Интернатские. Сентиментальность в бою неуместна

Илюха с Колюхой, никогда ранее не остававшиеся надолго одни, освоились, тем не менее, на удивление быстро. Утрами они легко вскакивали по звонку будильника, умывались, съедали приготовленный соседкой завтрак и бежали в школу. После занятий обедали, быстренько выполняли домашние задания и лезли на Дерево. Привычно примостившись на хорошо обжитых к этому времени его ветвях, грустно обдумывали своё житьё-бытьё.

Их очень тянуло, сейчас с особенной силой, обратно в родной таёжный

посёлок. Но как туда добраться? Без денег и без сопровождения взрослых это путешествие – пустая затея. Да и кто возьмёт их к себе жить в посёлке, кому они там нужны? Старенькой бабушке, которая сама нуждается в помощи? А всё же надо бы написать ей. И ещё – друзьям и своей первой учительнице. Рассказать, что произошло с ними за истекший неполный год хорошего и плохого. Ничего, что писем они не писали никогда в жизни. Зато не раз видели, как это делает отец. Главное – правильно написать адрес на конверте и красиво, как умеет отец, начать. Например: «Письмо писано тогда-то и там-то. Многоуважаемая…» и далее честно изложить достойные огласки события, коих, на их взгляд, произошло за отчётный период немало. Правда, стыдновато, что добрейший их друг Барбос не похоронен, как того заслуживает – но уж эта-то беда поправима. Только бы найти кого-то из взрослых почеловечнее или крепких старших пацанов, способных без насмешек взять, да помочь.

И помощь, как по мановению волшебной палочки, пришла однажды более чем удачно. Если бы Илюха с Колюхой были верующими, то обязательно подумали бы, что это Боженька подслушал их мысли и не раздумывая откликнулся, как нельзя кстати, добрым делом. Когда они в очередной раз в раздумьях восседали на Дереве, снизу, со стороны калитки, неожиданно раздался встрепенувший их весёлый приветливый возглас:

– Здорово, щеглы! Ну, как поживаете? Чего это вы как птенцы на ветках расселись? Хотите конфет – спрыгивайте!

Знакомый голос недавнего спасителя Колюхи донельзя обрадовал грустившего только что Илюху, и хоть будучи незнакомым для самого спасённого в Пасху Колюхи, его тоже своей доброжелательной интонацией в момент вывел из грусти, вызвав встречный радостный порыв.

– Дядь Вовчик! Ура!!! – вскричал Илюха, спрыгивая с Дерева прямо в распахнутые объятия их нового друга.

– Ура-а! – поддержал брата таким же торжествующим кличем Колюха, через секунду оказавшийся в тех же объятиях.

– Что, натерпелся, герой? – Вовчик ласково потрепал колюхины вихры. – Тю! Дык, на тебе, как на заговорённом, никаких почти что следов и не видать уже. Молодчик! Хороший вояка из тебя может получиться, когда вырастешь (как в воду глядел Вовчик – Колюха в будущем станет профессиональным военным и достигнет на этом поприще немалых высот). Ничего, братцы-крестнички, будет и на нашей улице праздник! Как говаривал мой дед, наши ихних победят завсегда. Точно?

– Точно, дядь Вовчик, наши ихних победят!

Расправив плечи и вдохнув полную грудь воздуха, в восторге от собственного невесть откуда взявшегося красноречия, Вовчик взмахнул сжатой в кулак рукой и бодро пропел сиплым то ли от простуды, то ли от чрезмерного, папироса за папиросой, курения, то ли ещё от чего-нибудь вроде похмелья голосом:

– Никогда-а, никогда-а

коммунары не будут рабами!

– Никогда-а, никогда-а!.. – звонко вторили ему захлёбывавшиеся радостным смехом Илюха с Колюхой.

– А псину-то вашу, говорят, того – замочили?

Веселье мальчишек вмиг оборвалось и на их лицах вместо весёлых улыбок появились слёзы.

– Ясненько, жизнь твою мать! Но хоть закопана-то собака по нормальному, или гниёт на помойке где-нибудь?

– Не-е… – ревели братья, – прикопал батя за домом среди мусора. А мы хотим похоронить Барбоса как настоящего друга.

– Тю! Дык, вон вы какие сурьёзные, однако ж. Ну-ну, поделитесь-ка, что и как удумали с убиенным дружком сотворить. Неужто, и впрямь как человека хоронить собираетесь?

– Дядь Вовчик, посколь вы сразу угадали нашу тайну, мы вот чего хотим вас попросить. Не смейтесь, пожалуйста, помогите нам. Честное пионерское, мы никому про это не скажем. А особенно наши – батя и Она, не должны

ничего знать. А то прибьют, и убежать некуда.

