Жёлтая виолончель

Зен вспомнил другие роды – дня три назад. Тогда убили всех. Отчим свалил шевелящихся мокрых уродцев в мешок и отправился сбрасывать со скалы. Зен подумал, что в какой-то момент он тоже может надоесть своим приёмным родителям. У него были всего две руки, всего одна голова, и, кроме того, он слишком часто подворачивался отчиму под ноги.

Зен боялся попасть в мешок.

Я оставлял его в полной нерешительности. Он не знал, чего ему больше хотелось – упасть со скалы вместе с очередным помётом мамаши Лямуш или жить здесь дальше и терпеть злобное семейство Буров, где он всегда останется чужаком.

Я больше не могу читать. Буквы расплываются в синюю пелену. Голова кружится. Холодно. Ну, хорошо, это просто болезнь. Наверно, когда-нибудь мой организм её победит. Или наоборот. Но эта синева, и провалы в памяти, и безумные видения наяву, и обрывки неправдоподобного прошлого – когда это кончится? Похоже на глюки от эликсира Иванова. Но должен же меня этот эликсир когда-нибудь отпустить?

В конце концов, память, которая дарит мне небольшие зарисовки на тему моей жизни, может оказаться просто фальшивкой. И я совсем не тот безымянный мрачный человек из мелкой шарашки, который сидит за монитором часами, тестируя странные программы или беседуя с воображаемым бестелесным другом. А кто я тогда? Левин? Паша Краматорский? Может, я спился и мне в моём алкогольном бреду видится то одна, то другая весёлая картинка? Но если я пьян, то почему тогда мёрзну? Или я Зен, который на самом деле ходит к Философской Бочке с наивными вопросами в попытках постичь свой уродливый мир?

Дверь! Кто-то выходит из подъезда. Она открывается, и появляется старик, ведущий на поводке собаку. Болонка тявкает на меня, и я, глядя на закрывающуюся дверь, понимаю, что не успею остановить её, пока старичок с собакой ещё здесь. Должно быть, мне ещё не настолько плохо, раз меня волнуют такие вещи. Я стыжусь того, что у меня нет дома, и что я хочу погреться в чужом подъезде. Старик и собака удаляются по тротуару. Ничего. Собака сделает свои дела, они вернутся, и я чуть придержу дверь за ними. Всё очень просто.

Зубы мои начинают стучать. Вдоль длинного дома дует холодный ветер. Я вдруг вспоминаю, что у меня в рюкзаке есть свитер. Какой же я идиот. Давно надо было его надеть. Ну, неудивительно, я же ничего не соображаю своей теперешней башкой. Долго вожусь трясущимися руками с молнией рюкзака, нащупываю толстую шерсть, надеваю свитер. Дрожь не останавливается, но всё же становится чуть лучше. Ничего. Ничего. Я переживу эту ночь.

Ага. Вот и старичок с собакой. Движутся по тротуару в мою сторону. Отлично. Сейчас я попаду в подъезд и как следует согреюсь. А ещё в одном из окон рядом, за занавесками, начинает негромко играть какая-то музыка. Та-там, та-там, та-там, та-там, та-та-та-там». Это же что-то очень знакомое… Когда-то я точно её слышал… Плёнка на моём мозге натягивается, и я чувствую, как снова проваливаюсь в чёрную бездну.

Чёрная жидкость покачивалась передо мной. Я с сомнением держал в руке стакан и думал, не хочу ли я всё это прекратить.

– Почему она так выглядит? – спросил я.

– Ну, вы же отлично помните, – сказал Иванов, сидящий напротив меня, улыбаясь, – как вы пили такую же жидкость некоторое время назад. Это мой чай. Только в прошлый раз он был зелёным, а теперь чёрный.

– Ещё я отлично помню, – сказал я, опуская стакан на стол, – что вы обещали мне заплатить деньги сегодня.

– Я же дал вам некоторую сумму в прошлый ваш визит, разве нет? – попытался увильнуть Иванов.

– Некоторую – да, – согласился я. – А обещали заплатить всё.

– Ну, хорошо, – сказал Иванов. – Я виноват. Я пока не смог собрать нужные деньги. Обещаю, что это сделаю. Не будет ли некоторой компенсацией для вас, если я объясню суть моего сегодняшнего эксперимента?

Я вздохнул:

– Валяйте.

