Цветущая вишня

И мысль ее растворилась в неге, что заволокла ее сознание. Матвей услышал ее мерное дыхание, увидел, благодаря падавшему сквозь окно лунному свету, как вздымалось ее плечо, как иногда подергивалась нога.

Пока она спала, он переодел брюки в домашние штаны и, сев в маленькое старое кресло, у которого пошатывалась ножка, принялся смотреть то в окно, то на Веру, о чем-то размышляя.

Вера проснулась, когда в нос ей ударил резкий запах одеколона. Она вскричала, когда перед глазами у нее предстало круглое лицо того лысого мужчины, улыбающегося во все свои неровные зубы.

– Доброе утро! Ой, ну что так визжать-то?!

В этот момент в комнату вошел Матвей и, закатив глаза, подошел к мужчине.

– Егор Палыч, я же попросил разбудить и позвать к завтраку, а не довести до инфаркта. Что вы тут устроили?

– Да ничего! Девочка сама испугалась. Ой, да больно надо, – он обиженно махнул рукой и вышел, оставив их одних.

Матвей посмотрел на Веру, прижавшуюся к стене и укутанную в одеяло. Вид у нее был таким, словно она увидела что-то необычайно страшное.

– Да что с тобой? Не чудовище же он.

Вера, отбросив одеяло, поправила волосы и села в постели.

– Прошу прощения. Просто напугал. Я спала еще…

Матвей достал из шкафа голубое хлопчатобумажное полотенце и протянул ей.

– Иди в ванную, пока там есть горячая вода. А потом можешь подходить к завтраку.

– Готовил ты? – Спросила она, подозрительно сузив глаза.

– Джейми Оливер. Ну а кто еще?

Он ушел, а Вера еще осталась в постели, чтобы окончательно пробудиться после сна. Она вновь оглядела комнату, теперь освещаемую утренним светом, хотя на улице было пасмурно. Выцветшие бледно-голубые обои, потрескавшийся потолок с лампочкой по центру, маленький дубовый шкаф (для Матвея, предпочитавшего минимализм во всем, он явно был достаточно вместителен), а в углу, между окном и шкафом, стояло кресло – по возрасту старше Матвея лет на тридцать.

Вере эта комната не представлялась жалкой или ущербной (как могло бы показаться Катя, подумала она) и уж тем более не вызывала отвращение. И в голове Веры никак не могла ужиться одна лишь мысль – почему Матвей живет здесь. Эта комната подходила скорее Вере с ее образом жизни, зарплатой и даже душевным состоянием. Матвей не был педантом уж точно, по крайней мере, в глазах Веры, и, скорее всего, довольствовался этой комнаткой. Комнаткой, ставшей ему убежищем. Именно этого и не понимала Вера – почему он прятался от отца. Наверняка он сбегал от него сюда, в единственное место, где Сергей не смог бы его достать.

Но почему?

Почему такие отношения?

Вера задумалась, пока смотрела на маленькую лампочку, похоже, уже давно перегоревшую.

У Матвея были деньги, комфорт, роскошь, возможно, даже власть (или, хотя бы, право на нее) – но он был готов отказаться от всего этого, лишь бы находиться подальше от отца.

Когда размышления Веры оборвались, она вдруг стащила с себя одеяло и с ужасом обнаружила, что спала в том самом платье, в котором была и накануне. Только волосы утратили былую укладку, да и на лице явно творилось безобразие. Вере было страшно даже представить, как она выглядела сейчас. Самое унизительное – Матвей ее уже увидел, и бежать стремглав в ванную было поздно.

В комнату проскользнул аппетитный запах чего-то поджаренного, на что желудок Веры отреагировал мгновенно. Она приложила руку к животу и проворчала:

– Подростки, вас не прокормишь.

И, кое-как покинув кровать-койку, она последовала в ванную.

Пугающие ожидания Веры оправдались – тушь у нее размазалась, блеск сошел с губ на подбородок, правда, тени остались на веках, но уже не украшали лицо Веры.

Перед глазами у нее встал образ Никиты, сердце ее сжалось так сильно, что она застонала, будто ее в прямом смысле пырнули меж ребер. Кое-как отогнав его лицо из головы, Вера вышла, уже свежая и чистая.

– Садись за стол, – сказал Матвей, не отходя от плиты.

– Ты умеешь готовить! – Восхитилась она.

– Так удивляешься, словно я памперсы щенятам меняю.

– Да он и это сумеет, зуб даю! – Раздался бас Егора Палыча, вошедшего на кухню. – Прекрасная дама…

– Ее зовут Вера, – сказал Матвей невозмутимо.

– Верочка, Вера, доброе утро! Все еще меня боитесь?

Вера покачала головой и выдавила улыбку – необъяснимое неприятие он вызывал в ней по-прежнему. Но вежливости ради она попыталась быть с ним радушной.

– Как спалось вам, кстати?

– Очень хорошо, – ответила Вера кротко и на секунду задержала дыхание, когда он сел рядом.

– А я вот не очень. – Он скорчил гримасу и помассировал выпирающий живот. – Что-то меня пучило после гороховой каши. Это потому-то, наверное, что Матвея Сергеича не было, вот приготовил бы мне какую-нибудь манку с кабачками, живот не бунтовал бы. А, Матвей Сергеич? Как насчет манки?

– Как-нибудь, – буркнул Матвей, снимая сковороду с плиты.

Егор Палыч, сложивший руки на столе, тщательно осмотрел Матвей с головы до ног и, прищелкнув языком, засмеялся.

– Слово от него клещами не вытащишь. Такой вот он.

Матвей это замечание проигнорировал, а Вера только вздохнула, невольно подумав: «Мне бы такого сына – просто сказка».

Юноша выложил на две тарелки по паре яиц идеальной формы, жаренные овощи (перец, лук и помидоры) и по запеченному тосту.

Егор Палыч потянулся к тарелке Веры и наморщил нос.

– Фу, яйца! Опять?

– Завтрак, – сказал Матвей, которому данный ответ показался исчерпывающим.

Егор Палыч всплеснул руками.

– Опять самому придется готовить?! Матвей Сергеич, вы эгоист.

– А что в этом плохого? – Он налил из большой стеклянной бутылки апельсинового сока и протянул ее Вере. Она охотно согласилась.

Егор Палыч замешкался, встав изо стола, чтобы самому приготовить себе поесть.

– Ну, – он пожал плечами, – это долгая дискуссия. А я на голодный желудок спорить не люблю.