Реквием по Победе

– Не-а, но на этой проклятой войне хочешь-не хочешь уверуешь, да и к тому же, в детстве-то меня всё-таки крестили, хоть и запрещено, вроде как…, и даже в партбилете у меня икона лежит….

***

Младший лейтенант ВВС Василий Донцов готовил свой новенький Ла-7 к первому боевому вылету. Он необычайно волновался и требовал от техника, чтобы всё – буквально каждая гайка – в его истребителе блестела.

Подошёл командир полка, который с отцовской улыбкой смотрел на лётчика, готовившего свой самолёт.

– Волнуетесь, Василий Николаевич? – спросил подполковник.

– Если честно – да, товарищ командир, – ответил Донцов.

– Мы все волнуемся, хотя у меня этот вылет, наверное, сто первый. У тебя же это дебют, верно?

– Верно.

– Что ж, удачи всем нам, а тебе в особенности!

– Я как-то не верю в удачу…, – задумчиво ответил лётчик.

– Почему же?

– Какое-то это… абстрактное понятие…, – мялся Донцов. – Не по нашей идеологии…

– Да брось! Тут не до идеалов коммунизма, тут люди мрут штабелями – хош-не хош в удачу поверишь!

Подполковник пожал плечами.

– Ладно, готовься дальше! Вылет через пятнадцать минут.

– Есть!

***

…Повсюду были слышны пулемётные очереди, взрывы, крики, удары. Везде мелькали «зелёные» пехотинцы, «чёрные» моряки и проклятые «серые» фрицы.

Безруков прыгнул за какой-то большой кусок металла, непонятно от чего, и перезарядил свой ППШ. Откуда-то выскочил Терехов, дал короткую очередь и присел рядом с ним.

– Дзот, собака, ходу не даёт, столько наших уже положил! – злобно сказал капитан, сплёвывая почерневшую слюну и отборно выругиваясь. – Мишаня, дай мне одну гранату, я этого подонка сейчас разорву.

Получив гранату в руки, комбат, пригнувшись, рванул к другому укрытию. Вдруг, он упал, как подкошенный.

Безруков дал очередь в сторону дзота и буквально подлетел к командиру, тот был ранен в бедро. Взяв у него обратно гранату, он прыгнул в укрытие, до которого не смог добежать капитан, оттуда был прекрасно виден этот немец. Сержант метнул «фенюшку»[5 - «Фенюшка» – осколочная граната Ф-1 на сленге военнослужащих РККА. (Прим.авт. В.О.)] ему под ноги. Пулемёт умолк, а стрелок рухнул изрешечённый осколками и опалённый огнём.

Безруков снова подбежал к Терехову, взвалил его на себя и, кряхтя, отнёс за тот самый кусок металла, за которым они сидели.

– Фельдшер! – закричал он. – Фельдшер, чёрт тебя дери!

Откуда-то появился молодой, но уже поседевший сержант медслужбы, который тут же принялся перевязывать комбата.

Безруков двинулся дальше к вершине горы, периодически давая короткие очереди по немцам…

***

Донцов преследовал немецкий истребитель, что только что вышел из «бреющего» и снова стал набирать высоту. Дал очередь – едва крыло задело.

«Юркий гад, а!» – подумал Донцов и снова открыл огонь.

В хвост.

Немец загорелся и резко пошёл вниз.

Василий был несказанно рад – первый сбитый в первом же бою!

Тут, он заметил, что за ним погналась пара «мессеров».

«Не дождётесь, гады!» – снова подумал лётчик и резко пошёл вверх. Обернулся – «ганс» был уже один. Донцов развернулся, вошёл в пике и дал очередь противнику прямо в нос.

Загорелся.

Вдруг младший лейтенант почувствовал, что начинает терять высоту – второй «мессер» расстрелял его «Лавочкину» левое крыло.

«Твою мать!» – выругался про себя Донцов и выпрыгнул из самолёта, который падая, таки угодил в этого самого немца, что его сбил, и он тут же взорвался.

«Хотя бы так просто не отпустил!» – обрадовался Василий, когда уже показалась земля.

Приземлившись, он отцепил лямки парашюта и возрадовался, что его не расстреляли на подлёте к земле.

Донцов достал пистолет из кобуры и бросился к ближайшему укрытию – следовало оценить обстановку. Вершина горы была близко, но проход к ней не давал немецкий пулемётчик и семеро автоматчиков. Вдруг рядом с ним появился какой-то грязный сержант пехоты с краснющими глазами и выцветающей гимнастёрке, на которой звенели медали на почерневших, от копоти и пороха, лентах. Он перезаряжал свой ППШ. Увидев, лётчика он удивлённо спросил:

– Ты откуда, младшой?

– С неба, – смущённо ответил Донцов.

– Понятно. Вон труп, – Безруков указал на изуродованного немца, сжимавшего в мёртвой руке автомат, – хватай «шмайсер» и будем думать, что дальше делать.

Василий, как кошка, прыгнул к нему, схватил автомат, два магазина из подсумка и отпрянул обратно к укрытию, так как тут же перед ним взметнулась пыль от пуль, ударяющих в землю.

Тем временем за баррикадой уже сидело ещё трое перепачканных красноармейцев и старлей-моряк в чёрной фуражке, надетой набекрень, и сжимавший в окровавленных руках знамя.

– Эх, – тяжело заговорил офицер, – так неохота умирать, ещё и у себя дома.

В уголках его рта появилась кровь.

– Может тут посидите, прикроете нас, а мы возьмём знамя? – спросил Безруков.

– Нет, друзья, – отвечал старлей уже бодрым голосом, – я вас поведу. Вперёд! За Родину, за Сталина!

Раздалось громогласное «ура!», которое, казалось, слышала вся округа, хотя, наверное, таких «ура» на этой горе – было несколько сотен.