Жёлтая виолончель

– А ты что о себе помнишь вообще? – спрашивает Вера.

– Да ничего, на самом деле, – отвечаю я. – То, что я вижу кусками – может, оно и не про меня вовсе. Может, я просто бомж, а остальное мои фантазии.

– Бомжи тоже откуда-то берутся, – говорит Вера. – Ладно. Я в ванную. Пока подумай, как работу будешь искать. Считай, тебе тринадцать дней осталось.

На её руках блестит пот. Футболка покрылась изнутри мокрыми пятнами. Она уходит. Тринадцать дней. Да, это отрезвляет. Надо что-то делать. Надо что-то делать.

Я откидываюсь на подушку. В воздухе надо мной витают синие пятна. Одно из них похоже на кролика с ушами. Нет. Скорее, на дерево. Корявое, разлапистое. Оно болтается в моём поле зрения туда-сюда, закрывая обзор. Мешает. Я напрягаюсь и пытаюсь смотреть сквозь него. Всё равно мешает. Отодвигаю его вправо. Ух ты. Получилось.

Интересно. Это что же, я могу этими пятнами управлять? Я возвращаю пятно на место. Оно всё такое же синее, но теперь уже бесформенное. Ага. Давай пририсуем к нему лапки. И ещё. И хвост. Получается что-то похожее на кошку. Здорово. Правда, пятно живёт своей жизнью. Размазывается, течёт. Вон оно уже становится обычной кляксой. Немного похоже на калач. Или на висячий замок. Тра-та-та. Или на барана. Сверху вон вроде рога. Рано-рано. Два барана. Три барана…

Почему так темно? Где я? Я поворачиваю голову вправо. Нет, я всё ещё у Веры. Вот она, в паре метров от меня, на раскладушке. Лежит спиной ко мне в майке и трусиках. Одеяло скомкано. Она прижимает его к себе спереди, словно обнимает.

Нет, всё-таки она девушка. Это видно. Вон и талия заметная. Да и грудь я у неё видел вчера. Что, правда? Не помню. Хотя даже не в этом дело. Видно же, что девушка. Чувствуется.

А почему она спит? Ночь, что ли? Ну да. Наверно, я всё-таки заснул. Мне ещё сон снился про пятна. А сейчас вот – ни в одном глазу. Нет, пятна-то как раз в обоих глазах. Сна нет.

– Ты что там бормочешь, Хармс? – спрашивает Вера.

– Я? – я удивляюсь. – Да я вроде молчал.

Вера поворачивается ко мне лицом. Раскладушка скрипит.

– Значит, думаешь громко. Выспался, что ли?

– Да вроде.

Лежим молча. Где-то за шторами проезжает автомобиль, фарами устраивая в комнате пляску зайчиков.

– Что там у тебя за бзик с мутантами? – спрашивает Вера.

– Не знаю, как объяснить, – отвечаю я. – Чудятся везде. Боюсь почему-то. Может, с детства что-нибудь.

Вера шевелит носом задумчиво.

– В нас многое с детства, – говорит она. Её зрачки дёргаются куда-то и замирают. – Я далеко отсюда родилась. Страна у нас большая. Но я детство помню, в отличие от тебя. Не знаю, что лучше – помнить или не помнить. Может, у тебя блокировка психологическая? Может, что-то страшное было с тобой?

– Может, – говорю я. – Но я не хочу вспоминать. Я боюсь отсюда опять куда-то провалиться. Надоело это мельтешение.

