Интернатские. Сентиментальность в бою неуместна

– Вот, скажите, охота вам, чтобы могилку вашего друга Барбоса топтали все кому не лень?

– Не-а, неохота!

– Вот и я говорю. Но вы же хотите, чтоб о могилке лишние люди ничего не знали? Значит, будут топтать, пусть не специально, но будут…

– Ой, а чего тогда делать?

– Эх, молодо-зелено! Слушайте сюда. Вы на настоящем кладбище когда-нибудь были?

– Когда мамку хоронили…

– Фу, ты! – закашлялся Вовчик так, что закуренная папироса пробкой вылетела из его рта. – Извиняйте, братцы, я не нарочно напомнил вам. Ну, раз уж так получилось, давайте заодно и мамку вашу помянем.

Вовчик разлил по стаканам остатки водки – себе, разумеется, побольше, а мальчишкам, на его взгляд – чисто символические, только ради траурных приличий, дозы. Малоприятная процедура пития повторилась один к одному в том же виде, что и по первому кругу. К счастью для близнецов, на этом их первоначальное знакомство с алкоголем завершилось, так как и того, что они успели употребить, с лихвой хватило, чтобы вскоре уснуть мертвецким сном и, забыв на ночь завести будильник, проспать утром школу, совершив первый в своей жизни прогул без уважительной причины. Да вдобавок ко всему – весь день напролёт потом промучиться головной болью и полным отвращением к пище.

… Удовлетворённо крякнув после опорожнения своего стакана и смачно

пережёвывая отправленную в рот целую варёную картофелину, Вовчик продолжил свою просветительскую беседу с мальчишками, слушавшими его как завзятого педагога.

– Значит, чем православные могилы похожи друг на друга?

– Ну, кресты, памятники… и ещё – оградки.

– Во, молодцы! А где нет всего этого? Если в каких-то особых условиях схоронили кого-то, не на обычном кладбище, а в одиночку, скажем, да ещё тайком, когда никаких крестов и памятников нельзя ставить хотя бы до поры, до времени? Ну, или просто некогда было…

– Там – бугорок.

– А если и бугорка нельзя соорудить, вот как у нас тут сейчас?.. Что делать? Затопчут к чертям собачьим могилу, и всё тут. А это – свит.. свет… святотатство, блин.

– Но мы же специально за Деревом Барбоса схоронили – там никто не ходит из взрослых. А пацанам, когда в войнушку играть будем, скажем, что здесь могилка. Они все за нас, и топтать не станут. И взрослым ничего не выболтают.

– Ну, пусть пацанва – народ нормальный. А вот если предкам вашим – папане да подруге его стервозной приспичит, к примеру, грядки тут соорудить, огурчики-помидорчики всякие, редиску насажать? Копнут, а в земле – собака зарыта, да прям под их носом, почти у крыльца. Что тогда?

– Плохо нам будет, накажут, не знай, как.

– Да тогда вас эта мандавошка вмиг сгноит со свету!

– А, как теперь…

– Думайте, думайте! Хлопцы вы башковитые, не зря же в школе в отличниках, говорят, ходите.

– Мож, на этом месте кусты посадить, да полезные, чтобы ни отец, ни

Она не захотели их выдрать и выбросить? И могилка будет помечена, и топтать её уже никто не станет.

– От, молоток! Ты, как тебя, Илюша, точно в академики какие-нибудь выбьешься. Не голова, а, прям… дом советов правительственный (и опять как в воду глядел подвыпивший Вовчик – Илюха в будущем добьётся широкой известности в качестве научного обозревателя авторитетных средств массовой информации международного уровня и успешно защитит не одну диссертацию)! Сбегаю-к я домой, присмотрю что-нибудь в своём саду, выкопаю и принесу. Посадим кусты в лучшем виде!

Вовчик поспешно удалился и около получаса спустя вернулся, довольный, с охапкой разнокалиберных, но однотипных саженцев.

– Блин, жена, Клавка, застукала в самый разгар выкопки. Чуть не зашибла к хренам – думала, я пропивать кусты намылился. А как узнала, в чём дело, сама попёрлась помогать. Еле отговорил. Во, глядите: лучшее, что мог придумать – войлочная вишня. Вкуснейшая вещь! Ягоды как у простой вишни, только желтоватые и растут не кисточками, а по одной и густо-густо прямо вдоль всей ветки. И главное – их легче собирать, это ведь не дерево, а куст, карабкаться никуда не надо. Взял на всякий пожарный саженцев с запасом – вдруг какие не примутся, срок цветения-то уже прошёл и пересадка для них сейчас не в кайф. Ну, давайте сажать! Лучшие кустики – на могилку, а что послабее – по углам двора распределим. И деревцу вашему, хоть и богатырскому с виду, а фактически одинокому-сиротливому, теперь, в компании кустов, повеселее будет.

