Мысы Ледовитого напоминают

И так далее. Здесь всё неправда, а неправда всегда выдаёт себя тем, что не может образовать ядра явления (см. п. 2 и Пролог) в силу отсутствия самосогласованности. В самом деле, имя установлено по ножу и не говорит о статусе владельца (даже если действительно прочтено имя), каковой измышлен без обращения к фактам, а потому всё распадается. В бассейне Лены в 1630-х ещё не было торговли (едва устанавливался сбор ясака)[41 - Низовья Лены освоены лишь в 1640-х, отчего туда помещено и плавание, но в данные годы западное побережье моря Лаптевых уже было освоено с Хатанги, и «Акакий» мог быть первым только в отношении посещения зоны мыса Фаддея. Кстати, называть первооткрывателем принято только того, кто вернулся и сообщил. Наконец, торговец в глубине материка (именно таковыми были муромцы) и мореход – разные люди.]. Составителю эти годы нужны только потому, что в то время в совсем другом регионе (в низовьях Енисея) действовало семейство купцов-муромцев [Обручев, 1973, с. 49–51].

Зачем вся эта глупая ложь с Акакием, и надо ли о ней вспоминать? Увы, надо, ибо её готово слушать якутское общество, и надо понять, почему. Акакий стал основой разных сюжетов, и родился миф. А родился он потому, что на него возник заказ: по всей видимости, новым якутским властям нужна та история, в которой открытия велись из Якутии, и они согласны платить.

Тут надо вспомнить, что миф – явление во все времена общественное. Если есть заказ от общества или начальства, миф укореняется, если нет – нет. Соответствие известным достоверным фактам при этом не требуется, так что напрасно Леонид Свердлов раскрывал (притом весьма убедительно) нелепости «биографии» Акакия [Свердлов, 2002] – его не слышат, как 70 лет назад не слышали доводов против догмы Долгих-Окладникова.

Похожий «артамоновский велосипед» мы увидим в Очерке 4 у могилы Прончищевых. С этим сегодня ничего нельзя поделать, но за науку обидно.

Разумеется, усердие Магидовича-младшего очень навредило выяснению истины, ибо нелепость выдумки выглядит для многих как нелепость восточного варианта. Но этот вариант южного пути совсем отвергать нельзя. Люди с Запада могли быть взяты на борт где-то близ Хатанги судном, плывшим с востока, а таковое судно в свете новых данных видится возможным. Дело в том, что раскопки в поселке Усть-Оленёк обнаружили некоторые вещи, сходные с вещами ПСФ [Старков, 2013], а зимовье тут основано в 1633 г. (см. с. 369). Так что ПСФ могло отправиться отсюда[42 - Оттуда могли отплыть вовсе не беглецы, а люди, желавшие честно доставить казну из Оленька в Хатангу морем, а странно одетые люди (воры?) могли примкнуть к ним позже, сообщить о разбойниках на Хатанге и тем побудить их изменить курс. Добавлю, что в Усть-Оленьке тоже найдены русские женские украшения.], если оно произошло после этой даты. К возможной дате отплытия ПСФ и следует теперь обратиться.

12. Как же было на самом деле?

Мы уже выяснили, что идею северного пути надо отвергнуть как противоречащую фактам. Наоборот, южный путь возможен, и у него есть варианты. Более правдоподобным выглядит движение с Хатанги к мысу Фаддея морем, но и юго-западный (речной), и юго-восточный (с Оленька) варианты ничему не противоречат. Все варианты (как и другие непротиворечивые, если они появятся) лучше всего оставить как возможные. То, что окажется в них общего (ядро), и есть нынешний ответ на вопрос, как же было на самом деле.