– У меня отец хороший человек был, – говорит Вера. – И сильный. Но, видимо, недостаточно сильный. Это время бандитов было. В наших краях всем тогда заправлял один мужик. Не помню точно фамилию. Филькин, что ли. Была у него банда и куча денег. Милиция, суды, начальники местные, газеты – всё скупил. Губернатор наш с ним дружил и на всех праздниках вперёд себя выпускал выступать. Его называли лучшим бизнесменом, главным меценатом. А занимался этот Филькин в основном тем, что заводы местные разорял. Скупал или захватывал силой завод, а потом запускал там производство нелегальной водки, например. Или, если завод что-то серьёзное делал, просто оборудование распродавал. Вот мой отец на одном таком заводе работал, машиностроительном, начальником цеха. На самом деле, конечно, оборонка. Там вокруг этого завода целая история была. Признали его якобы банкротом, объявили тендер. И какой-то человек другой, тоже вроде бандит, не знаю, этот тендер вроде как выиграл. Может, тоже денег кому дал. А Филькин разозлился. Убил этого мужика. Не лично, киллеров подослал. И остальных запугал из той банды. А сам въехал на завод с людьми своими и милицией купленной и сидит. Мой отец увидел это и стал возмущаться. Ему завод этот дорог был, много лет на нём работал. Собрал людей прямо в цеху, агитировать стал не подчиняться новым хозяевам. Их всех и выгнали с завода. Хорошо ещё, что тогда не пристрелили.

Отец мой пытался увольнение обжаловать, но, сам понимаешь, проку от этого ноль. В городе нашем работу было найти тогда тоже нереально. Заводы все стоят. Тогда он решил бизнес свой открыть. Взял небольшой кредит, арендовал уголок в магазине, стал ездить, скупать товары оптом. В первый же день, как открылся, наехал на него рэкет Филькина. Говорят, отдавай всю выручку. Он отказался. Главному рэкетиру монтировкой нос сломал. Его избили жестоко. Переломали рёбра, отбили внутренние органы – почки, печень, позвоночник повредили. Унесли весь товар, что нашли, разломали прилавки.

Отец попал в больницу. Заявление в милицию, конечно, подал. Письма из палаты всем писал. В газету, областному начальству. Сначала казалось, что поправится. Потом ноги отнялись. Почка отказала. А через два месяца умер. Сердце остановилось. Я с ним говорила вечером перед тем. Он всё говорил, что в страну перестал верить. Говорил – уезжай отсюда так далеко, как только сможешь.

– Тебе сколько тогда было? – спрашиваю я, вглядываясь в её лицо. Слёз не заметно, голос не дрожит.

– Двадцать один. Я на третьем курсе училась в местном политехе. Остались мы с мамой вдвоём. И кредит висит. Сначала я думала, что выплатим как-нибудь. Мама учительницей русского языка работала, хоть какие-то деньги. Я думала, тоже смогу что-то найти. Но не успела. Приехали к нам квартиру отбирать за долги.

– А с банком не пробовали договориться? – спрашиваю я. – Реструктурировать как-то, что ли?

Вера хмыкает.

– Не стали они с нами говорить. Этот банк принадлежал тем же бандитам. Откуда вообще здесь банки берутся? Или бандитские деньги, или государственные, уворованные какими-нибудь чиновниками или кагэбэшниками бывшими. Вот и этот банк, где мой отец кредит взял, оказался банком Филькина. Они просто пришли, показали бумаги какие-то да выгнали нас на улицу. Кое-какие вещи дали унести, и то спасибо. Мамины знакомые помогли поселиться в офицерскую общагу за городом. Это так говорится, что общага. Халупа просто. Построена она была рядом с военным городком полулегально, не принадлежала никому. Ни город о ней не заботился, ни военные. Воды там не было, канализация в подвал текла. Электричество, правда, было, но не всегда. Потому что грелись все обогревателями, готовили на плитках. Проводка нагрузки не выдерживала. Пожар был один раз сильный. Но нашей комнаты не коснулся. Короче, жили кое-как. В принципе, можно было жить. Только потом с мамой моей проблемы начались. Честно сказать, она всегда была странная. По крайней мере, я её нормальной не помню. Сильно она верующей была. Иногда чересчур просто. Ты думаешь, почему меня Верой зовут? Потому что мама моя – Софья Аркадьевна. Она мечтала, чтобы у неё три дочки родилось – Вера, Надежда и Любовь. Только не вышло. После меня был ещё у неё выкидыш, а потом рак нашли. Вырезали всё, что можно. Вылечилась, правда, но умом крепко тронулась. Сначала не очень заметно было, при отце. А потом, когда он умер, уже заметно. В школе она часто на уроках стала всякую чушь нести. Про ад в основном. Как там все горят, как мучаются. И черти ей везде мерещиться стали. Идёт человек какой-нибудь, а она на него кидается и крестить начинает с выпученными глазами. Говорит, у него клыки и когти, как у чёрта.

