Умри вовремя

Утверждение Гэмфри было голословным, но его спокойная уверенность убеждала, и будто тяжесть свалилась с плеч Поля. Или подействовал коньяк?

–Понимаете, до сих пор как-то получалось, что во всех компаниях я оказывался, или выглядел, самым молодым. В классе, в колледже, в коллективе врачей. А сегодня прошел после работы на танцплощдку на берегу. Оказывается, там вечерами танцуют с девушками совсем молодые парни. Среди них я выглядел настоящим стариком. И все смотрели на меня …так. Как незаметно пролетела молодость. И что же, теперь моя участь только покупать любовь?

–Э-э, да ты идеалист. Воспринимай мир проще,– похлопал Гэмфри Поля по плечу, доливая коньяка. – Ничего не кончено даже для меня. Да-а!– он горделиво и явно рисуясь поднял подбородок вверх,– вот возьму и женюсь. По твоему можно влюбляться только в шестнадцатилетних?

–Я познакомился с одной девушкой,– продолжал Поль, которому уже не терпелось выплеснуть все, что накопилось на сердце, – точнее нет, не познакомился. Просто она почему-то села за мой столик в ресторане во время обеда. Нам еще не принесли горячего, а я уже готов был отдать за нее жизнь. Я бы умер от счастья, если бы она согласилась стать моей женой. Ведь с тех пор, как умерла моя тетя, не было рядом человека, которого я бы любил и считал родным. Так вот, как только заиграла музыка какой-то старый, противный мавр пригласил ее на танец. Я не мог возразить. Ведь я не знал ее, не знал, как она относится ко мне. А она пошла, а через несколько минут этот мавр увел ее. Неужели она не поняла моего взгляда? Неужели я стою меньше той банкноты, которую она отрабатывает сейчас? Что за гадость эти женщины!– голос Поля сорвался.

–В тебе сейчас говорит обида,– мягко возразил Гэмфри.– Подумай, имеешь ли ты право предъявлять претензии? Почему женщину, даже совершенно незнакомую, мужчины воспринимают как собственность? Правда, и меня возмущало вначале, что такой сложный, умный аппарат для размножения природа всучила дурам. Впрочем, я уверен, что ты стал таким эмоциональным оттого, что пришла пора влюбиться.

Гэмфри помолчал. Наверное, вспомнил что-то из своей жизни. Долгой жизни, если смотреть на нее глазами ребенка. И такой короткой для того, кто её прожил.

–Как закоренелый холостяк могу сказать тебе то, что не придет в голову женатым. Какое все же это счастье, что в мире есть женщина. Без них наше существование лишено смысла. Вот ты одинок сейчас, и смертен, и ничтожен. Но появляется женщина, и ты получаешь больше, чем стоишь сам. И приобретаешь бессмертие! Вот если бы мы размножались почкованием, что можно было бы сказать в конце жизни? Родился, жил и умер. Ну, может быть, построил камин из раковин,– горько рассмеялся он, поднявшись из-за стола и подходя к камину. – Это мне, одинокому, остается душу свою отдавать гнездышку. Взгляни на мебель! Практически вся сделана моими руками. Так что после себя я оставлю вещи вместо детей. Вдохну в них жизнь, и оставлю.

–Я пойду,– робко сказал Поль, делая попытку подняться.

–Нет, нет, посиди! Я ведь говорю все это и для себя тоже. Трудно, когда не с кем поговорить. Так вот, о чем это мы? Ах да! Вот даже на пенсию я не иду. Стыдно! Ведь теперь вы, молодые, должны будете кормить меня. Меня, который не приложил никаких усилий, чтобы подготовить себе замену. Не иди по моим стопам, нет! Я вот хотел в юности стать врачом. Но сосед строитель отговорил. Заниматься медициной, сказал он мне, это как исправлять ошибки в надписи на торте, который тут же будет съеден. А вот дома… Ныне я с ним не согласен. Ободранные временем стоят знаменитые пирамиды. А как ни уязвим, одноминутен человек, но персик девичьих щек все так же свеж и притягателен, как и впору их строительства! Лишь в смертном живом сокрыто бессмертие! Потому влюбляйся и женись. И ты не будешь затерян во времени и пространстве. Женщина встраивает нас в осязаемую цепь бесконечной жизни, дает смысл существованию.

– А может лучше заняться наукой?

–В ад примут и без образования.

Гэмфри вернулся к столу, налил конька в обе рюмки. Поставил бутылку, и вдруг шлепнул себя по лбу, поднес руку к глазам, пытаясь разглядеть убитого комара.