На сегодня ответ примерно таков. То была разнородная ватага людей из разных слоёв общества – пришлых из Европы (с Запада и с русского Поморья) и Сибири (как русских, так и коренных жителей севера Западной Сибири), а также, вероятно, местных таймырцев. Она везла обширную добычу (с юга Таймыра и/или из устья Оленька) в Европейскую Россию, была вынуждена уйти с привычных путей (бегство) и оказалась в море к северу от мыса Фаддея (прибыв по морю или по рекам). Здесь она разделилась на две группы, причём многие путники, видимо, тогда же погибли. Западная группа построила летнюю избушку, в которой трое остались зимовать без всякой надежды выжить, а остальные, вероятно, ушли и, возможно, достигли юга Таймыра, где могли остаться жить. Восточная группа, видимо, погибла вся, однако некоторые тоже могли спастись как по суше (можно указать возможные пути их возвращения по рекам), так и по морю, если встретили промысловиков.

Изменение толщины годовых колец деревьев на юге Арктики в XVII веке

(данные О. В. Сидоровой и др.) указывают также даты извержений вулканов, возможно, вызвавших краткие похолодания в ходе LIA

1 —Таймыр, западнее устья Хатанги;

2 – район нижней Индигирки, западнее Русского Устья

Здесь много допущений, зато время нашей экспедиции можно указать довольно точно: 1640 плюс-минус один год.

Для этого достаточно вспомнить, что в XVII веке LIA был в полном развитии, а это видно из графика векового хода температур Субарктики, приведённого в Прилож. 2 к Очерку 1. В таких условиях достижение столь высоких широт было, вернее всего, возможно лишь в короткие периоды потепления.

В начале века было так же холодно, как через сто лет, когда в тех же местах плавал «Якуцк» (см. Пролог). Удобно

сравнить оба плавания, поскольку для «Якуцка» известны летние температуры, и обеим экспедициям удалось достичь островов Фаддея. «Якуцк» не смог сделать этого в холодное лето 1740 года, но смог в тёплое, поэтому и беглецы тоже могли суметь это только в достаточно тёплое лето, бывшее много теплее среднего многолетнего.

Для нахождения такой возможности следует взять более подробный график для XVII века. Из него видно, что после 1617 года существенное превышение температуры лета над средней многолетней наблюдалось у Восточного Таймыра только в 1637–1641 годах [Christiansen, Ljungqvist, 2012, график 4]. Выше приведён нужный фрагмент графика с указанием извержений вулканов, возможно, вызвавших соответствующие краткие похолодания в ходе LIA.

Конечно, беглецы не выбирали год для бегства, однако только в эти 5 лет (а вернее, в 1640 или 1641, после ослабления льдов в предыдущие годы) и была у них довольно реальная возможность достичь тех же широт, что позже достиг «Якуцк». Подробнее см. Прилож. 7.

Остальное остается пока предметом догадок и безнадёжных споров. Прояснить историю сверх сказанного в принципе может обследование островов Фаддея и бухты Симса[43 - Тщетные призывы к этому раздаются уже 70 лет (напр. [Ковалёв, 2011, с. 27]).], а также острова Большой Бегичев. Возможен и поиск в письменных источниках. Но надежды на это мало.

Сказанное о судьбе ПСФ отнюдь не означает, что «всё так и было». Нет, изложенное ядро события показывает лишь возможность непротиворечиво его объяснить. В принципе возможны и другие объяснения.

(Таковы же по своей сути схемы событий, приведённые в Очерке 1.)

А объяснить надо: столь раннее достижение столь высоких широт важно для понимания истории освоения нового вообще и в Арктике особенно. Неведомые люди дошли как раз до тех мест, каких смогла достичь ВСЭ спустя сто лет при мощной поддержке государства и крайнем напряжении сил. Она нашла здесь многолетние льды (их даже сочли вечными – см. Очерк 4).

Оборот бронзового зеркала с крылатым кентавром (остров Фаддея). В центре налай с проушиной для шнурка

Вернее всего, ПСФ прошло мыс Фаддея морем с юга, из устья Хатанги. Сделав это за сто лет до ВСЭ, оно рассказало своим подвигом очень многое. Быть не может, чтобы кочи, выходившие из Хатангского залива Восточным проливом, все до единого поворачивали только направо, к Анабару. Путь налево, на север, тоже был пройден: свидетельством тому, как минимум, две избы XVII века (на острове Большой Бегичев и в Петровской бухте). И вот мы видим, что путь был пройден до самого предела, до сплошных льдов, притом пройден весьма рано. Белое пятно истории Арктики перестаёт быть белым.

