– А Филькин? – спросил я почему-то. – Стал депутатом?
– Слышала, посадили его, – ответила Вера. – Больше не сталкивалась. Говорили, будто не поделил какие-то деньги серьёзные с другими такими, как он. Видимо, у этих других больше во власти друзей оказалось. Но это меня не касалось уже никак. Я продолжала работать у Димы в конторе. Со временем стала уставать. Работы становилось больше. То бухгалтерию какую-то повесят, то учёт продукции. Зарплата не растёт, задерживаться приходится часто. Спросить, если что, не у кого – Ира ушла в декрет. Родила, слышала, сына.
И мне на себя как-то перестало денег хватать, как ни странно. Купишь одежду нормальную, сходишь поесть в кафе – и денег нет. Тут ещё телефон сломался, надо было поменять. Потом вроде как ноутбук дома неплохо бы иметь. Я пыталась заговаривать с Димой, начальником. Он говорил – да, да, я понимаю, подумаю, что можно сделать. И всё на бегу как-то. Один раз припёрла его в углу. Он сказал – нет. Зарплаты и так везде падают, кризис, а у тебя ещё жить можно. Проработав у Димы чуть больше года, стала я потихоньку подыскивать другую работу. И, что удивительно, достаточно быстро нашла. Да ещё какую! В большой IT-компании, офис-менеджером. Зарплата приличная, медицинская страховка, премии годовые, частичная оплата питания и спортзала. И взяли без разговоров. Английский им мой понравился. Из минусов был дресс-код. Причём до сих пор не понимаю, на кой чёрт они его ввели. Программисты всякие, тестеры у них ходят абы как, лишь бы гениталии не вываливались, а начальство и секретари, в том числе я, должны выглядеть как куклы. Белый верх, чёрный низ, всё такое. Ну, привыкла скоро, ничего.
Доход увеличился, но и расходы тоже. Сняла однокомнатную квартиру рядом с новой работой, а то ездить далеко. Купила кучу офисной одежды, причём не простой, всё бренды. Поменяла телефон, купила игрушечный. Телевизор купила даже и – сейчас стыдно признаться – стала иногда смотреть.
– Почему же стыдно? – не понимаю я.
– Потому что у нас в стране смотреть телевизор – это показатель атрофии мозга, – отрезает Вера. – Короче, работа вроде нравилась. Но я там целыми днями пропадала. Приходила домой и валилась спать. Скоро опять почувствовала, что денег не хватает. И одно нужно, и другое. Пыталась копить, но не особо успешно. Мне начинало казаться, что в какой-то момент я не туда свернула. Что я не своей жизнью живу. Но продолжала жить по инерции. Пока меня не встряхнуло хорошенько.
Мне от работы добираться можно было несколькими способами. Можно немного пройти до метро, проехать остановку и ещё пройти до дома. Можно было на маршрутке по прямой, прямо от подъезда до подъезда. Но маршрутки плохо ходили, особенно вечером. А можно было пешком. Недалеко, полчаса быстрым шагом. Но я так ходила редко, потому что там места неприятные. Заборы, ворота, собаки.
И вот как-то раз в пятницу задержались мы все на работе допоздна. У наших девелоперов релиз, а я, глядя на них, забыла про конец рабочего дня. Всё командировки оформляла, отчёты сводила, план переезда по офису готовила. Работы-то тьма, не успеваешь ничего. Не заметила, как все разбежались. Время – почти час ночи. Выхожу из офиса и понимаю, что не успеваю на метро. Пошла на маршрутку. Простояла минут десять – никого и ничего. Ну, думаю, что такого-то? Пошла пешком.
Холодно, темно. Я иду на шпильках, в этой юбке дурацкой. Дресс-код, мать его. Мёрзну, за каждым углом тень мерещится. И слышу – гогот пьяный впереди. Кругом заборы, не обойти никак. Ну, продолжаю идти, что же делать.
Идёт навстречу пьяная компания. Сразу видно, что дебилы. Бритые, ржут непрерывно. Один в кепке.
– Двухголовый? – спрашиваю я. Я больше чувствую, чем вижу в темноте, как Вера косится на меня недоброжелательно, и умолкаю.
