Не говоря ни слова, я достал деньги и поинтересовался:
– Как ты думаешь, Карим, ста рублей хватит?
– Наверное, хватит, – неуверенно согласился он.
И я отсчитал ещё сотню, подавая деньги другу со словами:
– А это Наташе на жизнь: на питание, дорогу, мелкие расходы. Через неделю подъеду, чтобы устроить её на работу – дам ещё… Ты уж постарайся, дружище, прописать её за неделю.
От Карима уезжал, когда часы перевали за четыре, досадуя на то, что потратил так много времени и теперь придётся ехать через перевал ночью.
Заскакочил на несколько минут к родителям, чтобы попрощаться с ними, оставить подарки, купленные в городе и забрать узелок, приготовленный мамой для внуков. Обещал приехать через неделю. Мама передала приветы Рахиле, её родителям и попросила, чтобы я привёз хотя бы внуков, если сноха не может сейчас переносить долгую дорогу.
– Я постараюсь, мамочка, – пообещал ей, в полной уверенности, что жена не отпустит детей со мной.
– Хотя бы младшенького, Ильдорчика привези – умаляюще попросила мама. – Он так похож на тебя, углим (сынок): вылитый ты в детстве… И отец его очень любит…
Торопливо попрощался с родителями и, помахав на прощание рукой, уехал из родительского дома, снова ловя себя на мысли, что именно этот дом считаю родным, а не тот, куда мне предстоит вернуться.
Только теперь, спустя годы, я начал понимать, почему мужчины не торопятся домой, после окончания работы. Одни из них с друзьями сидят в чайхане и за чайником, наполненным не чаем, а коньяком, или араком (водкой) коротают вечера, расслабляясь после тяжёлого трудового дня, юморя и подтрунивая друг над другом. Другие отправляются к любовнице, где их всегда встречают радушно, с улыбкой, без требований и скандалов. Как я теперь понимал их и оправдывал.
Только теперь я понял, какой щедрый дар мне преподнесла судьба в виде любви к самой прекрасной девушке в мире, и каким я был идиотом, когда позволил ей исчезнуть из своей жизни… Но всё же я бесконечно благодарен судьбе за её щедрый подарок.
Длинная дорога от Ташкента до Ферганы невольно располагала к раздумьям, и что я только не передумал, преодолевая её, не торопясь особенно, но и не плетясь черепахой: поспешая медленно (качество приобретённое мной в последние несколько лет, необходимое человеку в моём положении).
Свёкор неустанно вдалбливал в мою голову некую, как ему кажется, прописную истину:
– Человек в твоём положении должен иметь значимость, вес. Осталось отрастить «авторитет» (в виде небольшого животика) и ты перестанешь быть белой вороной в наших кругах…
О, Аллах, как это противно! Стать похожим на моего тестя?! Вальяжного, зажиревшего, без блеска, без интереса в глазах, живущего лишь для того, чтобы создавать дутый авторитет, внушая всем, что он – «белая кость», имеющая право всеми повелевать.
Неужели же и я становлюсь похожим на него?… Попал в болото: квакай?!…
Глава 3. Нельзя жить по чужим законам
(Рассказ Дильбар Атабаевой №1)
Как я рада, что у нас поселилась Наташа! Всё-таки молодец Сабир-ака, что привёз её к нам, а не в дом своих родителей. Теперь мне не так одиноко.
Раньше мне целыми днями приходилось быть одной – не с кем даже поговорить. Брат днём на работе, а вечером с друзьями. Домой возвращается поздно, и сразу ложится спать. Устаёт очень. Работа у него такая: ответственная. Ташкент, как он говорит, город хлебный, вот и едут сюда всякие жулики и воры, чтобы поживиться. А брат мой, Карим-ака, ловит их. Он один, а их много…
После того, как я вернулась из семьи Батыра Ходжаева, боялась даже в магазин выходить, потому что обязательно сталкивалась с кем-нибудь из его родственников. Они будто нарочно подкарауливали меня. А родственников у Батыра много: три брата и три сестры, да ещё двоюродных не меньше десяти. И все они такие сердитые, что я даже одного их вида пугалась, у меня начинали дрожать ноги и я не могла вымолвить даже слово в ответ.
Каждый раз при встрече Ходжаевы старались обидеть меня, говорили всякие нехорошие слова. Женщины пытались вцепиться в мои волосы, поцарапать лицо. Особенно усердствовала мать Батыра – Халима-апа. Я вырывалась от них и в слезах убегала домой, а мне во след неслись проклятия и угрозы. И никто на улице за меня не заступался, потому что я не имела права уходить от мужа. Соседи меня, конечно, не осуждали вслух, но по их взглядам я понимаю, что они считают виновной во всём только меня.
Преследования со стороны родственников Батыра прекратились только после того, как Карим-ака сломал ему челюсть, выбил два зуба. Брат даже пообещал убить бывшего мужа, если его семья не отстанет от меня. Они отстали. Но я до сих пор боюсь встретиться и с Батыром, и с Халимой-апой.
Подруг у меня почти не осталось. Все они вышли замуж и разъехались в разные места. Ближе всех к Ташкенту живёт Лола Вахобова – в городе Янги-Юль. Иногда я бываю у неё в гостях и живу по два-три дня.
У Лолы хороший муж, добрый. Зовут его Юсуп-ака. У них есть дети: девочка и мальчик. Валя и Маратик. Дочку они назвали Валей так же, как зовут маму Юсупа: Валя Александровна. Она самый главный доктор в Янги-Юле.
