Под обломками

– Ну конечно! Педагог-психолог! – почему-то обрадовалась женщина. – Если захотите выплеснуть ваши эмоции, я всегда готова выслушать. Для преподавателей я разработала специальный курс арт-терапии. Могу также дать рекомендации по списку музыкальных произведений. Например, слушать Моцарта очень полезно для нормализации психоэмоционального фона. Хотя бы по полчаса в день, – она указала на стену за собой, где висели часы странной формы: словно стекающие вниз.

– Течение времени, – понимающе улыбнулась Тарин.

– О, вы знакомы с работами Дали? – в глазах собеседницы промелькнуло нечто среднее между уважением и восхищением.

– Немного.

– У меня есть потрясающий альбом его работ, я могу одолжить его вам ненадолго.

– Спасибо, я подумаю об этом.

Девушка умолчала о том, что терпеть не могла картины испанца. Вряд ли это откровение пришлось бы по душе сидящей напротив женщине. Кстати, она ведь не представилась, а спрашивать имя теперь было неудобно. И Элла куда-то запропастилась…

– Знаете, здесь так тихо. После отъезда студентов я еще несколько дней не могу привыкнуть к тишине кругом. Обычно в моем кабинете постоянно кто-нибудь жалуется: преподаватели на студентов, студенты на преподавателей, девочки на мальчиков, мальчики на девочек. Одни подерутся, другие нахамят куратору, третьи страдают от несчастной любви. Родители просят повлиять на детей, а дети не хотят идти на контакт с родителями. Очень много разношерстных студентов в группах, много иногородних и даже иностранных обучающихся. Нужно постоянно исследовать сплоченность коллектива, склонность отдельных личностей к девиантному поведению. Не забывать вовлекать оторванных от социума ребят в общественную жизнь. Руководство требует отчеты…

– Извините, – Тарин прервала поток откровения. – Вы сказали «в моем кабинете». Разве это не кабинет Эллы?

– Мы делим его на двоих, но она почти никогда здесь не появляется. Если только нужно написать план воспитательной работы.

– Тогда может быть, я напрасно жду?

– Что вы, мы же так интересно проводим время!

– Извините, но я, наверное, пойду. У меня еще есть дело в общежитии.

– Заходите, когда захочется! Я всегда готова выслушать!

– Да, да, я уже поняла, – Тарин с радостью закрыла за собой дверь.

Когда она все-таки нашла Эллу, та была поражена:

– Что ты забыла у Лары? Все же знают, что она немного… странная.

– Я, между прочим, тебя искала. Думала, ты в кабинете. Если она как ты говоришь странная, то почему она здесь работает?

– Ребята говорят, что она свое дело знает. Родители ее тоже хвалят. Хотя, будь у меня какие-нибудь проблемы, пошла бы к кому угодно, только не к ней. Не нравится она мне.

Вечером Тарин посмотрела на календарь в своей комнате и поняла, что время действительно подвержено течению: до начала семестра оставалось совсем немного.

Виктор приехал на следующий день. Как всегда, без приветствия, он подошел и подсел к Тарин в кресло напротив:

– Вы сказали, что рассказали мне все, что знаете.

Девушка отложила бумаги в сторону и взглянула на него. Виктор явно был рассержен.

– И что я, по-вашему, не рассказала?

– Во-первых, вы не сказали, что тело Вагнера не нашли.

– Нашли его кровь и его вещи в лаборатории в тот день. Тут все очевидно, не думаете?

– Не все так просто. Вы знали, что он игрок?

– Игрок? Вы точно говорите о Вагнере?

– Следствие обнаружило у него большие карточные долги. Он задолжал серьезную сумму, но таких денег у него не было.

– В первый раз слышу. Если и так, что это меняет?

– Есть версия, что он инсценировал свою смерть и забрал все наработки, чтобы продать их фармацевтической компании.

– Какая глупость!

– Если бы ваша группа открыла исследуемый способ в стенах лаборатории, патент принадлежал бы университету. Полученная премия не покрыла бы его долги.

– Хватит, не хочу больше этого слышать! Вы не знали его. Он бы никогда так не поступил, ни с исследованиями, ни со Стеллой! – кровь прилила к щекам девушки, глаза ее потемнели.

– Вы уже признали, что ошибались в людях. Готов спорить, в виновность Яна вы тоже не сразу смогли поверить.

– Кстати, как тогда в эту версию вписывается исчезновение Яна?

– Они могли провернуть это вдвоем.

– Тем более я не верю, – покачала она головой. – Они очень холодно общались друг с другом.

Виктор посмотрел на девушку:

– Это могла быть лишь вывеска. Иногда люди, внешне проявляющие раздражение или неприятие, на самом деле испытывают совсем другие чувства.

– Почему тогда этого средства нет на фармацевтическом рынке? Прошло уже больше года – достаточный для Вагнера срок, чтобы все завершить. Я знаю: он был на пороге решения проблемы с синтезом хемокина.

– Возможно, он хочет выждать, пока шумиха уляжется.

– Не было никакой шумихи. Университет решил не выносить сор из избы. Родители Стеллы попросили, чтобы их никто не трогал. Для общественности это представили как несчастный случай.

– Тарин, я понимаю, вам тяжело представить, что человек, которого вы хорошо знали, оказался совсем другим, – он протянул руку к ее руке, но девушка одернула ее.

– Я как раз хорошо это представляю! Лучше, чем вы думаете. Вагнер этого не делал.

– Давайте хотя бы предположим, что он по какой-то причине остался жив. Куда бы он мог направиться?

– Он был сиротой. Безвылазно находился в университете.

Тарин невольно улыбнулась, вспоминая. Казалось, она снова видела как он, склонившись над своими тетрадями, сидит в университетском парке под ивой и не замечает, как вокруг него кипит жизнь. Кто-то поет под гитару, кто-то занимается спортом, кто-то держится за руки с любимой, кто-то просто общается в компании друзей, а Вагнер в это время пишет, хмурится, грызет колпачок ручки и снова принимается писать.

– Вагнер был очень скрытным, я говорила об этом. Это все, что я знаю. Виктор, прошу, больше не развивайте при мне эту версию.

– Хорошо. Но тогда у меня к вам еще один вопрос. Вас было пятеро. Вы рассказали мне обо всех, кроме Римуса. Почему?