– Видишь ли, дружище, эта девушка ушла из дома. Её нужно прописать и устроить на работу.
– Ты же знаешь, Сабир, что у меня нет времени заниматься этим.
– Я прошу только прописать Наташу у себя, а на работу я сам её устрою.
– Зачем тебе эта девчонка, Сабир-ака?
И я начал злиться:
– Какое твоё дело?! Я без ума от неё!
– И когда это ты успел? – засмеялся Карим. – Ведь сказал, что сегодня познакомился с ней.
– Эх, Карим-Карим, в такую девушку можно влюбиться с первого взгляда!
– Влюбиться, может быть, и можно, но рассчитывать на что-то просто глупо.
– Да, что ты понимаешь в женщинах?! – начал сердиться я.
– Может быть, и ничего, – спокойно ответил друг детства, – но зато я понимаю кое-что в мужчинах…. Я же тебя хорошо знаю: поиграешь и бросишь, как надоевшую игрушку. И не жалко?
– А чего её жалеть?! – продолжал злиться я. – Баба, как кошка: как не брось – всё на четыре точки становится.
Карим с удивлением посмотрел на меня и отреагировал с видимым недовольством:
– Может быть, может быть – ты же у нас опытный по части женщин.
Стараясь сменить щекотливую тему, и, чувствуя гадливость от только высказанной непристойности, виновато произнёс:
– Карим – дружище, помоги, прошу.
Карим посмотрел на меня внимательным, цепким взглядом:
– Хорошо, я помогу, чем смогу, но надеюсь, ты не думаешь, что я стану её пастухом?
– Правильно надеешься! – засмеялся ему в ответ. – Этого одолжения я от тебя не прошу: Наташа довольно взрослая девочка, и в пастухах не нуждается.
Поговорив ещё немного, я начал извиняться перед другом за то, что не могу больше задерживаться у него. Карим не стал задерживать, и мне вдруг показалось, что он даже рад тому, что я ухожу. Уже у дверей сказал ему, понимая, что мои слова могут обидеть друга, но не сказать этого я не мог:
– Дружище, надеюсь на твою лояльность… Девчонка моя. Понятно? Через неделю приеду – тогда поговорим обо всём более обстоятельно.
Добираясь через весь город к родному дому, я думал, явно ощущая неприятный осадок от встречи со старым другом:
– Почему я так грязно и грубо говорил с Каримом о Наташе? Неужели только потому, что он так изменился в лице при первом же взгляде на девушку? Я ревную эту незнакомую девчонку к другу детства?…
Ах, как она напомнила мне Катюшу!… Милую, нежную, хрупкую мою мечту, растаявшую, как облачко, светлое и лучезарное, и оставившую досаду на самого себя, и горечь утраты…
Катенька, Катюша… Утраченное счастье моё, боль моя, радость моя… Где же ты сейчас? Ты уехала, а я не могу забыть ни наших встреч, ни нашей любви… Особенно горестны эти воспоминания на фоне моей семейной жизни, с её постоянными скандалами, придирками, грубостью и нравоучениями хозяйки моего очага, из которого я бегу с радостным облегчением при каждом удобном случае… Вот и сейчас снова бегу из своего «семейного рая» без сожаления, без угрызения совести…
Знакомая дорога вела меня к родному дому, но неожиданно в памяти всплыло обескураженно лицо Карима, и кривая, виноватая улыбка тронула мои губы.
– Да, бедный Карим! – подумал я, глядя на своё зеркальное отражение. – Друг явно не ожидал от меня такого… Даже слова не смог найти в ответ, хотя никогда за словом в карман не лез… Что, Сабир-ака, самому противно?… Поэтому так быстро и ретировался?… Что же с тобой происходит, дружище, если даже перед самим собой стыдно становится?…
Глава 2. «Нет в доме хозяина – нет порядка»
(Рассказ №1 Сабира Усманова – продолжение)
Дома меня встретили от всей души, проявляя радость открыто и естественно, и я, как никогда, понял, что очень соскучился по этим честным, простым человеческим чувствам, идущим от сердца к сердцу.
