досадой произнес тучный господин.

– Ну, известно, как, Дмитрий Иванович, – усмехнулся Василий Викторович. – Господин Волжанский мне месяц назад, здесь, в моем ресторане, жаловался, что один клиент единовременно перевел в Ростов миллион четыреста тысяч. Второй чуть не два миллиона отправил на разные счета в Одессу и Новороссийск. Ясно, что рано или поздно денег не станет. Слышал, грозят ввести боны вместо денег, по которым обещают после войны выполнить все обязательства. Только вот что-то верится в это с трудом. Я бы поостерегся.

Ольга, поправляя изящным жестом шляпку, незаметно внимательнее поглядела на этого господина в темно-синем костюме, поняв, что это был владелец данного заведения, бывший глава Царицына, Василий Викторович Кленов.

– Хорошо, что я давно припрятал свои средства и часть смог переправить в Новороссийск, – как бы, между прочим, произнес Дмитрий Иванович, отпивая вино из бокала и с тревогой поглядывая на товарища в бушлате. Тот скучающе покачивал ногами, закидывая в рот зажаренные кровяные колбаски.

– Я тоже успел. Но ведь это не дело. Мой доход складывается из желания обеспеченных людей путешествовать, останавливаться в хороших гостиницах, снимать приличные нумера и обедать в дорогих ресторанах. Но с этой войной и безденежьем просто беда! Люди не могут снять свои средства, приходится терпеть убытки, – недовольно произнес Кленов.

– Согласен, без денег на руках – беда. У меня товара на складах нет, надо бы везти, а средств недостаточно. Тот, что продается, требуют продавать без наценки. Якобы денег нет. А мне какой резон? Мне невыгодно продавать его за так, без барышей. Я вообще-то в него своими личными средствами вложился, риски опять там всякие. Что ж я его за так буду продавать? – Дмитрий Иванович нервно оттер губы салфеткой, глядя на господина в черной куртке. – И не смотрите на меня так, Сергей Иванович. Это вы теперь у власти, вот и решайте наши проблемы. Моя сторона прежняя: везу товары, торгую в прибыль. А за так – ищите дураков.

Сергей Иванович скучающе взглянул на них, молча протягивая руку за вином.

– Вот вы, Василий Викторович, вошли бы в Совет, глядишь, и для вас бы местечко нашлось в управе, – продолжал вкрадчиво Дмитрий Иванович, оборачиваясь снова к Кленову. – Вы – человек молодой, толковый, а свои, надежные проверенные люди везде нужны. Я-то вот стар уже для этого.

– В Совет? – Василий Викторович взглянул на него и покачал головой, переводя взгляд на гостя в бушлате. – Увольте. Без обид, Ростоцкий, но связываться с ними – себе дороже. Вот скажите, без знаний и опыта управления можно добиться успеха? А они считают, что каждый вчерашний забулдыга способен возглавить завод и фабрику просто потому, что он пролетарий. А то, что этот забулдыга сроду не управлял и ответственности не нес, их не волнует, – Василий Викторович нервно передернул шеей и, обращаясь к третьему гостю, слегка подался вперед: – Вот как вы можете служить им теперь, Ростоцкий? Ведь при царе вы были не последним человеком в полиции. Гоняли манифестантов и забастовщиков. А теперь, что же? Изменили себе?

Тот усмехнулся, лихо откидывая полы своего бушлата в стороны, от чего собеседникам явно предстала портупея с черной кобурой, из которой торчала коричневая рукоятка маузера. Заметив взгляды своих собеседников на оружии, он самодовольно улыбнулся и, скрестив руки на груди, тягучим пьяным голосом произнес:

– Больно вы щепетильный, Кленов. Все надеетесь, что вернется прежний порядок? Только он не вернется. Царя нет. Временному правительству веры нет. А у Советов поддержка есть. Их армия поддерживает. А за кем армия, у того и сила. И мне не приходится им служить. Я теперь сам себе власть, – он обвел собеседников красивыми, но холодными светлыми глазами, похлопав себя по кобуре, продолжая сидеть, развалившись в кресле и покачивая ногами в больших солдатских сапогах, отпивая вино прямо из горла бутылки.