Близнецы тут же под предводительством Вовчика с энтузиазмом принялись за работу. Двумя крупнейшими саженцами обозначили изголовье и противоположный край могилы. Один, немного подумав, посадили прямо в её центре. Остальное – в солнечных местах по границам двора.

– И не забывайте поливать побольше, особливо на первых порах. Но только не днём, не в самое пекло – это вредно для растений, а лучше – по утрам или вечерам. Ну, бывайте! Мне пора, дела… – голос весёлого Вовчика

подозрительно дрогнул, а глаза как-то странно покраснели и повлажнели, отчего он стал моргать часто-часто. – Ну, братаны… обнимемся, что ли?

Преисполненные чувства выполненного долга по отношению к своим друзьям Барбосу и Дереву, вкупе с чувством искренней благодарности к этому так похожему некоторыми дурными привычками на их отца, никудышному в мнении земляков-горожан, а в сущности – хорошему, душевному и отзывчивому человеку, Илюха и Колюха от души махали руками вслед как-то нервно уходящему дяде Вовчику. Когда тот совсем скрылся в наступающих сумерках из виду, они почувствовали, наконец, как ужасно устали, и без промедлений засобирались спать.

Прежде чем войти в дом, братья, несмотря на то, что обессиленные, буквально валились с ног, немного всё же постояли над свежей могилой Барбоса, погладили ствол притихшего, не шелестнувшего в этот момент ни единым листиком Дерева.

– Прощай, Барбосик! – эти слова будто не были произнесены вслух, а исходили прямиком из детских душ и заполняли, безмолвно и скорбно, пространство вокруг.

Возможно, на уровне материй более высоких и тонких, чем это доступно примитивному человеческому разуму, происходило сейчас незримое общение всех четырёх родственных душ, – живых Илюхи, Колюхи и Дерева и покинувшего этот земной мир Барбоса, – отчаянно грустивших по поводу всего случившегося с ними и от непонятно на чём основанного предчувствия неминуемой скорой разлуки. Во сколько же крат сильнее была бы их кручинушка, если бы это предчувствие подсказало ещё, насколько частыми и долгими будут предстоящие разлуки на самом деле.

Тихо наблюдавшая сверху за этим молчаливым общением большая ярко-жёлтая, нависшая над двором луна тоже, видимо, подустав, начала в глазах засыпающих на ходу братьев раздваиваться, троиться и расплываться совсем. Едва добравшись до постели, они мгновенно, даже не успев раздеться, провалились в глубокий, с непривычными кошмарными видениями сон.

Глава 11. СУДЬБОНОСНЫЙ ВЕРДИКТ

(интернат – а почему бы и нет?)

Закончился учебный год. В числе лучших учеников школы братья Сухоруковы были награждены, наряду с почётными грамотами, ещё и подарками, которые для каждого были разными, ни один не повторял другого. Им обоим достались большие книги народных сказок, одному русские, другому – узбекские. Эти в роскошных переплётах, напечатанные изящным шрифтом и прекрасно иллюстрированные издания было и просто-то приятно держать в руках, а уж перелистывать да читать – и подавно одно удовольствие. А если по прочтении ещё и обменяться ими друг с другом, то на весь предстоящий летний лагерный отдых нескучный досуг гарантирован.

Но в первую, июньскую, смену пионерского лагеря, куда их обещала отправить на отдых сделавшаяся в последнее время подозрительно доброй, как тем обманчиво-счастливым утром в Пасху, мачеха, они, увы, не попали – для семьи в тот момент гораздо нужнее оказался холодильник, на покупку которого в кредит и были потрачены скопленные к лету деньги. Оспаривать такое решение взрослых было трудно, поскольку наступила обычная для этой местности безжалостная жара, из-за которой купленные продукты и приготовленная пища быстро портились, а скармливать прокисшее и протухшее было уже некому – Барбос мёртв.

Не отчаиваясь от такой всего-то временной неудачи и оптимистично ожидая поездки в лагерь уже во вторую, июльскую, или даже, в крайнем случае, в третью, августовскую, смену, близнецы с первых же дней каникул с головой окунулись в привычный, из года в год повторяющийся для большинства местной ребятни отдых – дни напролёт проводили на Большом Арыке, купаясь до посинения и загорая до волдырей на коже. Вечерами, забравшись на высокие деревья в городском парке культуры и отдыха имени Горького, бесплатно смотрели сверху все подряд художественные фильмы, демонстрировавшиеся в летнем, то есть без крыши, состоявшем из одних

стен кинотеатре.

Дерево в их дворе, как и пожелал в своей траурной речи в день перезахоронения Барбоса дядя Вовчик, желтеть к этому времени совсем перестало, сбросило с себя все признаки уныния и хвори, и теперь жизнерадостно красовалось густой ярко-зелёной листвой. Кусты войлочной вишни, высаженные на могиле Барбоса и вдоль забора, тоже, в результате внеурочной пересадки немного поболев, зазеленели затем на удивление дружно, и уже после майских праздников были густо покрыты быстро созревающими сочными ягодами. А к началу июня порадовали своих хозяев первым урожаем.