– И вот они совсем близко, – продолжает Вера. – И все на меня уставились – что это за чудо лопоухое ночью по таким местам шляется? Один кричит «О, как раз баба!» и прёт прямо на меня. От него увернулась, другой полез. Несут какую-то ахинею. Типа «Мадам, не возражаете, если мы с вами потрахаемся?» Отпихнула одного, который вцепился. Но тогда-то я дохлая была совсем, только разозлила их. Кричат: «Да мы ей не нравимся! Братва, а ну покажем ей, кто здесь главный». Схватили, тащат. Один раз вырвалась, но тут же догнали и ещё раз схватили. Блузку разодрали, опрокинули на траву – там такой островок травы был возле забора. Как будто специально для этого случая. Кажется, их всего пятеро было. Один верхом сидел, штаны расстёгивал, который в кепке. Двое за руки держали. Крепко. Ещё один – правую ногу, а пятый что-то всё вихлялся. Вроде хотел помочь, но не знал, как. А может, я потом эти подробности придумала. Тогда-то всё быстро происходило, да и психовала я, понятно, поэтому только какие-то детали в мозг чётко врезались. Кепку помню. Помню джинсы этого главного. Запах помню кислый изо рта. Пиво какое-то дрянное, наверно. И эту колбасу волосатую, которой он меня тыкать пытался.
Я, когда меня опрокинули на траву, уже не сопротивлялась. Поняла, что бесполезно. Но потом он с меня трусы сорвал и попытался найти, где же у меня то, что ему нужно. И мне противно стало. И хозяйство это его бледное, дряблое, с волосиками вокруг… Омерзительно просто.
Я зубами в палец одному вцепилась, который руку держал. Сильно. Думала, зуб сломаю. Он дёрнулся от боли, на спину опрокинулся, что-то там про кровь лопочет. Я извернулась, сама не знаю, как, двинула этому в кепке каблуком. Где-то возле уха попала. Он заорал матом, вскочил, и второго сшиб, который на ноге. Мне повезло, что все они растерялись. Ну, и пьяные, замедленная реакция. Откатилась в сторону – и бежать. Как-то и сумка в руке оказалась. Туфли свалились, слава богу. Припустила очень быстро. А они сзади несутся, орут, что убьют сейчас. Чувствую, что пара минут – и догонят. Но справа – домик какой-то. Я к двери. И вижу, что рядом с дверью – табличка. Такое-то отделение милиции. Я внутрь.
Забежала, кинулась в какую-то каморку. А там сидят несколько расхлябанных таких, расстёгнутых, оболтусов в форме. Водку пьют. И стали на меня орать. Вроде как нельзя в эту комнату заходить, это комната дежурного. Я не понимаю ничего, кричу, что за мной гонятся. Один встал, вытолкал меня в коридор, потом стал расспрашивать. Прямо там же, в коридоре, стоя. Я блузку драную на груди пытаюсь застегнуть, топчусь на холодном полу, невпопад отвечаю.
– Значит, – говорит он, – правильно я понимаю, что изнасилования вашего не состоялось?
А сам тоже бухой и лыбится.
– Ну, ещё бы чуть-чуть… – говорю.
– А правильно я понимаю, что вы описать нападавших не сможете? – спрашивает он.
– Не знаю, – отвечаю. – Но, если вы выглянете, они прямо за дверью, снаружи.
– Ну, понятно, – говорит. – Дамочка, мне никакого резона нет у вас заявление принимать. Преступления-то толком и не было никакого, свидетелей нет. Преступников всё равно не найти, предъявить им нечего, вот и получается очередной глухарь, которых у нас и так полно.
А сам качается и глаза мутные.
Я смотрю на него, пытаюсь смысл слов понять, и тут у меня мозги отключились. Стою, реву, сама не понимаю о чём. Он ругнулся на меня и ушёл в свою каморку. Я немного пришла в себя, сообразила, что к чему, стучусь к ним в окошечко – дескать, не поможете до дома добраться, а то боюсь. Ответили, что, мол, они не такси. Грубо так.
Ну, тут я и вспомнила, что на свете такси существует. Надо было, дуре, сразу вызывать, так нет, пошла приключений искать. Такси приехало, выхожу осторожно – нет моих насильников. Попрятались куда-то или за ещём пошли.