–Взгляни, вот быстрая смерть, смерть без страдания. Для чего появляется на свет комар? Для удовольствия! Только есть и размножаться. А смерть мгновенна. Ни тебе раздумий о человечестве, ни о смерти. Нет незавершенных дел. Вся жизнь, не только комариная, появляется для удовольствия, и только разум отравляет ее. Но от жизни никуда не деться, а значит и от любви! Пусть любовь только обман,– продолжил он, подняв рюмку вверх, – все равно, спасибо ей за иллюзию исчезновения одиночества! Как правило, мы умираем раньше наших подруг. Значит, они с нами навсегда. Для нас обман никогда не кончается. Так что женщина – самый бескорыстный и дорогой подарок, который преподносит нам природа. Чтобы выразить любовь к женщине, мы выдумали язык. Ведь если бы мы размножались, как я уже упоминал, почкованием, какой смысл был бы в общении? И Бог смог явиться к нам лишь через слово, порожденное женщиной. Да и не Бог, но женщина даёт нам не мифическое, а реальное бессмертие! Распятие на кровати, а не на кресте, должно красоваться на церквах! На неё, на кровать нужно молиться!

–Не крестным же знамением, а кроватным, – хмыкнул Поль.

И они выпили еще, и Полю было хорошо как никогда, и мысли были ясны, и проблемы решались сами собой.

–Признаюсь,– заговорщически наклонился Гэмфри к Полю, – в отличие от тебя меня не гнетет уже постоянное чувство необходимости поиска. Поизносилось все, что скрыто платьем, не властвует надо мной уже кое-что, как над половиной человечества, и женщины вызывают теперь еле живой интерес. Но зато я почувствовал себя совершенно свободным. И хоть здоровья уж нет, а в моем возрасте оно и ни к чему, иначе обидно было бы умирать, я чувствую себя счастливым!

От Гэмфри Поль возвращался умиротворенным. В навалившейся после кондиционной прохлады духоте по пути к своему коттеджу он сбросил пиджак, сорвал ненавистный галстук. За зеленой стеной, стоило лишь протиснуться между стеблей метров двадцать в сторону океана, открывалась желтая песчаная коса и бесконечная, медная от лучей заката, волнистая гладь. Виды эти не утратили еще для него, выходца из душных европейских городов, экзотичности и притягательности. На душе у Поля стало светло и грустно.

После увиденного у Гэмфри великолепия собственное жилище показалось пустым и мрачным. Зал, спальня, ванная и кухня, служившая и столовой, обставленные только самым необходимым, походили на официальное учреждение. Поль решил завтра же попросить приходящую домработницу Марту принести хоть пару цветков в горшках.

– Как глупо устроена жизнь,– пришла ему в голову мысль уже в ванной, когда он нежился под тугими прохладными струями душа. Стоя на белом теплом кафеле, он как никогда ранее внимательно разглядывал собственное тело. -Какая приятная гладкая кожа,– с волнением провел он рукой по бедрам,– красивый живот. Почему бы какой-либо девушке не любоваться им, Полем, пока еще есть время. Пока он не стар. Ведь есть же где-то такая же одинокая, как и он. И такая же несчастная.

Он представил себе как прямо сейчас, здесь, в ванной, вдруг бы оказалась ОНА, и никогда не испытываемое чувство восторга охватило его. Привычное окружение наполнилось таинственным смыслом и значимостью. Вдруг совершенно по новому воспринял он шум воды, острее ощутил запахи зелени, сквозь большое, затянутое противомоскитной сеткой окно вливающиеся в ванную. Удивительным и странным показалось ему существование людей с другим, нежели у него, телом. С неожиданным волнением воспринял теперь Поль тривиальную мысль о том, что все женщины мира бессмысленны без него, они самой природой предназначались ему. И океан волновался для него, и лианы шуршали по крыше коттеджа, и коровы кормились на лугах.

И ответная благодарность ко всему окружающему, и любовь, и нежность наполнили грудь и слезы выступили на глазах. Как хотелось именно сейчас в свою очередь облагодетельствовать все существующее, и раствориться в этом огромном, добром мире с восторгом и признательностью…

…Ночью Поль проснулся. Было жарко, во рту было непривычно сухо. Он еще никогда не пил столько коньяка. Очередной раз чертыхнулся, вспомнив о неисправном кондиционере. Сглотнул тугую слюну и почувствовал боль в горле. Вот уже несколько дней немного побаливало с правой стороны. И на ощупь миндалина справа была, казалось, немного увеличена.

Он вскочил вдруг в тревоге, босиком бросился в ванную комнату, включил свет и, широко открыв рот, стал разглядывать горло в зеркале. Цвет был одинаков с обеих сторон.