– Дык, чего же вы, щеглы, всё-таки конкретно сварганить хотите, да такого, что эта ваша паскуда вас за это самих закопать может? – продолжал больше по привычке, чем на самом деле тугодумно уяснять для себя и так, в

общем-то, ясную картину Вовчик.

Илюха с Колюхой, как всегда в вопросительных случаях, переглянулись. Несколько мгновений пребывали в нерешительности, но, по здравому суждению, решили всё-таки рискнуть, и полностью довериться этому взрослому. Ведь дядя Вовчик хоть и пьяница ещё тот, но человек, чувствуется, добрый и порядочный. И, как-никак, а их, вернее – колюхин, спаситель. А такое много значит и ко многому обязывает.

– Дядь Вов, вы видите, как Дерево наше болеет?

– Дык, оно ж, люди бают, просто чокнулось, рехнулось. На больное вроде не похоже, ветки не отсыхают, а листья желтеют, будто осенью.

– Это оно из-за Барбоса горюет. Они любили друг дружку, а его прямо на Дереве казнили. И оно ничем помочь не могло.

– Ну-у!.. Прямо так и было? А вы не сочиняете? Слухи, конечно, ходют на эту тему, но неоднозначные, каждый по-своему сплетню расписывает…

– Значит, вы и вправду всего не знаете. Когда мы из больницы воротились, Барбосик висел на Дереве – это батя его… но сам он никогда не стал бы так делать, это Она его заставила, потому что ненавидела и боялась Барбоса. Теперь Дерево может умереть от горя, ведь получается, что оно помогло сгубить своего друга – на его же ветках Барбосика повесили. А нам потом как без Дерева?

– Тю, тю, тю! Ребят, если я срочно не остограммлюсь, то от ваших проблем тоже рехнусь, как это лиственное чудо природы. Без бутылки тут и чёрт рогатый не разберётся, а я человек совсем простой. Погодьте, я мигом!

Вовчик исчез, а Илюха и Колюха с четверть часа планировали, как наилучшим образом свершить задуманную акцию. Они теперь ни на йоту не сомневались, что дядя Вовчик будет им в этом деле верным союзником, но… близнецов всерьёз волновала его слабость, примерно равная слабости их отца, к спиртному. Как бы не свалился с ног прежде времени.

Отыскав в сарае пару лопат – штыковую и совковую, кусок драной-передранной мешковины, братья размерили под Деревом, с обратной от калитки и дорожки в дом стороны примерно такой же по величине, как роют на обычных человеческих кладбищах, прямоугольник будущей могилы. Сходили в дом, нашли огарок недожжённой в Пасху свечки, ту же иконку, перед которой «христосовались» не омрачённым дальнейшими событиями утром того парадоксального дня, в который и погода, как утверждают старики, выдаётся обычно хорошая, и вообще всё бывает исключительно по-божески, а тут на тебе… Посовещавшись, прихватили и закуски – хлеб, варёную картошку, лук, чеснок и соль: ведь Барбоса после погребения, как того требуют приличия, надо будет помянуть. Дядя Вовчик в этом деле, конечно же, не обойдётся без водки, а им попросить бы соседку, чтоб дала из оставленных ей Николаем Захаровичем денег копеек двадцать на бутылку лимонада ради такого случая.

Обернулся убежавший в магазин Вовчик довольно скоро. Попросив у близнецов стакан, он наполнил его доверху, «под склень» принесённой им «родимой» и с видимым удовольствием, хоть и страшно морщась, выпил до дна крупными глотками, закусил помакнутой в соль луковицей и корочкой чёрного хлеба. После чего вынул из кармана брюк бутылку лимонада и вручил её мальчишкам, тем самым избавив их от необходимости выпрашивать под надуманными предлогами свои же деньги у соседки.

– Ну, с чего начнём, да и что вообще делать-то будем, так вы меня до конца и не просветили, – лицо Вовчика после выпитого приняло настолько блаженное выражение, будто ему предстояло сейчас принять участие не в похоронах, а в праздновании свадьбы или, как минимум, именин. – А ну-ка, вводите скорее в курс дела, и приступим, чего в долгий ящик откладывать.

– Да мы готовы, дядь Вов. В общем, надо Барбоса откопать за домом и притащить сюда. Вот, за Деревом выкопать могилку, подстелить, наверно, вот эту мешковину, чтобы ему помягче лежалось, и закопать, то ись, похоронить. И для маскировки заровнять.

– Понял, сделаем. Показывайте, где рыть!