Мама трогала меня натруженными руками, словно желая убедиться в моей целостности и сохранности. Её лучистые глаза сияли радостью и добротой.
Весёлой гурьбой выбежали навстречу племянники и племянницы: сегодня они со своей мамой, а моей старшей сестрой Фирузой, в гостях у дедушки и бабушки. Дети обступили меня со всех сторон, стараясь ухватить за руки, полы пиджака, за ноги.
И я смеялся, поднимая руки:
– Всё – сдаюсь! Сдаюсь!
Шум, гам, веселье заполнили весь дом, делая его таким же, как и раньше, во время нашего невозвратно ушедшего детства. Фируза приказала детям оставить дядю Сабира, потому что он устал после дальней дороги, и детишки гурьбой убежали вглубь дома.
– Ну, здравствуй, братишка! – с тёплой улыбкой обратилась ко мне сестра, похлопывая руками по плечам. – Как здоровье? Как дела? Рахиля? Дети? Как её родители?
И я отвечал, как принято, аналогичными вопросами, интересуясь здоровьем всех домочадцев сестры, делами, новостями и проблемами.
На мои вопросы Фируза, как всегда, реогировала просто, без претензий и жеманства:
– Всё хорошо, братишка, всё хорошо. Все живы-здоровы.
Мама, улыбаясь, посмотрела на нас, своих детей, и сказала мягким, душевным голосом:
– Пошли ужинать, дорогие мои: отец уже ждёт нас.
За дастархан рассаживались по старшинству: сначала отец, потом я, мама, Фируза со своим семейством, начиная со старшего её сына, четырнадцатилетнего Тахира и его сестры-двойняшки Зухры, и заканчивая пятилетним Усманом, названным в честь дедушки.
Отец никогда не любил шума за столом, поэтому к вечерней трапезе семья приступила с чувством, с толком, неспешно. Дети сестры совсем не похожи на моих: за столом не шалят, с места не вскакивают, ухаживают за младшими.
Старшие девочки, Зухра и Диля, помогали матери приносить на стол горячие блюда, расставляя касы (глубокие фарфоровые тарелки, формой похожие на пиалы) с аппетитной шурпой по старшинству, а затем убирали освободившуюся посуду.
После ужина все перешли в просторный зал, где каждый нашёл местечко по своему усмотрению: мы с сестрой устроились на диване, отец в любимом кресле у окна, детишки на ковре рядом с дедушкой.
Сестра с интересом расспрашивала меня о Рахиле, детях, работе, о Фергане. Отвечал на вопросы почти автоматически, рисуя радужную картину своей ферганской жизни, выдавая желаемое за действительное. Фируза от души радовалась моим успехом, заверяя, что всегда была уверена в том, что её братишка самый лучший, и жизнь у него должна быть соответствующей.
На расспросы о её муже Максуде, его диссертации, сестра отвечала неохотно, что всё хорошо, и я понял, что здесь кроется какая-то проблема, и я по ходу решил, что непременно должен поговорить с зятем, и если надо, то и помочь ему.
Меж тем племянники устроили импровизированный концерт: они читали стихи, пели песни, рассказывали о том, как провели каникулы, каких новых друзей нашли.
Слушал их и вспоминал, как мы сами в детстве вот так же собирались в субботу вечером возле родителей в этой же комнате, делились мечтами и планами, рассказывали истории, приключившиеся с нами за неделю. С тех пор прошло более пятнадцати лет, но как жива память о тех временах, и как она оказывается дорога.
Моя старшая сестра перенесла эти же правила в жизнь своей семьи, и это очень близко мне, понятно и симпатично. Её семья как бы продолжение нашей семьи. Преемственность поколений? Наверное. Но чтобы осуществить эту преемственность, заключающуюся в продолжении традиций дома, доброго отношения друг к другу, уважению к родителям, к старшим, нужно много работать, отдавая душевные и физические силы, много доброты и любви, и Фируза понимает это, как никто другой.