Я сглатываю слюну. Мне это что-то напоминает, должно быть.

– Ну, конечно, маму выгнали из школы скоро. Жить стало совсем не на что. Она сначала уборщицей пошла работать, но и там недолго продержалась. Чудила всё. То в выхлопную трубу кому-нибудь мусор запихает, то бак подожжёт. Пришлось мне пропитание добывать. А как в нашем городке девушка может заработать? Да практически никак. Даже вдоль дорог все места уже заняты. Периодически получалось что-то найти. В одной забегаловке официанткой подработала, продавщицей в палатке. Там парень со мной познакомился. Антон звали. В принципе, нормальный парень. Но алкаш. Работал с такими же, как он, на лесопилке. Считалось круто для нашей местности. Живые деньги платили. В основном-то у нас всё только обещали зарплату, да натурой кое-где давали. Сделал шестерёнку на заводе – шестерёнку и получи за работу, авось пристроишь куда. А Антон деньги зарабатывал, хоть и немного. Короче, стал за мной ухаживать. Иногда по пьяни деньги давал мне на что-нибудь. Я старалась не тратить. Но с ним жизнь не сахар была, конечно. Каждую неделю запой дней на пять. Когда трезвый, приличный был, даже интеллигентный, можно сказать. А когда выпьет, то не знаешь, чего от него ждать. То орать начнёт на тебя, то стукнет, то целоваться лезет. Я у него как-то спросила, что ему дороже – водка или я. Он мне честно сказал, что без меня он прожить может, а без водки – нет. Короче, перспектив у меня с ним не было никаких.

Мама тем временем продолжала съезжать с катушек. Иногда страшно с ней становилось. Помню, прихожу я как-то поздно домой, а в моей кровати чучело какое-то лежит, из газет скрученное. Спрашиваю, что это за дрянь, а мама так весело говорит «Это же Наденька, сестра твоя». И потом много таких Наденек разного размера я везде находила. То в банке с чаем, то в носке под подушкой, то в туфле. Жутковато, честно говоря. Но мучилась я так недолго. Как-то мама пошла гулять и на дорогу выбежала. Небось, опять чёрт где почудился. Сшибло её машиной, а потом ещё другой переехало. Я как раз из института возвращалась – смотрю, толпа собралась. Расталкиваю всех, а там она с расплющенной головой. Мне эта картинка до сих пор иногда перед глазами встаёт. Знаешь, я никогда маму особо не любила. Всё больше с отцом. Отец был крепкий, но маленького роста. Я в него пошла. А мама длинная, костлявая. Всё время в платочке, в юбке длинной. Выглядела вечно как чучело. Но когда она погибла, мне её так жалко стало, что я просто делать ничего не могла, всё плакала. Потому что представляла себя на её месте, такую бестолочь нелепую, и жизнь её бессмысленную, безысходную. И понимала, что так не хочу.

– А ты ещё и училась в институте? – уточняю я.