Возможно и другое – что наши герои достигли залива Фаддея в нартах по льду рек. Если так, то налицо другое удивительное достижение, и тоже за сто лет до ВСЭ, а упомянутые береговые избы поставлены другими первопроходцами, другими безвестными героями.

Основные результаты исследования находок ПСФ не зависят от того, каким путём прибыли наши герои к мысу Фаддея. Вот один из таких результатов: Долгих, первый исследователь ПСФ, изучив остатки одежды и украшений, пришёл к выводу, что нынешний (для середины XX века) нганасанский женский костюм за триста лет не изменился по существу [ИПРАМ, с. 188]. Все такие находки служат основным (а иногда и единственным) источником по самым различным вопросам культурной истории Севера.

Так, бронзовое зеркало с крылатым кентавром на фоне звёзд было привезено к мысу Фаддея из Средней Азии. Оно признано «древнейшим представителем» таких зеркал, а местом скопления находок таких зеркал является низовье Оби [Окладников // ИПРАМ, с. 160–166]. Значит, культурное влияние шло на сибирский Север не только из России, но и из Средней Азии (прежде всего из Бухары), по Иртышу, на нижнюю Обь. Известно, что «с проникновением в Сибирь русских, торговцами с юга оказались там именно бухарцы» [Бычков, с. 106]. Следовательно, культуру туда несли и прежде, до русских.

Другая женская вещь – обрывок сарафана-зырянки, каковой носили тоже на нижней Оби. Там же, на нижней Оби, – ближайшее к мысу Фаддея место, где растёт кедр, из которого вытесаны поплавки, колчан, основа иконы складня и две стрелы [ИПРАМ, с. 20, 199]. Очевидно, кто-то был оттуда, возможно, муж и жена.

* * *

Есть много свидетельств того, что русские землепроходцы и мореходы совершали открытия, о которых молчат летописи. Столб у мыса Неупокоева – одно из них. Откуда поморы пришли туда – с Таймыра, с Гыдана, с Ямала, с Новой Земли? В любом случае это было блестящим достижением, но осталось никем не исследованным.

Единственное известное мне изображение северной версии ПСФ [Свердлов. 2001]

Реальное плавание из бассейна Енисея по рекам и волокам на Хатангу и далее, за мыс Фаддея, более значимо, чем убогая выдумка (выгодная в годы разгула шовинизма) про путь вокруг мыса Челюскин, ибо оно укладывается в историю и тем самым говорит о реальном подвиге. Оно может быть прослежено по этапам – либо реально зафиксированным там и тогда (сбор ясака на Южном Таймыре, плавания из устья Хатанги в море, избы на его берегу и др.), либо иллюстрировано серийными фактами (реальными параллелями из других путешествий): уход Баренца в лодках с зимовки, зимовка Нансена без дров и др. Есть и подтверждения в народных сказаниях. Наоборот, выдуманный северный путь удаётся показать лишь обобщённой линией (см. картосхему), и она нереалистична: путь через Карские ворота был в те годы уже лет 30 как закрыт, прямого пути из Баренцева моря в Енисей не называл никогда никто. Тем более ПСФ: даже при самых удачных условиях оно потребовало бы двух страшных зимовок у северного берега Таймыра.

Они были бы за почти 400 лет обнаружены, но мы знаем лишь одно в устье Пясины, а далее лишь следы костров к востоку от мыса Лемана, без следа зимовки – см. карты перед титулом и на с. 32. Хотя люди могли прибыть туда лишь осенью (единственный известный поход из Енисея в Пясину (К. Курочкин, 1610, см. далее) занял всё лето), но очевидно, что зимовка оказалась невозможной.

* * *

И не вижу оснований замалчивать подвиг, даже если наши герои в самом деле везли краденое или награбленное (ведь и Северо-западный проход в Америке исследовали пираты Её величества). То были реальные люди, а не вымышленные идеальные первопроходцы из учебников. Словом, находки были достойны более подробного изучения, чем проведённое. Почему так?

