Жёлтая виолончель

Хорошо. Попробуем так.

«7. Зен отправляется в путешествие. Город змей».

Я закрыл глаза и представил себе, как новоиспечённый Зен де Зен бредёт вдоль остатков газопровода в надежде выйти к морю и приходит к мрачному городу, где обитают огромные толстые змеи. Он идёт среди них, стараясь не бояться, а они делают вид, что не замечают его, и ползут по своим делам. Он пытается узнать у них путь, но они просто ползут и ползут. Наконец, один из гадов, самый большой и страшный, подползает к Зену и спрашивает, почему он не боится и не бежит из города прочь. На что Зен отвечает, что никому здесь не делал зла и не думает, что заслужил в ответ что-то плохое. Восхищённый этим ответом, царь змей приглашает Зена к себе…

По траве перед скамейкой скакала маленькая птичка. Похоже, трясогузка, поскольку при каждом прыжке смешно трясла хвостом. Я улыбнулся. Она была такой маленькой и меня абсолютно не боялась, подбираясь совсем близко. Может, по той же причине, что и Зен. Но я сам разве сделал кому-то зло? Разве что мысленно. Хотя нет. Нечего себя обманывать. Мои вспышки гнева вполне могли пугать людей или портить им настроение. Я не хотел больше об этом думать посреди солнечного приятного утра. Итак, дальше.

«8. Зен в городе глупцов».

Здесь у меня пока была чётко продумана только одна сцена. Зен приходит на площадь, где толпа людей собралась вокруг башни с часами. Они гадают, сколько ударов будут бить часы в следующий раз. Зен спрашивает, сколько они били в прошлый раз, и узнаёт, что двенадцать. Тогда он предсказывает, что часы пробьют один раз, поскольку так всегда делала его чикалка. Он оказывается прав, и люди называют его великим колдуном. Ему дают оруженосца, который будет нести его поклажу, сильно увеличившуюся от подарков царя змей, и кучу оружия, а потом посылают на битву с могущественным волшебником.

«9. Злой волшебник Уррен Гой».

Я мало думал о сражении Зена с волшебником. Хотелось чего-то героического, но вместе с тем остроумного. Я снова закрыл глаза, подставил лицо Солнцу и стал думать. Внезапно почувствовал, как на скамейку рядом со мной кто-то присел.

– Вы позволите?

Я открыл глаза. Рядом со мной, расставив ноги, сидел старик с палочкой. Краем глаза я разглядел вместо одной ноги старый протез. Должно быть, инвалид. Может, он вообще мне чудился под воздействием эликсира, который я принял вчера у Иванова? Но нет, вряд ли. Я хорошо его видел, в деталях. Глубокие старческие складки пролегли по бокам ото рта, длинный нос с небольшой горбинкой венчала бородавка на кончике. Седая щетина была выбрита неровно. Глаза улыбались, окружённые сеточкой мелких морщин.

– Да, конечно, – сказал я, но подумал про себя, что это очередной попрошайка. Или, в лучшем случае, проповедник. Надо было ответить «нет», но мне это казалось чуть ли не противозаконным. Скамейка ведь не принадлежала мне, к сожалению.

Старик, однако, не торопился обращаться с просьбами, а похлопал себя по карманам штанов, нашёл мятую пачку сигарет «Союз-Аполлон» и, достав одну штуку, закурил. Кажется, он уловил что-то в моём взгляде, повёл седой бровью и произнёс:

– Что-то вы напряглись. Да не волнуйтесь, я сейчас минут пять посижу, покурю, да дальше пойду.

– Я не волнуюсь, – я опустил глаза в тетрадь.

– Я просто гуляю здесь часто, – сказал старик. – У меня вон в том доме подруга живёт. Мудрая женщина. Люблю с ней поболтать. А денег мне чужих не надо. И накопления есть небольшие, и пенсия, и дети помогают. Редко, правда, вижусь с ними. Вот у вас родители есть, молодой человек?

– Нет, – ответил я сухо, всё ещё испытывая недоверие. Старик покосился на меня и словно бы вздохнул.

– Я понимаю, – продолжил он, затягиваясь. – Сейчас в каждом встречном видишь кого-то, кто тебя обмануть хочет. Всем от тебя что-то надо. Кто деньги последние целится отобрать, кто агитацию провести. Вот моей соседке на днях в дверь позвонили. Купите, говорят, товар почти бесплатно. Рекламная акция, открываем магазин. Всучили какого-то барахла, на которое без слёз не взглянешь, а отдала за него десять тысяч рублей. Я потом прикинул – всё это стоит ну максимум тысячу. Это если в магазине покупать. Самая дорогая вещь – чайник, да и тот протекает и пластмассой воняет за километр. Натренировались людей дурить. Вот что с такими делать? Ведь они нас с вами портят. Делают подозрительными, злобными. Мы перестаём друг к другу по-человечески относиться. Если хочет человек познакомиться, умысел корыстный ищем. Добро просто так делает – и вовсе больной. А если подумать – что их, в тюрьму сажать? А за что? По какой статье? Сама ведь деньги отдала. Вот вы бы что посоветовали?

Я закрыл тетрадь, вздохнул.