– Да, – отвечает Вера, поменяв позу на раскладушке. – На последнем курсе уже. Но закончить не смогла. Не потому, что тупая была. Нет. Училась я хорошо, хотя это и непросто было тогда. Просто сессию стало всё труднее сдать без взяток. Один преподаватель упёрся, открыто деньги требовал. Жаловаться я пробовала, но они там все повязаны были. Мне стало противно, и я ушла. Сразу после смерти мамы как раз. А потом Антон мой злым стал. Его стали за пьянку с работы гнать, что-то он там накосячил. Он на мне сорвался. Я понимаю, что это не он по сути был, а водка, но мне-то какая разница? Короче говоря, собрала я все деньги, какие были, продала мамины серёжки ещё. Она их не носила, но всё время прятала. И решила ехать в Москву. Про заграницу не думала тогда, нереальным казалось. А что ещё, кроме Москвы? На билет у меня денег не хватало. Стала проситься к дальнобойщикам. У нас в городе была пара мест, где они тусовались, когда останавливались. Многие меня послали в грубой форме, кто-то дикую цену заломил. Но одна парочка сжалилась. Поехала с ними. Денег половину отдала. Думала, приставать будут, уже готова была на всё, лишь бы до Москвы добраться. Но, в общем, не приставали. Старший из них, Саныч, всё говорил, что я ему как дочка. Пока ехали, всё отговаривал меня перебираться в Москву. Говорил, там самый рассадник всего того, что по стране творится. Говорил, что не смогу я тут устроиться, что или помру, или проституткой стану. В принципе, правильно говорил, но в очередную порцию его нравоучений я не выдержала. Психанула, выпрыгнула на ходу и в лес. Спряталась, плакала чего-то. Сама не понимаю, что нашло. Слышала, искали они меня, звали. Не нашли. Уехали. До Москвы уже недалеко оставалось, километров двести. До станции добралась пешком, там электричками зайцем. Приехала на вокзал, а дальше и не знала, что делать.

Топталась там долго. Первые секунды была эйфория – как же, добралась до Москвы. Столица нашей Родины, не хухры-мухры. А потом страшно стало. И вокзал-то вонючий, и люди подозрительные ходят. Собралась, вижу, группа людей нерусских, что-то обсуждают, чего-то ждут. Решила у них спросить, нет ли где тут дешёвого жилья и работы. Они отнеслись с недоверием. Похоже, решили сначала, что проститутка. Потом разговорилась с одним. Оказалось, таджик. Кохир его звали. Он мне очень сильно тогда мою эйфорию подпортил. Говорит, работы совсем не стало. Людей много, работы нет. Они и тусуются-то там в надежде, что кто-то на вокзале будет бригады строителей себе набирать. Раньше такое было часто, а теперь всё реже. И менты гоняют. Ловят да отправляют домой. Говорит, могу тебя к себе в общагу отвезти, попытаться спрятать. Там завод какой-то брошенный, я не очень поняла, и они на территории завода в общаге живут. Но он не советовал к нему идти. Всё говорил про какого-то криворукого, который у меня паспорт отберёт и проституткой сделает. Спросил, есть ли у меня деньги. Когда узнал, что есть немного, посоветовал какую-то халупу, где койку на ночь сдают. Говорит, там безопаснее. Проводил даже.

Я слушаю Веру. Мне вдруг начинает казаться, что эта история не вполне реальна. Не могло такого быть. Я не мог сформулировать конкретных возражений, но я в неё не верил. Может, всему виной была синяя пелена, застилавшая мне глаза. И сама Вера тоже принадлежала к этой пелене, являясь её частью.

– Короче говоря, – продолжала она, – поселилась я в общаге. Но сравнить её даже с той, в которой я у себя в городе жила, было невозможно. Койки стоят по 5 штук в маленькой комнатке, только разойтись кое-как. Тараканы, крысы, грязь, везде мочой пахнет, тряпками какими-то. Но, когда цену узнала, чуть успокоилась. Даже тех маленьких денег, что у меня оставались, на пару недель хватало. Решила, что как-нибудь потерплю. Люди там жили неприятные в основном. Часть какие-то полубомжи пьяные, часть гастарбайтеры из тех, что с паспортами. Многие ко мне приставать пытались, но к этому я у себя в городе привыкла, отшивала. Очень боялась за вещи. Особенно за деньги и телефон. Всегда при себе держала. Но самое смешное, что за то время, пока там жила, всё, что украли – двое трусов. Может, извращенец какой, не знаю. Был там, в общаге, и душ. Правда, грязный очень, ржавый, вода еле течёт. И дверь дырявая и не закрывается. Но мне после долгой дороги, когда всё чесалось, наплевать было. Отстояла очередь, помылась. Смешно теперь вспоминать – деньги и телефон в пакете, дверь рукой держу, мылюсь чего-то.

