Цветущая вишня

– Может, останемся?

– Будешь ночевать около собора?

Похолодало. Кожа Веры покрылась мурашками и, чтобы хоть как-то себя согреть, она растерла кожу на руках.

Матвей на секунду пожалел, что так безрассудно поступил, поделившись пиджаком с китайцами, а не с Верой.

– Тогда поехали.

– Куда?

– А какое это имеет значение?

Вера упросила Матвея не пользоваться метро, но все-таки растратиться на автобус. Тот не долго колебался, к тому же, то место, куда они направлялись, автобус как раз-таки проезжает.

Вера сидела у окна, не думая о том, что Матвею пришлось заплатить за обоих, и принялась наблюдать. Все, что случилось с ней не так давно, осталось позади, вне этого транспорта, где-то далеко, в каком-то ресторане под названием, которое она никак не могла припомнить теперь.

Да, она сказала, что ничего уже не имеет значение, но это было не совсем правильно.

Ее положение все еще необъяснимо.

Если ничего так и не разрешилось, то что делать?

Ничего не делать?

Отдаться потоку, и пусть ведет, пока она не свалится вниз с обрыва и не разобьется о скалы?

Между тем, они уже зашли в один старый дом на тихой темной улочке, поднялись на третий этаж и зашли в квартиру.

– Можешь не осторожничать, – сказал Матвей, хоть и негромко, – все равно никого не разбудишь.

Когда они проходили мимо одной двери, она неожиданно открылась, чуть не сбив Веру с ног. Из комнаты вышел здоровый лысый мужчина с голым пивным пузом, в спортивных штанах и рваных тапках. Он производил не слишком приятное впечатление на Веру, и она даже съежилась от его близости. От него несло перегаром.

Пытаясь разглядеть в темноте лица Матвея и Веры, он спросил:

– Э, кто это?

– Я, к сожалению, не привез вам кисель, Егор Палыч. Вы же мне эту оплошность простите?

– А-а-ах, Матвей Сергеич! В темноте-то и не признаешь. Что это вы, разве не в театре с отцом были?

– Были.

– Так что ж сюда приехали-то?

Вера даже удивилась, как звучал его голос – явно не принадлежащий человеку такого сомнительного внешнего вида.

– Долгая история.

– А это, – мужчина включил свет, заставив и пару, и себя сощуриться, – ваша спутница, а? Хорошенькая.

– Она не пьет кисель, Егор Палыч. Мы пойдем, – Матвей взял Веру за руку и повел к комнату напротив.

– А-а-а-а, – тот затряс указательным пальцем и сипло засмеялся, – ну-с, мешать не буду! Доброй ночи!

– Сладких снов, Егор Палыч.

Когда они оказались одни в маленькой комнатке, видимо, спальне Матвея, Вера громким шепотом воскликнула:

– Ты здесь живешь?

– Да, – спокойной ответил Матвей.

– С этим человеком?!

– Да. А в чем дело? Егор Палыч очень интересный собеседник, когда пьет что-то покрепче киселя.

Вера в растерянности смотрела на Матвея, снимающего с себя часы и бабочку.

– Но… почему? Почему ты не живешь с отцом?

Он лишь улыбнулся.

Комната была маленькая, но с высоким потолком и огромным окном – кажется, единственным источником света.

– Садись, – он кивнул на кровать, больше похожую на больничную койку.

Вера села, стараясь не задерживаться взглядом на каких-нибудь частях комнаты, дабы не смутить Матвея.

– Ты устала, – сказал он, упершись руками в подоконник, – можешь ложиться.

– А где же ты будешь спать?

– Я не хочу спать.

Силы Веры иссякли и сопротивляться было трудно. Вместе с ним исчезла и вежливость, а потому она упала щекой в подушку, подперев колени и подложив под щеку ладони. Закрыв глаза, она, встречая сон, забормотала:

– Не знаю, почему, но ты такой добрый. Спасибо тебе.

– Я? Добрый? – Он усмехнулся.

– А как иначе? Ты разрешил мне переночевать у тебя.

– Переночевать? И куда же ты собираешься утром?

Вера зевнула. Веки ее были настолько тяжелыми, что, казалось, их не смог бы открыть даже Геркулес.

– Пока никуда. Вообще-то… вообще-то, я…