– И я об этом много думал, – согласно кивнул Дмитрий Иванович, обхватив свой тучный живот и откидываясь на спинку мягкого дивана. – Многие так думают теперь. Не кажется ли вам, что мы одной ногой над пропастью? Если каждый будет считать, что он – власть, скоро всему конец. А как по мне, господа, так уже не важно, кто эту власть взял, главное, чтобы быстрее навели порядок. Вы уверены, Ростоцкий, что они смогут навести порядок? Ведь от большевиков не знаешь, чего ожидать. Может, вы нас просветите? – он закинул в рот сыр и, прожевываясь, посмотрел на Ростоцкого, который пару раз смачно отхлебнул из горлышка бутылки, от чего лицо его стало заметно краснее, а глаза – весело заблестели.

– Ну, я персона маленькая, – начал он не без удовольствия, поглядывая на господ.

– Ну, не скромничайте. Вы у нас тот еще пострел, – владелец гостиницы Кленов усмехнулся невесело. – И прежде вы были у власти, и теперь, судя по всему, своего не упустите. Армия, говорите? Эта армия больше напоминает бандитов с большой дороги. Вы, стало быть, поощряете грабежи окрестных деревень и сел, реквизиции складов, словом, беспредел? Ну, от чего же вам их не поощрять, вы ведь теперь сами в этом участвуете, и вам кое-что перепадает.

– А почему бы и нет? – усмехнулся своими почти по-женски красивыми глазами Ростоцкий, снова сверкнув черным металлом маузера. – Мы реквизируем, чтобы прокормить армию и голодающих в городе. Разумеется, эти жадные свиньи представляют все так, будто их ограбили. Кто добровольно все отдает, мы их не трогаем.

– Добровольно? И что, много таких? – Дмитрий Иванович нервно рассмеялся и вкрадчиво добавил, подаваясь вперед: – Любой нормальный человек хочет заработать, а Совет заставляет нас сдавать продукты чуть недаром. Надеюсь, по старой дружбе вы отведете своих молодчиков от моих складов, Сергей Иванович? Ежели вы всех распугаете, то в следующем году кормить вас и ваших большевиков будет некому.

Ростоцкий лишь презрительно усмехнулся, покачивая ногами из стороны в сторону, не меняя позы.

– Послушайте, Ростоцкий, – произнес Василий Викторович, откидываясь на спинку дивана и глядя на него. – Ну, ведь должен быть здравый смысл, а? Недавно, представьте себе, Дмитрий Иванович, пришел ко мне из исполкома один и заявляет, дескать, в городе швах с жильем, надо бы выделить товарищам комиссарам комнаты, – он взглянул на тучного господина и усмехнулся. – Я ему: вы не в себе? Платите за них, выделю. Он помялся, помялся, ушел. Потом ко мне пришли двое с бумагой, дескать, просим заселить по усредненной таксе. И штамп Совета. Нет, простите, если всякая шваль теперь будет в приличные дома проситься без гроша в кармане, я что, по миру должен пойти?

– Ну, по усредненной таксе – это лучше, чем отдать за так, еще и с пулей во лбу, – невесело произнес Дмитрий Иванович, кивком показав в сторону Ростоцкого. – Может, так с ними хоть договориться можно будет?

– С кем? С теми, кто хочет просто взять чужое и раздать тем, кто поддерживает эту псевдовласть? То есть я должен все свои капиталы раздать вот этим? – Кленов презрительно кивнул в сторону большого зала, откуда в это время раздался сильный грохот. – Сволочи! – злобно выругался он, покосившись в проход, где яростно билась дорогая посуда и качалась изысканная дубовая мебель.

Ольга тоже взглянула в другой зал на шум и смех. Там, на полу, яростно метеля друг друга, валялись два изрядно пьяных мужика. Пьяные матросы похабно улюлюкали и хохотали, наблюдая за ними. Один из дерущихся вдруг с силой махнул рукой, пытаясь оглушить своего обидчика, но неловко задел ножку стола, от чего бутылка зеленого стекла с грохотом опрокинулась, и прозрачная жидкость из нее потекла сперва на стол, а потом и тонкой струйкой на пол.