Доехала до дома, полночи проревела, а потом сутки почти спала. А как проснулась, стала думать. То ли я выспалась впервые за долгое время, то ли сама история эта мне мозги вправила, но в голове у меня точно что-то поменялось. И не сказать, что у меня какая-то психологическая травма случилась, я уродов и до этого полно встречала, как-то привыкла к ним. Но как будто очки мутные с глаз убрали. Я поняла, что не хочу так больше жить. И что надо как-то по-другому. А как?
В понедельник подала заявление. Просила, чтобы сразу уволили, но заставили отрабатывать две недели. Не думаю, что им от этого была польза. Я ходила на работу как во сне. Работала от звонка до звонка и думала всё время о своём. А думала вот что.
Сначала я составила список того, что мне не нравится. То, чего не хочу. Типа «не хочу всю жизнь тратить на работу», «не хочу, чтобы меня насиловали», «не хочу быть Хрисеидой»…
– Кем? – перебиваю я.
– Илиаду читал? – спрашивает Вера.
– Не помню. Да. Вроде да. Название знакомое. Там что-то про греков. Погоди…
Я очень боюсь провалиться в прошлое. Но в сознании всплывают отдельные слова.
– А! – восклицаю я. – Это там ведь было «Он перед грудью своей велилепной дивно уставил украшенный щит»?
– Хм, – кажется, Вера улыбается. – Ну, почти. Я просто как раз прочитала незадолго до того случая с гопниками, поэтому мне всё время тогда в голову Хрисеида приходила. Так вот, там история начинается с того, что войско Агамемнона захватило много добычи, в том числе женщин. Одна из них, дочь жреца Хриса, то есть Хрисеида, досталась Агамемнону, царю. Жрец приходит её выкупить. Все соглашаются, потому что он много даров принёс, несоразмерно больше, чем стоит эта женщина. А Агамемнон упирается, не отдаёт её. Тогда этот Хрис молится Аполлону, чтобы на греков наслал беды. И тот насылает, начинают они от болезней дохнуть. Тогда Ахиллес, самый известный и сильный воин, начинает обвинять Агамемнона, что всё произошло из-за него. Агамемнон обиделся и говорит – хорошо, раз таково общее мнение, отдам я Хрисеиду отцу. Но тогда пусть этот выскочка Ахиллес мне отдаст Брисеиду, которая ему досталась. Чтобы неповадно было против царя рот разевать. И отбирают у Ахиллеса Брисеиду. В результате Ахиллес злится и долго потом не участвует в войне вместе со своим войском, отчего греки чуть не терпят поражение.
– Интересная сказка, – говорю я. – А при чём она тут?
– Вообще-то это не сказка, – возражает Вера. В голосе возмущение. – Всё это было на самом деле. Во всяком случае, Шлиман и другие историки уверены, что «Илиада» основана на реальных событиях. Я это рассказала, чтобы ты вспомнил, кто такая Хрисеида.
– Да я так и не понял, кто она такая, – отвечаю я. – Понял только, что её сначала забрали, а потом отдали.
– Вот именно! – горячо восклицает Вера. – У нас о ней представление, будто о мешке картошки. Забрали, вернули. Отдам Хрисеиду, заберу Брисеиду. Заметь, мы даже имени их не знаем, только отчества. Вот я не хочу так. Не хочу быть мешком, который один взял, другой отдал, а потом, через сто лет, никто и не вспомнит, что это был за мешок. То, что я женщина, не значит, что я не могу быть чем-то самодостаточным, полезным. Я хочу что-то сама из себя представлять.
– Понял, понял, – говорю я. – И что же ты сделала?
– Ну, вот, говорю же, составила список того, чего не хочу. Потом решила, что это не очень конструктивно, и стала думать, чего хочу. В конце концов пришла примерно к такому списку: «Быть сильной. Быть свободной. Тратить время с пользой».
– А с пользой – это как? – уточнил я.
Вера чешет в темноте нос.
– Это, в общем, всё ещё открытый вопрос. Дойдём ещё до этого.
– Кстати, – вдруг вспоминаю я, очевидно, не к месту. – А почему ты мне решила вдруг о себе рассказать? Ты же не собиралась.
