Реквием по Победе

Девушка встрепенулась и оторвалась от его плеча.

– Обещаешь?

– Слово сержанта, милая! – улыбнулся Кошечкин, положа руку на сердце.

Она снова крепко обняла его.

– Я буду скучать, Ванечка!

– И я по тебе, родная!

К утру Полина всё-таки принесла ему все его вещи и документы. Поцеловав на прощание медсестру, сержант выпрыгнул из окна и, поймав первую же полуторку, поехал на ближайший вокзал….

***

Комбат вместе с остальными офицерами батальона роптал в штабе над картой, заканчивая обсуждение завтрашнего плана наступления.

– На этом всё. Вопросы? – подытожил майор.

– Никак нет! – хором отозвались офицеры.

– Приступить к подготовке личного состава к операции. Разойтись!

Послышался топот сапог, и фигуры взводных и ротных удалились из штаба, а майор всё продолжал смотреть в карту.

Вдруг, раздался знакомый звонкий голос:

– Товарищ майор, сержант Кошечкин прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения воинской службы!

Комбат оторвал взгляд от карты и поднял глаза. Перед ним и вправду стоял его сержант с улыбкой до ушей.

Майор усмехнулся:

– Никак из мёртвых восстал, а?

Он обошёл стол, подходя к солдату.

– Не могу умереть, покуда Родина в опасности! – бойко ответил Кошечкин.

Комбат по-отечески обнял его за плечи.

– И правильно!

Он посмотрел сержанту в глаза.

– Что ж, Иван, воюй! Ты уж извини, что расстрелять пришлось, но, как видишь, не дострелили – и то хорошо! Чего ж зря такого бойца терять? Молодец, что вернулся!

– Служу Советскому Союзу! – отозвался Кошечкин, салютуя.

– Ну, всё, вольно! Дуй в свой взвод, старлею доложи, что прибыл, завтра в бой идём.

– Есть!

Сержант вышел из штаба полный радости. Наконец-то он среди своих! Пусть даже здесь его расстреливали, но всё же свои – и то хорошо!

Он шагал средь палаток, ловя на себе удивлённые взоры товарищей, и видя, как отворачивают лица те, кто тогда был в расстрельной команде.

Но как же найти того, который не стрелял?..

***

Бой гремел вовсю.

Отовсюду летели пули, осколки, снаряды и доски от разрушаемых домов. Слышались крики, ругань, выстрелы и взрывы. Всё это слилось в один сплошной монотонный шум, к которому со временем привыкаешь, однако, всё равно по-животному страшно.

Кошечкин маневрировал, делая короткие перебежки между домами и баррикадами, то и дело давая короткие очереди из родного ППС по пробегающим немцам.

Он прыгнул за очередную баррикаду к одному из бойцов, который тут же упал замертво. Между глаз у него зияла пулевая дыра. Снайпер.

Кошечкин аккуратно выглянул из-за мешков и металла, дабы понять откуда идёт огонь, и сразу же его каска зазвенела от пули, пролетевшей по касательной. Он нырнул вниз. Этой доли секунды ему хватило, чтобы понять, что фриц с оптикой сидит на водонапорной башне, которая была буквально в двадцати метрах от него. В том самом маленьком окошке на верхушке её. Вон там и сидит эта гнида.

Сержант осмотрелся, обдумывая свой план. До башни можно было добежать двумя перебежками – лишь бы снайпер не зацепил. Но как же до него самого добраться? У только что убитого солдата на поясе висела граната. «Ну, тебе уже без пользы, браток…», – подумал Кошечкин и, сунув её себе под ремень, дал короткую очередь по окошку башни. Пока он стрелял, то успел выскочить и быстро добежать до первого попавшегося дома, куда и занырнул.

Все стены были ветхими, а в некоторых виднелись отверстия от пуль. Подле выбитого окна сидел молоденький бледный ефрейтор, перезаряжавший свой автомат. Кошечкин подполз к стене напротив и, принявшись проверять ППС, подбодрил его:

– Что, молодой, страшно?

– Аг-га, – заикаясь, ответил боец.

– Ничего, и мне страшно, чего уж тут! От того-то, наверное, и живой! – усмехался Кошечкин, проверяя магазин, в котором почти не было патронов.

– Т-товарищ с-сержант, – всё заикался ефрейтор, – а эт-т-то же вас расстреляли т-тогда?

– Хех! Было дело! Как видишь, не дострелили.

Ефрейтор немного подался вперёд и почти прошептал без запинки.

– Я был в расстрельной команде тогда. Я в вас не стрелял.

Кошечкин поднял на бойца удивлённые глаза.

– Родной ты мой!.. – чуть ли не воскликнул он, уже хотев обнять его, как своего брата, но в этот момент раздался резкий звон металла о металл, и сержант увидел, как пуля прошила каску ефрейтора насквозь, оставляя на обоих отверстиях выливающуюся кровь, которая также начала идти изо рта. Глаза парня закатились, и он упал на пол лицом вниз.

– Э, братец, ты что?! – вскрикнул Кошечкин, поднимая за плечи тело ефрейтора. – Ты что?! Не умирай! Как тебя зовут хоть?

Однако крики были уже тщетны. Боец умер на месте от пули всё того же снайпера на водонапорной башне.

– Вот же сволочь, а! – ругался сам себе сержант. – Меня не дострелили, так его!