– Видите ли, в чём дело… – руки Иванова в резиновых перчатках засуетились, заволновались и, в конце концов, обхватили колени. – Я хочу исправить в вашей личности несколько неудобных моментов. В частности, вашу пассивность. Это не очень точное слово, но я не могу в настоящий момент подобрать более удачное. В целом, по вашим рассказам, вы активный человек – работаете, пишете книгу, преподаёте. Но ваша жизнь устроена не так, как вам хотелось бы, и вы не пытаетесь её менять.

– Я же пришёл к вам, – возразил я.

– Да, это правда, – Иванов снова сделал раздражающий меня жест, поправив очки. – И это хорошо. Но мне хочется, чтобы вы научились принимать важные решения. Для этого я бы хотел, чтобы вы смогли устранить ваши комплексы и страхи. В прошлых экспериментах я увидел, что вы способны на некоторое время оторваться от реальности и абстрагироваться. Но заложить в подсознание новые установки мне не удалось. Поэтому я и предлагаю вам принять эликсир нового образца. Выпейте.

Я снова поднял со стола стакан и рассмотрел содержимое. Было похоже на битум, только чуть жиже. Отхлебнул. Вкус был не то чтобы противный, но неестественный.

– Хорошо, – сказал Иванов. – Это правильно, что вы согласились выпить. Поверьте, это больше в ваших интересах, чем в моих.

– А чем отличается этот эликсир от прошлого? – спросил я. – Кроме цвета и концентрации?

– Немного переставлены акценты в действии, – сказал Иванов. – Чуть больше того, чуть меньше сего… Не волнуйтесь.

Я хлебнул ещё и ещё. Наконец отставил почти пустой стакан, по стенкам которого сползала чёрная гадость.

– Снимите очки, пожалуйста. Да. Положите на стол. А концентрация, надеюсь, поможет чуть более длительному действию, – сказал Иванов. – Поскольку вы не успеваете как следует вжиться в иррациональное состояние, я решил…

– Более длительному? – переспросил я и почувствовал, что начинаю злиться. – Я в прошлый раз полдня отходил.

– В каком смысле? – уточнил Иванов.

– Да глючило меня! – выкрикнул я. – Мерещилось чёрт знает что. И до сих пор ещё не уверен, что на самом деле происходит, а что нет.

– Это интересно, – сказал Иванов. – Я не думал, что будет такой эффект. Хотя, если подумать, это даже хорошо.

– Что же хорошего? Уродуете мою психику… – Я почувствовал, как кружится голова, и вжался в спинку кресла, полузакрыв глаза.

– Это спорный вопрос, уродую я её или исправляю. Вот вы всё ноете, что я вам денег не даю, да?

– Что значит «ною»? – я открыл глаза от возмущения. – Вы мне обещали! Я не хочу быть подопытным кроликом бесплатно.

– Ну, так держите, – улыбающееся лицо Иванова плавало передо мной, довольное, зубастое, так что мне ужасно захотелось по нему ударить. Но, однако, я вдруг понял, что он мне протягивает что-то.

Оторвавшись от спинки, я принял из его рук две толстых пачки пятитысячных купюр.

– Что это? – пробормотал я. – Это деньги? Слишком много… А, – до меня дошло. – Фальшивые. Издеваетесь опять?

– Почему сразу издеваюсь? Проверьте, – Иванов отодвинулся от меня и рассматривал, оценивая.

Перед моими глазами всё скакало и кружилось. Я надорвал одну из упаковок, достал купюру, посмотрел на просвет. Водяные знаки были. Поднёс близко к лицу, разглядел характерные мелкие вкрапления и узорчатый рисунок. Понюхал. Пахло деньгами.

– Берите, берите, – сказал Иванов. – Не волнуйтесь.

Я с усилием засунул обе пачки в карман, отчего тот стал похожим на гигантскую опухоль на ноге.

– И всё-таки что-то здесь не так, – сказал я. – Вы же говорили, что у вас денег нет… Хотя в прошлый раз, кажется, говорили, что есть. Вы всё время врёте…

– Не всё время, – сказал Иванов. – Деньги настоящие до тех пор, пока я могу вас в этом убедить.

– Что это значит?

– Ну, достаньте их снова.

Я сунул руку в карман и не обнаружил там ничего, кроме ключа от квартиры Жупанова.

– Что за чёрт? – не понял я.

– Под воздействием эликсира вы многому можете поверить, – сказал Иванов.

– Да не поверил я! – я разозлился, и вокруг меня снова заплясали разноцветные пятна. – Я вообще вам не верю.

– Ну, это неправда, – сказал Иванов. – А то, что вы мне сознательно насчёт денег не поверили – это да. Но подсознательно вы допустили такую возможность, поэтому ощущали их как реальные.

– Бред какой-то, – сказал я.