Жёлтая виолончель

– Не знаю, – мямлю я. – Слабость какая-то…

– Ещё не поздно вернуться.

– Да не, я нормально…

– Ну ладно, в автозаке отдохнёшь, – соглашается Вера.

– В чём?

Она не отвечает, ускоряясь при виде подъехавшего поезда. Еле успеваю запрыгнуть за ней в закрывающиеся двери. Вокруг гудит. Синие пятна прыгают в глазах.

– Зря ты пошёл, – кричит Вера сквозь шум. – Вон бледный какой. Ещё вчера тридцать восемь было.

Я молчу. Едем. Вагон набит народом. Не могу разглядеть лиц. Зато вижу рекламу на стенах вагона. Реклама каких-то автомобилей. Совершенство, превосходство, нормочас. Зачем рекламировать автомобили? Если их будут покупать больше, воздух станет грязнее. Или я машины с сигаретами перепутал? Ну, так реклама сигарет вроде и запрещена. Так. О чём я думал? А. Чем больше машин, тем больше пробок. Тем медленнее едут машины. Тем меньше от них проку. Они пожирают сами себя. Может быть, они тоже монстры? Как Вера.

– Пошли. Что спишь? – говорит она сердито и тянет за руку. Выходим из вагона, потом вверх, вверх.

На улице всё так же свежо. Правда, мутно. Если постараться, видно далеко, но я не могу понять до конца того, что вижу. Понимаю, что мы идём вдоль по улице. В том же направлении движутся другие люди. Много. Замечаю у некоторых в руках плакаты или листы бумаги с рисунками и надписями. Значит, они идут туда же, куда и мы. Лица у людей открытые, приятные. Такое ощущение, что у них праздник. Вон девушка идёт в красном пальто и длинных сапогах. Не слишком ли тепло она одета? Пропала куда-то. Вот интеллигентный мужчина в костюме, с галстуком. Очки стильные. Недешёвые, скорее всего. В руке плакат. Успеваю прочитать «Посидите лучше сами».

Вера увлекает меня за руку всё дальше. Ноги мои заплетаются. Похоже, у меня всё ещё температура. Но всё-таки я чувствую себя не так уж плохо. Почему-то приятно идти среди всех этих людей. Пусть я и не очень понимаю, чего они хотят…

– Верок! – доносится справа.

К нам, перерезая толпу, движется высокий наголо бритый парень с круглым лицом. В руке свёрнутый флаг с каким-то рисунком. Замечаю, как Вера неслышно произносит губами непечатное слово.

– Привет. Решила всё-таки прийти? – спрашивает он, улыбаясь широкой, блестящей улыбкой.

– Привет, – говорит Вера, не останавливаясь. – Решила.

– Ты же в прошлый раз сказала: «В жопу ваши митинги».

– Я помню, – Вера старается идти быстрее.

– Не можешь без нас? – парень не отстаёт, не убирая с лица улыбку. Его армейские ботинки стучат о тротуарную плитку громко, отдаваясь в моих ушах.

– Без тебя, Ден, точно могу! – отрезает Вера. – Отстань.

– Ну, как знаешь, – парень, наконец, отстаёт.

Пару минут двигаемся молча. Толпа всё плотнее.

– Это кто? – спрашиваю я.

– Да так, – отвечает Вера. – Деятель один. Придурок. Жила я с ним по глупости. Неважно.

Я немного удивлён её откровенности, но продолжаю семенить следом. Пытаюсь понять, где мы. Здания вокруг высокие, старые. Улица широкая. По краям стоят ряды маленьких автобусов. Кажется, они называются ПАЗ. Не знаю, почему. Но вот помню. Это хорошо, наверно. Хорошо, что помню. То, что стоят, как мне кажется, не хорошо. В автобусах сидят существа в панцирях. Впереди, где толпа становится гуще, вижу ещё таких же.

Вглядываюсь вдаль. Линия бронированных мутантов окружена голубой дымкой. Они кажутся нереальными. Шевелятся. Железные загородки. Мутанты копошатся вдоль них, как мухи вокруг сладкого пятна на столе.

– Оцепление, – бормочет Вера. – Знала, что будет ОМОН, но чтобы так много… И вбок уйти некуда, нам же на площадь.

Толпа течёт всё медленнее. Впереди вижу ещё нескольких существ, которые движутся навстречу толпе. Один из них, высокий, на пару голов выше волнующейся массы людей, притягивает мой взгляд.

Поверх хитинового панциря на нём драный чёрный плащ. Голова замотана чёрной тряпкой, так что виден только один огромный зелёный глаз, вращающийся в глазнице, да выступающий далеко вперёд нос с четырьмя ноздрями. Ноздри шевелятся, каждая на длинном хоботке, и втягивают воздух. Я чувствую, как существо дышит. Ему не нравится местный воздух. Ему нехорошо здесь. Оно высовывает из-под плаща гибкие конечности и указывает когтями в сторону. Остальные, помельче, суетятся.

Я вижу окружающий их синий туман и вдруг понимаю, что происходит. Я словно снова в прошлом. Словно это уже было.

– Вера, – говорю я, замедляясь. – Стой. Я видел эту картинку.

– Что за картинку? Ты о чём? – она даже не оборачивается.

– Видишь там четырёхносого? Высокий мутант в плаще.

Вера поворачивает голову. На лице непонимание, смешанное с недоверием.

– Четырёхносого?

Понятно. Она не видит. Это мои глюки. Неважно. Надо объяснить.

– Я знаю, что будет дальше. Там высокий человек. По его приказу полицейские вылавливают случайных людей из толпы и задерживают. Мы пройдём ещё метров двести. Тебя схватят. Я разозлюсь, начну на них орать, ударю одного в плечо. Меня тоже поймают и потащат к тем машинам. Я это видел уже.

Вера продолжает идти дальше, глядя вперёд. Потом останавливается. Опускает плакат.

– Здесь всё равно уже ничего хорошего не будет, – говорит она. – Давай выбираться.

Мы лезем сквозь толпу вбок. Толкотня. Пролезаем между машинами. Подворотня. Узкий переулок. Вера забирает у меня мой листок. Комкает и выкидывает оба в урну. Лицо грустное.

– В жопу эту митинги, – говорит она. – Я давно говорю, что это бесполезно. Их слишком много, у них деньги, власть, а нас слишком мало. Не так надо действовать.

– А как? – спрашиваю я.

– Надо, чтобы больше людей вокруг понимало, что происходит. Тогда всё само изменится, – говорит Вера.

Мы идём переулками в сторону метро. Кое-как ковыляю, стараясь не отстать. Перед глазами сплошная синева.

– Чего молчишь? – спрашивает она. – Не согласен?

– Не знаю. Я-то вообще не в курсе. Совсем.

Вера смотрит на меня. Хмурится. Прикладывает руку мне ко лбу.

– Да у тебя опять температура дикая. Пошли домой скорее.

Она тащит меня в метро. Снова погружаемся в трубу. Кругом пумары. Разные. У некоторых даже одна голова. Маскируются, гады. Как же душно… Хочется вынырнуть, глотнуть воздуха.

– Хармс! Ты что падаешь? – возмущается Вера. – Мы на эскалаторе же.

Руки у неё сильные. Удержала. Хорошо. Я, кажется, улыбаюсь. Сверху, на потолке, проплывают боги с винтовками. Меня затаскивают в вагон и усаживают на сиденье.