– Не знаю. Проучить их надо. Побить, может?

Старик покачал головой.

– Это вы зря. Ни один человек ещё от побоев лучше не стал. Да и тому, кто бьёт, один вред. Привыкает кулаками проблемы решать.

Он выкинул окурок в урну, пожевал ртом пустоту и уставился вдаль.

– Во всём хорошее надо находить, – сказал он. – Ну, или смотреть хотя бы с разных сторон. Вот, к примеру, везде сейчас что-то строят. Меняется Москва. Все ругаются. Мол, воровство одно да с землёй жульничество. Это правда. Уж сколько хороших зданий по всей Москве поразрушали. И всё по-тихому, вроде само обвалилось. А потом – бац! – и на этом месте торговый центр или бордель какой.

– Это где бордель? – заинтересовался я.

– Да это я так, – усмехнулся старик, – для красного словца. Я к тому говорю, что это всё, конечно, плохо. А с другой стороны – это жизнь ведь. Может, этот особняк исторический и правда уже не нужен никому, а торговый центр нужен?

– Ну, нет, – сказал я. – Торговых центров пруд пруди, а особняков всё меньше. Скоро совсем не останется.

– Это да, – согласился старик. – Но всё-таки я рад, что шевелится что-то, происходит. Всё-таки строим что-то. От одного времени особняки остаются красивые, от другого – бордели.

– Так, а что же делать-то с этим? – спросил я. – Или пусть разрушают?

– Да не знаю вот, – старик развёл руками. – Думаю, это со всеми нами надо что-то делать. Уж больно мы запутались.

– В чём?

– Да в паутине разной. Не знаю, как объяснить. Каждый человек, вместо того, чтобы жить нормально, прикипает к чему-нибудь, прилипает. Как в паутину к пауку, понимаете?

– Нет.

Старик почесал седую голову.

– Ну, вот взять, скажем, алкоголь. Ведь хорошая же вещь. Сам Черчилль говорил в своё время, мол, «алкоголь дал мне гораздо больше, чем забрал у меня». Он и стресс может снять, и согреть в мороз. А что мы с ним делаем? Привыкаем, хлещем литрами, становимся дурными, семьи свои теряем. И с другими вещами так же. Влипнем головой в какую-то паутину, будто так и надо. Кто по бабам пойдёт, кто в монастырь, а кто, не приведи господи, и вовсе всю жизнь деньги одни зарабатывает.

– Что же в этом плохого? – удивился я.

– Да так вроде бы ничего, если бы с головой, – ответил старик. – Если бы понимал, для чего тебе эти деньги, и чем ты ради них должен жертвовать. Я про то, что мозги у людей отключаются. Всё суета, все что-то делают, а посмотришь со стороны – стадо одно.

Он замолчал, опершись на тросточку и глядя в землю прямо перед собой. Я подумал, что он высказал мне в таком беспорядочном сумбуре, наверно, сразу все свои старческие беспокойства.

– Извините, пожалуйста, – заговорил он снова. – Вы позволите мне полюбопытствовать? Я, когда подходил, вы вроде бы что-то в тетради черкали… Случайно, не книжку пишете?

Я изумился его догадке и от растерянности даже не стал, как это бывало обычно, ничего отрицать.

– Ну да, – сказал я. – Пытаюсь. Вот план составляю. Начал только недавно.

– Вот это хорошо, – сказал старик. – Это я одобряю. Я сразу понял. Уж больно здесь место для таких вещей подходящее. И погода удалась. Эта вот самая писанина – тоже, по сути, паутина, в которую вы влипли. Но она полезная. И голову развивает, и другим может оказаться добром. Такие привычки – очень хорошо. Мне кажется, каждый человек в жизни должен хотя бы одну книжку написать.

– А вы? – спросил я. – Написали?

– Баловался по молодости, – ответил старик. – Больше стихи. Пара рассказов мелких. Но сейчас уже понимаю, что ерунду писал. Однако всё равно это хорошо. Полезно было. И сам немного поднялся над собой, и окружающим показал, что я идиот и как писатель ни черта не умею.

Он засмеялся. Посмотрел мне в глаза.

– Ну ладно, – сказал он. – Больше не буду вас утомлять. Сам я уж отдохнул, да и пообщался заодно. Всего вам хорошего. И с книгой успехов.

– До свидания, – ответил я.

Он тяжело поднялся со скамейки и медленно, широко расставляя ноги, пошёл прочь. Я глядел ему вслед и думал, что, кажется, впервые за всю жизнь беседа с незнакомым человеком не принесла мне отрицательных эмоций. Необыкновенный дед. Да ещё инвалид.

Я вдруг заметил, что обе ноги у удаляющегося старика были здоровые. Никакого протеза. Должно быть, я кончик палки, которая стояла у него между ног, принял за протез. Хотя вроде так чётко видел деревянную ногу. Да ладно, какая разница, почему мне померещилось?

Я вернулся к плану. Писать уже не очень хотелось. Но план закончить я решил твёрдо и не собирался отступать. Поэтому быстро набросал оставшиеся пункты:

«10. Зен расстаётся с оруженосцем и добирается до моря. Лодка. Разочарование. Тошнит.