Раздевшись по пояс, Вовчик со сноровкой профессионального могильщика выкопал в отмеченном мальчишками месте прямоугольную яму полуметровой глубины. Затем, попросив их, чтобы во избежание психологической травмы пошли ненадолго прогуляться и не смотрели на его последующие малоприятные для детского глаза действия, вытянул из рыхлой земли за домом задеревенелую грязную тушу собаки, обернул её мешковиной, перенёс к Дереву и быстро закопал в приготовленной могиле. Тщательно утоптав место захоронения, сходил за дом и с той же тщательностью, скрывая следы «преступления», заровнял участок земли, где Барбос был закопан до этого.

Окликнув тут же подбежавших к нему Илюху и Колюху, Вовчик штыковой лопатой разрыл угол свежей могилы и кивнул на показавшийся из земли белый кончик серого, когда-то густо-лохматого, а теперь невзрачного, со свалявшейся шерстью хвоста.

– Узнаёте? Всё в порядке?

– Спасибо, дядь Вовчик! – хором судорожно выдохнули близнецы.

– Ну, а теперь, по русскому обычаю, можно и помянуть вашего дружка.

Расставив на вынесенных из дома двух табуретках стаканы, бутылки с водкой и лимонадом, разложив имеющуюся закуску, Вовчик в один из стаканов налил себе опять до предела водки. Увидев, как один из близнецов взялся за бутылку лимонада, чтобы наполнить оставшиеся два стакана, он сделал протестующий жест рукой:

– Э-э, нет! Поминать, так поминать по-настоящему, по-мужски!

Илюха с Колюхой растерянно переглянулись, из уважения и благодарности к дяде Вовчику не смея противоречить ему, уже наливавшему в их стаканы отвратно пахнущую водку. Хорошо хоть, не по полному набулькал, а плеснул лишь на донышки. Этот напиток, так любимый многими взрослыми, в том числе их родным отцом, близнецы терпеть не могли не только за его мерзкий запах. Уж очень неприятными были их воспоминания о многочисленных эпизодах их раннего детства, когда потерявший по пьянке человеческий облик отец чего только не вытворял. Одни изуверства над их матерью чего стоили…

Но сейчас случай был неоднозначный, и они не знали, как себя вернее повести. Выпить эту дурманящую гадость – значит, в какой-то степени уподобиться отцу и другим пьянчугам, причиняющим столько страданий своим близким, омрачить светлую память матери, которая даже в страшном сне не захотела бы видеть своих чад пьющими. А не выпить… – обидеть дядю Вовчика, так искренне помогавшего им что в тот раз, когда мачеха могла забить насмерть Колюху, что сейчас, пристойно схоронив Барбоса. Да и Барбос, чего уж говорить, заслуживает того, чтобы, преодолев хотя бы на миг брезгливость к водке, они помянули его, как хочет дядя Вовчик, «по-настоящему, по-взрослому». Эх!

Поколебавшись, сначала Илюха как старший, а за ним и Колюха как «ведомый», взялись за стаканы.

– Ну, земля ему пухом, а ботаническая диковинка ваша – пусть, как надёжная крыша, прикрывает могилку от солнца, дождя и других, этих, ну, как их там… во, осадков, типа града, или ещё каких! Может, и взаправду выздоровеет теперь, желтеть и людей дивить перестанет. Только не чокаться! Не положено на поминках. С Богом! – торжественно провозгласил Вовчик и в пару залихватских глотков осушил свой стакан.

Илюха и Колюха через силу, задыхаясь вобрали в себя обжигающую вонючую жидкость, по очереди запили прямо из горлышка бутылки лимонадом. Короткая борьба с подкатившими приступами тошноты закончилась трудной, но убедительной победой крепких сибирских организмов. И с проснувшимся сразу же воистину зверским аппетитом они принялись уплетать за обе щеки немудрящую закуску, разложенную на табуретках. Мир вокруг теперь казался им многократно добрее и светлее, чем всего за несколько минут до этого. А дядя Вовчик – лучшим из самых закадычных друзей.

– А теперь, братва, знаете, что треба сделать? – деловито осведомился Вовчик, котрому чрезвычайно нравилась руководящая роль, безоговорочно предоставленная ему пусть маленькими пацанами, пусть в небольшом, да ещё и тайном мероприятии, но на полном серьёзе, с полнейшим доверием и уважением, чего ему так редко перепадало в повседневной жизни, если перепадало вообще. Возможно, этот импровизированный траурный митинг был звёздным часом его мало обласканной жизнью души.

– Не-а, не знаем! – не менее деловито озадачились Илюха с Колюхой.