Я там практически только ночевала. Вставала рано и выходила. Сразу купила газету с вакансиями, обзванивала. В первый день один шлак был, поэтому пошла гулять. Москву посмотреть. Пришла к Кремлю. И очень он мне не понравился. Как-то вблизи почуяла я, что это крепость. Что это для войны. Представила, как одни люди на стену карабкаются, а другие их рубят, чем ни попадя. Куча крови, отрубленных рук, трупы валятся… Короче, долго я возле Кремля задерживаться не стала. И такое чувство возникло, что зря я вообще в Москву приехала. Что здесь? Кремль этот страшный, крысы в общаге да машины дорогие ездят с толстыми мордами внутри. Даже думала, не вернуться ли. Но решила ещё посмотреть. Не пожалела денег, хотя их и не было почти. Сходила в Пушкинский музей. Там понравилось. Особенно голландские натюрморты. Ну, и остальное тоже.

На следующий день снова пошла за газетой. Опять ничего. И опять. А потом вдруг началась у меня пруха настоящая, даже теперь не верится. Наткнулась на объявление, что требуется секретарь. В принципе, я больше официанткой работу искала, потому что знакомо уже. Но решила – дай позвоню. В принципе, всё для работы секретарской я умела. Ну, там, офисные программы само собой, кто ими из студентов не умеет пользоваться? Английский у меня был неплохой, комплексов никаких. Да и внешность, кстати, тогда была довольно привлекательная.

– Сейчас тоже, – вставляю я.

– Шутишь, Хармс?

– Нет, – честно отвечаю я. Вера улыбается в темноте и, не задерживаясь на этой теме, продолжает рассказ.

– Короче, позвонила по телефону. Сразу честно сказала, что опыта нет, но хочу попробовать. Позвали. Спросили ещё, когда смогу прийти на собеседование. Сказала, что хоть сейчас. Ну, и позвали прямо сейчас.

Оказалась контора по торговле комплектующими компьютерными и прочей электроникой. Сеть мелких магазинчиков. А это типа главный офис. У них была девушка, которая секретарской работой занималась – в основном на звонки отвечать, из магазинов и от поставщиков. Ну, ещё ерунду всякую делала типа кофе начальнику принести. Учётом никаким она не занималась, финансами тоже. Но типа нужный человек. И вот она должна через две недели уйти в декрет, а найти никого не могут на замену. Потому что зарплата маленькая и расположена контора хрен знает где.

Со мной побеседовал начальник, мужик средних лет. Показался странным очень. В очках, заикается, но типа солидный такой, важный. Что-то среднее между менеджером и айтишником по поведению. Через слово какой-то жаргон специфический айтишный, иностранные термины и прочий мусор. Стал спрашивать меня про навыки.

Вопросы ерундовые были. Типа как в «Экселе» посчитать среднее значение по нескольким ячейкам или что делает в «Ворде» клавиша F4. Потом на общую эрудицию вопросы позадавал, с уклоном в технику. Так получилось, что все ответы я знала. Ну, скажем, чем отличается коммуникатор от смартфона, спросил. По-английски поговорил со мной. Спросил, чем в идеале хотела бы заниматься. Честно сказала, что не думала. Просто хочу найти работу и, желательно, приобрести какую-то специальность, поскольку вуз не смогла окончить. Он ответами остался удовлетворён. И, говорит, теперь главный вопрос задам. Согласны ли вы идти к нам работать за такую-то зарплату. И назвал сумму. В принципе, маленькую. Но это было больше, чем я в любом месте у меня в городе могла заработать. Я согласилась. Он явно обрадовался и пошёл меня с коллективом знакомить. Самое главное, что познакомил с Ирой, секретаршей беременной, на место которой я пришла. Сказал, что она мне дела передаст.