Потому, что напечатанного было вполне достаточно, чтобы заявить о «глубоком прогрессивном влиянии». На самом деле все знают, что оно привело к разорению природы, катастрофическому сокращению численности (а то и полному истреблению) некоторых племён[44 - В 1650 году Дежнёв в верховьях реки Анадырь собрал ясак с только что открытых анаулов (одно из племен юкагиров). Вскоре его соперник Михаил Стадухин попытался сделать то же повторно, но анаулы воспротивились и «за непокорность были совершенно истреблены» [Сгибнев, 1869, № 4, с. 67, 69].], к позорному упадку хозяйства и культуры оставшихся. В наше время об этом начинают вспоминать:

«Мы считаем себя самыми умными, красивыми, культурными. Поэтому столетиями старались навязать наши веру и культуру племенам и народам, населявшим восточные земли нынешней России, искренне веря в то, что несём им счастье и цивилизацию. Только они по-другому понимали своё счастье и старались обойтись без нас» [Бычков, 2006, с. 2].

Правда, мы можем почти уверенно сказать, что те русские, что приплыли к мысу Фаддея, вольно или невольно учили туземцев – масштабно воровать и уходить от русской стражи (вариант: от русских разбойников). Тема актуальна и в наши дни, но вряд ли этим можно гордиться.

Кстати, тему пагубного влияния русских прояснил как раз Долгих. (Насчет ПСФ он сказал много лишнего, но эту его статью этнографы даже не упоминают. Она, видимо, была вызвана обстоятельствами.) Как этнограф он был весьма талантлив, аккуратен и честен. В частности, в 1954 году он направил властям отчаянное послание о вымирании малых народов Крайнего севера. Он отверг ходячее убеждение о склонности их к вымиранию: за те полтора века, что российская власть не истребляла их, численность их утроилась, а за 25 лет вовлечения в «советское строительство» сократилась в полтора-три раза, причём особо пострадали совсем малые (сотни человек) народы (Долгих Б.О. Население… крайнего Севера Красноярского края // Ин-т этнологии и антропологии РАН, Полевые исследования. Новая серия. М., 1993, т. 1, вып. 2, с. 125–129).

А ведь было хорошее, было. Вспомним русскую девушку из нганасанского мифа, щедрую и великодушную, простившую непутёвого эвенка, словно младшего брата. Вспомним и «волосатых людей», то есть русских, которые среди угодий туземцев успешно прятались от русских же. Далее, в Очерке 4, мы узнаём и слова Харитона Лаптева, героя ВСЭ, о том, что тавги (нганасаны) «с охотой помощь чинят Камчатской экспедиции». Для сравнения см. сноску 1 на с. 110.

Обиды пришли на Таймыр никак не от мыса Фаддея.

Очерк 3

Мыс Петра, или Меж инквизицией и чрезвычайкой

Мыс Петра на берегу Прончищева; расстояние между меридианами 4 км

Таймыр простёрт в Северный океан полукруглым выступом – берегом Прончищева. Об этом полярнике, в тех местах погибшем, речь пойдёт в Очерке 4, а пока рассмотрим берег его имени, полукруглый выступ.

Собственно, только этот выступ и дает основание называть страну Таймыр полуостровом. Основание, по-моему, весьма слабое – не зовут же полуостровом Патагонию, хоть она ушла в Южный океан куда дальше и притом острым клином. Александр Миддендорф, первый ученый, побывавший на Таймыре в середине XIX века и пустивший в оборот само слово «Таймыр», избегал называть его полуостровом, предпочитая говорить про Таймырский край.

1. О царе Петре, святом Петре и островах Петра

У самой серёдки полукруглого выступа на северо-востоке Таймыра лежат острова Петра (на западных картах – Святого Петра, см. след, стр.), полукольцом окружив безымянную бухту. Об этих местах в «Северной энциклопедии» читаем:

«Петра острова, группа низменных островов в м. Лаптевых… Пл. ок. 300 км

. Открыты и назв. в честь Петра I русским мореплавателем В. В. Прончищевым в плаваниях 1735–1736».