Да, Валя Александровна – русская, не узбечка. Она приехала в Янги-Юль сразу после института, чтобы работать доктором в городской больнице. Так и осталась в Узбекистане – домой в Куйбышев больше не вернулась. Потом замуж вышла за Эркин-ака, и у них появилось трое детей: Юсуп, Зухра-Зоя и Люба – по нашему Мухаббат.
Мне всегда нравилось бывать у Лолы: у них тихо, спокойно, весело. Они хорошо относятся ко мне – любят, жалеют. Лола сейчас сидит дома: Маратик ещё маленький. А раньше она работала экономистом в большой строительной организации. Мы с Лолой вместе заканчивали экономический факультет ТашПИ (Ташкентский политехнический институт). Только брат, после моего возвращения от Ходжаевых, не пустил меня на работу – говорит, что дома дел много.
Карим-ака мне, как отец. Когда погибли наши папа с мамой, мне было 12 лет. Брат сам заботился обо мне: кормил, одевал, учил. Теперь я забочусь о нём: готовлю, убираю, стираю. По другому я не могу отблагодарить старшего брата за всё, что он сделал для меня.
Для того, чтобы мне было хорошо, он вынужден был от многого отказаться. После гибели родителей, старший брат перешёл в вечернюю школу, а днём работал дворником в городе. Потом, когда Карим-ака начал работать в милиции, он учился заочно в институте. Ему было нелегко – я это видела. Спал брат мало, иногда засыпал за дастарханом. Мне было его так жалко, что я хотела тоже перевестись за заочное отделение и пойти работать, чтобы брату было легче хотя бы в финансовом отношении. Но Карим-ака не разрешил делать этого.
У брата даже жены нет, хотя его друзья все давно женаты и у всех есть дети. Когда я напоминала ему о том, что давно пора привести в дом хозяйку, брат всегда смеялся в ответ, что у него времени нет на такие пустяки. Но я думаю, что Карим-ака не смог найти жену из-за меня. Всё своё время он тратил на работу и на меня – на другое у него времени не оставалось. Теперь Карим-ака уже старший лейтенант, но, как и раньше, одинок.
У брата была девушка, когда он учился на юридическом факультете: Луиза Сарымсакова. Она Кариму очень нравилась. Мне тоже Луиза нравилась: весёлая, смешливая. Но её отец потребовал большой выкуп-калым, а у нас не было таких денег. Вот отец и отдал её тому, кто заплатил за неё большой выкуп. Продал её отец. Теперь Луиза живёт в Самарканде с мужем и у неё уже пятеро детей.
После этого брат даже говорить не захотел больше о женитьбе, а ведь ему уже тридцать три года. Давно пора иметь свою семью. Карим-ака шутит: -«Я женат на работе!» Мне это совсем не нравится: плохая шутка и совсем не смешная.
Вот так мы и живём вдвоём с братом. Я очень жалею его, хотя иногда и ворчу, особенно, когда он начинает выпивать. Но это ничего не значит: я всё равно уважаю его, жалею и люблю. Он добрый, хороший. Карим-ака никого не боится. Он даже не побоялся забрать меня из семьи мужа, где меня обижали, издевались, называли безотцовщиной, нищенкой. А Батыр бил почти каждый день и за то, что говорила, и за то, что молчала, и за то, что глядела, и за то, что не глядела – за всё.
Батыр в переводе на русский значит богатырь… Вот он и чувствовал себя рядом со мной богатырём, потому что не имела права, да и не смела ответить. Я пыталась скрывать и синяки, и ссадины от людей, от брата, но скрыть было трудно. Муж всегда старался бить по лицу, по глазам, а этого скрыть было нельзя.
Халима-апа говорила, что муж должен учить жену, чтобы она была покорной, чтобы боялась мужа, а сама командовала в доме, как хотела. Её муж, Анвар-ака, всегда слушал Халиму-апу.
Я однажды спросила у свекрови:
– Халима-апа, а почему вы не боитесь своего мужа?
Она ответила очень грубо:
– Не твоё дело, нищенка.
Тем же вечером Батыр так избил меня, что на следующий день я не смогла встать с кровати. Неожиданно в дом мужа пришёл брат и увидал меня такой. Карим-ака тогда очень рассердился. Он назвал Батыра садистом и забрал меня назад домой.
Муж кричал, что Карим-ака ничего не знает, что я сама во всём виновата, что непослушная и грубая, но брат не сказал ему ни слова. Только посмотрел странно, и Батыр сразу замолчал.
После этого я ещё больше уважаю и люблю брата, и стараюсь сделать всё, как он хочет. Он никогда не обижает меня – даже голоса не повышает, не командует, что делать, как вести себя. Но это совсем не к чему: мне самой нравится ухаживать за ним.
* * *
Пару дней назад Наташа спросила у меня:
– Почему вы нигде не бываете, Дильбар-хон: всё дома и дома? Вы же ещё молодая, только двадцать семь лет…
– Что вы, Наташа? – ответила я ей. – Я уже немолодая… Я была замужем.
– Ну и что? – удивилась она. – У вас нет ребёнка. Вы одна.
– Я ушла от мужа – опозорилась. Теперь меня замуж никто не возьмёт. Разве только вдовец какой-нибудь с детьми.
– Какие странные порядки! – возмутилась девушка. – Как можно вот так сразу, на молодую женщину ставить клеймо?!… Никогда бы не подумала, что такое возможно. В наше-то время?…