Ира оказалась прикольной девушкой. Начитанная очень, активная. Любила мотаться по всяким выставкам, в кино, в театры, несмотря даже на живот. Начала мне рассказывать, как здесь да что. И в разговоре всплыло, что я в этой гадюшной гостинице-общаге живу. Она прямо в шоке была. Сказала, что больше туда меня не пустит. Что я буду жить у них, по крайней мере до тех пор, пока не смогу что-то приличнее снимать. Я сначала отказалась. А потом поняла, что не в том положении, чтобы стесняться. Короче говоря, после первого же дня работы повезла она меня к себе.

Жила Ира недалеко от офиса. Можно было пешком идти минут двадцать. Но она ездила на машине, так что получалось почти час из-за пробок. Она к тому же была сильно беременная уже, так что ехала не торопясь. Приехали мы к ней. Квартира оказалась небольшая, но двухкомнатная и приличная. Всё чисто, современно. Они с мужем жили в маленькой комнате, а большая была вроде как гостиная. Вот там они меня и устроили. После общаги было, конечно, здорово, что уж говорить. И ванна, и диван.

Вот муж её, Сергей, мне сразу не понравился. Толстый, лицо рябое, голос странный, дома ходил в драных тренировочных штанах с вечно вылезающими наружу карманами. Всё делал вид, что шутит, и сам над своими шутками смеялся. Но это ещё ладно. Главное, хвастаться очень любил. Работал он менеджером по продажам недвижимости. Всё рассказывал, какие крутые у него клиенты. То какому-то депутату дворец продаст, то жене министра коттедж впарит в два раза дороже рыночной цены. И вот как-то раз упомянул Филькина. Я уши навострила – что за Филькин, спрашиваю? Оказалось, тот самый. В Москве теперь тусуется. У него друзья – большое начальство в МВД. Пытается связи наладить и избраться в Госдуму. Там типа надёжнее. На него какие-то другие стали наезжать, вот он и пытался повыше забраться, под защиту. Я как это услышала, честно говоря, приуныла. Везде одно и то же. Деваться некуда. А потом подумала – что мне этот Филькин? Он сам по себе, я сама по себе. Вон и работу нашла, и жить пока есть где. Ира даже денег немного заняла одежды купить, чтобы на работе выглядеть прилично.

В общем, на следующее утро забрала вещи из общаги. На работе всё легко было сначала. Начальник мой, Дима, и правда, странным оказался. Что-то его ко мне тянуло. Я ожидала, что он руки распускать начнёт или ещё что, но нет. Просто разглядывал. Всё просил меня кофе ему варить. Только отвернусь – чую на себе его взгляд, ощупывает всю. Иногда даже подлавливала, когда оборачивалась резко. Сразу глазки отводит, что-то по работе заговаривает. Честно говоря, меня это не сильно волновало. Деньги платит, не гонит – и ладно. Работа сама по себе неплохая была. Много с кем приходилось общаться, электронику как-то получше узнала. Не то чтобы это сильно пригодилось потом, но знания – всегда хорошо.

У Иры дома вначале всё нормально было. Но потом стала замечать, что я сильно мешаю. Что-то они там цапались в углу с мужем, на меня косились. Потом Сергей этот сердился часто. Кажется, места ему не хватало. Всё не мог найти, куда сесть, чтобы никто его не видел. Бзик у него какой-то был, всё хотелось одному побыть, что ли. В принципе, не моё дело. Каждый живёт, как может. Но как только зарплату дали, сняла себе дешёвую комнату недалеко оттуда. Там окраина, цены низкие, в общем, для Москвы.