– Ах ты, контра проклятая! – взревел второй и, бросив своего противника, подполз к струе и принялся широко раскрывать рот, пытаясь поймать остатки водки. Второй, увидев это, подполз к нему и, зло отпихивая его пьяную красную рожу, тоже начал хватать живительную жидкость ртом. В конце концов, оба настолько увлеклись этим процессом, что в один момент губы их смачно столкнулись под прозрачной струей, от чего в зале раздался оглушительный истерический хохот матросов, принявшихся показывать неприличные жесты руками и бедрами.

Кленов брезгливо поморщился и отвернулся.

– Вот вам пример того, что компромиссы с ними оборачиваются полным беспределом, Дмитрий Иванович, – Кленов ткнул вилкой в кровяную колбаску и надкусил, но новый взрыв хохота в первом зале заставил его с отвращением бросить вилку в тарелку и залпом осушить бокал с вином. – Почему я должен терпеть это свинство? Разве можно сюда пригласить приличную даму? Тьфу! Вот, Ростоцкий, ваши дружки, полюбуйтесь. Скоро и здесь невозможно будет находиться!

Ростоцкий скучающе покачивал ногами, не забывая прикладываться к дорогому вину.

– Нынче, господа, тот прав, у кого наган или маузер при себе, – ехидно усмехнулся он, похлопав по своей кобуре. – Жалования никакого нет, как же быть солдатам? Мы тоже кушать хотим. И кстати, на счет наличных. Их ведь и, правда, нет, – он усмехнулся, взглянув на обоих. – А все вы и такие, как вы. Вы свои счета разом обналичили либо средства перевели в другие города. Может, это не грабеж?

– Что же нам ждать, когда придет Ростоцкий со своими головорезами, и сам их заберет? – Кленов невесело усмехнулся, сверля его взглядом.

– И то, верно. Все, кто не успел, уже ничего не вывезут, – Ростоцкий смачно плеснул в свою глотку вина.

Дмитрий Иванович благодарно улыбнулся, а Кленов снова с горечью осушил почти полный бокал.

В этот самый момент, когда Кленов еще держал опустевший бокал в руке, к нему подлетел официант и, низко склонившись, что-то ему шепнул, от чего Василий Викторович мгновенно просиял и довольно похлопал его по спине, всем корпусом подаваясь вперед и глядя в зал, на ходу говоря господам:

– Ну, полно, господа, о грустном! Сейчас, наконец, начнется самое веселье, как в старые добрые времена. Мясников и Шацкий где-то раздобыли цыган и уже идут сюда!

Все заметно оживились. Даже Ростоцкий подобрал ноги под себя, свесившись через подлокотник, и выглянул в зал из-под бархатной портьеры, держа за горлышко бутылку.

Ольга, которая все это время нетерпеливо сидела в стороне, услышав о прибывших, незаметно тоже выглянула в зал, пытаясь через заросли плюща рассмотреть гостей. Однако прежде, чем что-то увидеть, она, как и все, услышала безудержный мужской хохот, звуки гитары, грохот дверей. Наконец, в ресторан явилась шумная компания цыган в ярких одеждах, и фееричным разноцветьем разошлась по рядам. Трое мужчин с иссиня-черными волосами в шелковых рубахах играли на гитарах, а несколько молодых цыганок, хлопая в ладоши, под свист и зычные крики матросов начали танцевать между столов, энергично двигая плечами и бедрами в ярких многослойных юбках. Следом за ними с хохотом ввалились Никита Шацкий и обнимавший его, еле державшийся на ногах, средних лет господин в коричневом пальто, из-под которого виднелся щегольской костюм в клетку и болтавшаяся золотая цепочка карманных часов. Господин стащил фетровую шляпу с темных волос, зачесанных на пробор, и, размахивая ею, громко закричал пьяным развязным голосом, смешно вытягивая влажные губы с тонкими темными усиками: