Если женщина…

Этого Гриша не знал, то есть он, конечно, знал, что его институт занимается конструированием зданий для промышленности, которая почему-то называется оборонной, а потом в этих зданиях получается какой-нибудь завод, который… В общем, объяснять все было и трудно, и долго. Пришлось ответить так:

– Всевозможные!

Марина и Лукич все еще танцевали. Михнушева налила себе и Грише водки и сказала:

– Все заведующие лабораториями очень любят танцевать.

– Нет… Я – не очень, – ответил Гриша.

– Значит, вы – мой человек! Как это чудесно: не любить танцев и заниматься в жизни чем-нибудь секретным! Обожаю всякие секреты!

Гриша глянул Михнушевой в глаза и поспешил сказать тост:

– С праздником!

Удалось потанцевать с Мариной и ему. Настроение было обостренное, и когда любимая оказалась рядом, Грише захотелось стать особенно ироничным.

– Ну как? Хорошо танцует Лукич? – спросил он.

– Его зовут Олег. Он – рентгенолог.

Гриша в этот момент ненавидел всех рентгенологов страны.

– Что ж хорошего? Радиацию разносить?

– Это тебе Михнушева сказала?

– Сам знаю! Что я, на рентген не ходил?

Кончился танец легкой ссорой, тяжелым осадком и очередной рюмкой.

– А я была недавно в Польше, – сказала Михнушева, закусывая.

Гриша вспомнил про Сазонтьева и ответил:

– Теперь многие в Польшу ездят.

Михнушева, кажется, обиделась и продолжать не стала. Лукич спросил у нее с улыбкой:

– Ты не обидишься, если мы с Мариночкой еще немного потанцуем?

Гриша посмотрел на Лукича с удивлением, подумал: «Он меня за пустое место держит? Я, между прочим, плачу!» Гриша покусал от обиды вилку, а когда любители танцев ушли на круг, спросил у Михнушевой:

– У вас галантный кавалер?

– Этот-то? Фуфло это, а не кавалер!

Впервые за весь вечер Гриша искренне рассмеялся. Он чуть не поцеловал Михнушеву. Она виделась настоящим другом.

– Почему?

– А я почем знаю! Почему вы мужики – фуфло?

– Зачем же так обобщать, когда можно выпить? – заметил Гриша.

Он выпил и снова посмотрел на танцующих Марину и Лукича. Радость в его душе, глотнув воздуху, снова опустилась на дно. Щеки от ревности отвисли, и Гриша стал похож на грустного бурундука.

Вскоре началось варьете. Девушки с длинными блестящими ногами и аккуратными попочками ритмично двигались под музыку и отчаянно улыбались. Наступил праздник тела. Гриша пил, смотрел, закусывал и думал о падении нравов, но если бы сейчас Марина подсела бы к нему, погладила по голове, сказала бы, что любит только его, что никакие рентгенологи на свете ей не нужны, общество потеряло бы еще одного противника легких жанров. Увы! Этого не случилось! Ну а уж если кругом разврат, глупо не выпить еще!

Очнулся Гриша на собственном диване в ботинках и костюме. Он потрогал ворот, галстука не было. Гриша вскочил, испуганно спросил у темноты:

– Где я?

Он постоял немного посреди комнаты, посоображал, включил свет. Долго искал пальто. Пальто нашлось на кухне, на плите. В его карманах ничего, кроме мятой записки, не было. В записке значилось: «Тамара», рядом номер телефона. Гриша попил воды, сел на табуретку и долго вспоминал, что же это за Тамара, и вообще, что было? Помнилось, что его везли до дому на такси, больше – ничего. Абсолютно пропало из памяти, как он расплачивался в ресторане, как поднимался по лестнице, как попал в квартиру, а самое главное – куда девались Марина и Лукич.

Часы и пустой кошелек нашлись в ванной. Времени было пять утра. Гриша еще не протрезвел, поэтому достаточно решительно набрал номер телефона любимой. «На свои сто семьдесят пять рублей имею право звонить, когда захочу!» – подумал он.

– Ты что? Обалдел? – спросила Марина.

– Ты дома?

– А где ж мне быть?!

– А правда, что ты с Лукичом живешь?

– С каким Лукичом? Сколько время?

– Ладно. Я позже позвоню. Пока отдыхай!

Гриша был строг. Он решительно положил трубку. За Марину он теперь не волновался. Она дома, а дома – мама, значит, Лукича там нет.

Он посмотрел на себя в зеркало и подумал: «Ряд волшебных изменений милого лица». Гриша набрал на кухне в стакан воды, чокнулся с краном и попил еще.

– С праздничком!

Весь последующий праздничный день он пил чай, смотрел телевизор и думал, у кого бы узнать о вчерашнем…

Хорошо бы иметь какое-нибудь приспособление, чтобы оно снимало тебя во дни торжеств и застолий на пленку, но так, чтобы окружающие об этом не знали! Утром проснулся, вставил пленку в аппарат и изучай свои ошибки! Можно было бы посмеяться… Или носить в кармане маленький магнитофончик. Хоть что кому говорил, знать. А потом позвонить Марине и спросить:

– Ты хоть помнишь, что мне вчера говорила?

А она и не помнит!

В честь праздника Гриша открыл банку свиной тушенки, выигранной в лотерею на работе, и смешал с вареной картошкой. Отец, когда дома бывала картошка с тушенкой, всегда радостно потирал руки и вспоминал суровые фронтовые годы. Грише теперь тоже представился фронт, землянка, взрывы снарядов и санитарка с лицом Марины. Он даже навел ложку на воробья за окном и сказал:

– Тра-та-та!

Тем самым обозначив пулемет Калашникова – лучшее стрелковое оружие времен войны.