– Ну, – Вера вздыхает, – представила, каково тебе. Ничего не помнишь, надо всем тупишь, ничего не понимаешь. Решила, что так тебе проще будет. Надо же, в конце концов, наполнять чем-то эту пустую симпатичную башку.
Симпатичную… Я повис на этом слове. А Вера тем временем продолжала.
– И вот уволилась я, а сама ещё даже не понимала, на что буду жить. Начала с того, что села считать, на что мне нужны деньги. Прикинула примерно свои расходы за последние два года. Получилось, что я потратила кучу денег чёрт знает на что. Часть вообще вспомнить не смогла. Часть на тряпки, кафешки, тупые развлечения. Часть на вещи, которые мне не очень нужны. Получалось, что реально важные вещи – это жильё и еда, и они занимают меньше половины. Следующим моим шагом было распродать всё ненужное. Продала одежду, которую не буду носить, мебель лишнюю, украшения, гаджеты, которыми не пользуюсь. Короче, всё барахло. В сумме с тем, что мне выплатили при увольнении, получилось где-то две зарплаты моих. И вот мне стало интересно, сколько на это можно прожить. Если бы жила по-старому, спустила бы месяца за два-три. Если отменить всё ненужное, по моим расчётам, хватало на полгода. Не так уж и плохо. Но потом я подумала – а если попытаться сэкономить на чём-то ещё? Квартира, которую я снимала, после распродажи вещей казалась слишком пустой. Наверно, я могла снять поменьше и подешевле. Учитывая, что я за последние два года набрала вес, то могла и питаться меньше наверняка.
Я сняла небольшую комнату. Как мне тогда казалось, задёшево. Правда, сразу поняла, что это не совсем подходящий вариант. Потому что мне хотелось делать только то, что соответствовало моим целям – сила, свобода, время с пользой. А там были беспокойные соседи. Хозяева, которые сдавали комнату, были молодой семьёй с ребёнком. Им денег не хватало, вот и решили самую маленькую комнату в трёшке сдавать. Но ничем серьёзным там заниматься нельзя было, поэтому я продолжала искать варианты. Тем временем разбиралась с едой. Быстро поняла, что готовить надо самой. Времени на это можно тратить немного, если с умом подходить. Да и полезнее есть то, в чём уверен. Если покупаешь колбасу в магазине, то ты не знаешь точно, что у неё внутри. А если взял кусок мяса, скажем, и поджарил, то точно уверен, что это мясо.
– Мясо же дорогое, – возражаю я. – Или нет?
– Дорогое, – соглашается Вера. – Но я со временем стала понимать, что огромная часть цены любого продукта или услуги – это фикция. Вот бегаешь ты по магазинам, видишь везде цену, скажем, килограмма мяса в пятьсот рублей примерно, а в одном – четыреста. И думаешь – вот какие хорошие люди, продают чуть ли не в убыток себе. А потом смотришь в газету, где оптом мясо предлагают таким вот продавцам и находишь цену, скажем, в 50 рублей за килограмм. Ну, может, и приврала, но подобные примеры находила. Короче говоря, существуют низкие цены, только надо знать, где искать. Есть в глубинках заводы, которые продают всё вообще дёшево. Есть оптовики. И есть более дешёвые заменители. Скажем, я вот привыкла к субпродуктам. Потроха всякие, печень, почки, желудки. Лёгкие и сердце вообще обожаю. А стоят они, как правило, дёшево, хотя в некотором отношении даже полезнее мяса. Вообще я поняла, что в этом деле очень важна информация. Интернет перерываешь, с людьми общаешься, со старушками всякими, и находишь такие суперварианты, что не ожидаешь заранее. С таким вот подходом я и на бабу Наташу вышла.
Хорошая старушка, здравомыслящая. У неё все родственники умерли, в том числе дочь. Две квартиры, а она одна. Живёт на пенсию, ей хватает. Сдавать не хочет за деньги принципиально. Нелегально, говорит, совесть не позволяет, а легально – это ещё в налоговую тащиться, декларацию подавать. Вот и хотела пустить в квартиру дочери одинокую девушку бесплатно.