Отец и мачеха, вернувшись из своеобразного припозднившегося свадебного путешествия неплохо отдохнувшими, бодрыми и более добродушными, чем когда бы то ни было, положительно оценили инициативу Илюхи и Колюхи, удачно засадивших двор полезными растениями. И, будучи в прекрасном расположении духа, пообещали им за это нынешним же летом купить хороший двухколёсный велосипед. Пока, конечно, один на двоих, но попозже, когда с деньгами станет полегче, можно будет ещё что-нибудь придумать. Лиха беда начало, главное – почин!

Братья, всерьёз восприняв обещание, в ближайшие же дни присмотрели в городском универмаге такое чудо современной техники, оторвать взгляд от которого они подолгу не могли всякий раз, когда совместно или поочерёдно специально наведывались сюда. Это был подростковый красавец «Орлёнок» благородного серебристого цвета, с блестящими спицами в колёсах и никелированными крыльями над ними, с ручными тормозами и таким же, как крылья, никелированным звонком на изящно изогнутом руле, насосом и подсумком для инструментов, прикреплёнными к раме под сиденьем. Одна лишь нетерпеливая мечтательная мысль вопросительно и настойчиво свербила в обеих мальчишеских головах всё это время: «Когда же?..»

Не попали Илюха с Колюхой в пионерский лагерь, как ни печально, и в июльскую смену. Но на этот раз причина оказалась близнецам более к душе, чем скучный хозяйственный вопрос, связанный с покупкой холодильника. Даже – радостной: до слёз взволновавший их приезд из Сибири бабушки по материнской линии. Прочитав полученное незадолго до этого от внучат предельно откровенное письмо об их житье-бытье, старушка от переживаний слегла. Другие подобные письма, пришедшие к первой учительнице мальчишек и некоторым их друзьям, перечитывали, передавая из рук в руки и затерев до дыр, всем посёлком, переживая содержание этих писем зачастую не менее эмоционально, чем родная бабка. И когда та немного оправилась от потрясения и последовавшего за ним недомогания, было вынесено коллегиальное решение: общими усилиями жителей посёлка подсобрать денег и отправить бабульку в сопровождении одной из близких подруг покойной матери близнецов в гости к ним, чтобы проведать их, и заодно «накрутить хвоста» их отцу, то есть морально повлиять на него, беспутного, совсем сдуру потерявшего голову из-за своей лахудры Машки.

Бабушке было страшновато впервые в жизни выбираться из дому так далеко, аж в Среднюю Азию. Но любовь к осиротевшим внукам и давящая на сердце жалость к ним, не утихающая с момента смерти их матери, а её дочери, перебороли страх. Нагрузившись гостинцами – привычной мальчишкам с пелёнок енисейской рыбкой во всех её мыслимых видах и таёжными соленьями-вареньями, женщины отправились в путь-дорогу.

Приехав, сходу перецеловали, общупали мальцов – целы ли, здоровы ли. Убедившись, что, слава Богу, те здоровы и даже подросли, возмужали, хотя и стали уж больно худющими, сибирячки немного успокоились и гостили целый месяц с превеликим даже удовольствием. Не забывая, конечно, при этом хорошенько подкармливать отощавших бабушкиных внучат. Прощаясь, плакали, не зная, доведётся ли ещё увидеться.

А тем временем Николай Захарович и Мария много раз куда-то уезжали на весь день. Возвращались озабоченные, до глубокой ночи усердно изучая и громким шёпотом бурно обсуждая кучу привозимых ими бумаг – направлений, постановлений и решений органов народного образования и

и социального обеспечения в отношении братьев-школьников Сухоруковых Ильи и Николая.

Сразу же после отъезда бабушки Илюхе с Колюхой было торжественно объявлено, что в пионерлагерь им этим летом, скорее всего, съездить уже не придётся, да и покупку велосипеда тоже, наверное, стоит пока отложить. И причина для всего этого – более чем радостная: у близнецов начинается новая, в тысячу раз более интересная жизнь. Отныне они будут учиться не просто в школе, а – в школе-интернате! С почти что полным государственным обеспечением и прочими благами – занятиями музыкой с бесплатной выдачей им каких хочешь музыкальных инструментов, танцами, спортом и ещё чем душа пожелает. Уроки готовить им будут помогать учителя и воспитатели. Стряпать – настоящие повара. И так далее, и тому подобное…

А для обретения этого свалившегося на них всеобъемлющего счастья от Илюхи с Колюхой требуется всего-то ничего: в течение августа-месяца, вместо поездки в неизвестно какой пионерлагерь и бессмысленного катания с риском попасть под машину на ненужном теперь уже, потому и не купленном велосипеде, побегать по врачебным кабинетам, пройти полное медицинское обследование со сдачей всех необходимых анализов. Взамен же неудавшегося отдыха в лагере отец свозит их на несколько дней в гости к одной из своих дальних родственниц в лучший город земли – Ташкент.