–Вдруг это проявление малодифференцированной опухоли! – вдруг с ужасом и тоской подумалось ему.

И прежние мысли о том, что зря прожил одинокую жизнь, не оставил детей, и тело его вскоре исчезнет под слоем красноватой местной глинистой почвы и будет навсегда забыто, нахлынули.

Пытаясь охладиться выпил воды, намочил в ванной простыню и набросил ее на плечи. Выключил свет и вышел на крыльцо. Здесь звуки ночи были слышнее. Воздух был недвижим, свежести не ощущалось. Китайский фонарик луны нырнул за тучку, но рассеянный свет и яркие близкие звезды позволили постепенно привыкшим ко тьме глазам различать предметы. Какой-то шорох шел от калитки. Поль прошел и открыл её.

Тьма в зарослях. Но вот блеснули жемчужные отблески на миг освобожденной от туч полной луны на зеркально-восковых листьях. Поль отшатнулся.

На скамейке – темной, отполированной временем доске, в которую врезались, раздуваясь в стороны, стволы толстых пальм, прямо у калитки, прислонившись к одной из этих пальм, как продолжение бестелесной ночной тени, угадывался силуэт сидящей девочки. Без платья. Будто она только что пришла с пляжа. Но откуда она могла появиться здесь?

Только Ирвин и Гэмфри жили в коттеджах рядом с Полем в этом глухом месте, на самом краю выступающего далеко в океан мыса, который с трех сторон был окружен безбрежным водным простором. До пустого ныне отеля “Океан” десяток километров по дороге в город.

–Кто ты?– спросил Поль удивленно.

Незнакомка не отвечала. Выражения глаз нельзя было разглядеть в темноте.

–Боже,– охнул Поль, стыдливо плотнее обматываясь простыней. – Пойдемте же в дом,– протянул он руку.

Девочка подала ему свою, с трудом поднялась, сделала шаг. Вдруг ноги ее подкосились, и Поль еле успел подхватить падающее тело.

Войдя в дом, он бережно донес ребенка до дивана, стоящего в зале, вернулся, плотно закрыл дверь и только после этого щелкнул выключателем. Яркий свет выхватил из тьмы предметы. Поль обернулся к дивану и замер. Перед ним лежала Мечта.

Гостья оказалась не девочкой, а девушкой. Стройное тело венчало лицо, которое всплывало перед ним в юношеских фантазиях, которое он старался изобразить на бумаге во время скучных лекций. Которое искал бессознательно, с надеждой вглядываясь во встречных.

«Я умру, если она уйдет из моей жизни», понял он вдруг, прикладывая руку к груди, будто желая успокоить заколотившееся сердце, и покорно смирился с этой ясной, одновременно тревожной и радостной мыслью.

Побежал за тонометром и фонендоскопом в спальню. Торопясь, не попадая ногою в штанину, натянул спортивный костюм, вернувшись, измерил давление, стоя перед девушкой на коленях. Он согласен был стоять на коленях перед нею всю жизнь.

Мокрые рубашка и трусики, явно не предназначенные для плавания, плотно прилегали к телу, тяжелые длинные золотистые волосы оставили на диванной подушке темные прохладные пятна. Ноги были исцарапаны, внизу все в песке, который кое-где был пропитан кровью. Поль понял, что девушка приплыла откуда-то и вышла из океана перед их коттеджами. Прибой разбивался здесь метрах в тридцати от берега, а дальше, вплоть до песчаного пляжа, мелкая волна перекатывалась над острыми кораллами, еле скрытыми водой, ходить по которым босиком было безумием.

Лицо девушки было болезненно хорошо. Ни одного изъяна не нашел в нем его жадный, пытливый взгляд. Она была чересчур красива. Судьба не предназначала ее Полю. И у него заныло сердце.

Вдруг дрогнули веки. Поль склонился ниже. Именно голубые глаза он ожидал увидеть. Огромные, окаймленные длинными ресницами.

–Как вы себя чувствуете?– язык еле передвигался в его пересохшем рту.

Взгляд девушки постепенно становился осмысленным. Вдруг она спохватилась, опустила руки, прикрываясь.

Поль бросился в спальню, схватил влажную простыню, вернулся к дивану, набросил.

–Вы француз? – спросила девушка тихим бесцветным голосом, руками поправляя простыню, и он только теперь понял, что говорил с ней по-французски, не сомневаясь, что она поймет.

–Где я?– продолжила она, дождавшись утвердительного кивка Поля.

–У меня в доме,– глупо ответил он. -А вы откуда?

–Я очень устала,– равнодушно, с видимым усилием проговорила девушка.

–Я сейчас!– Поль вскочил с колен, бросился на кухню ставить чайник.

Затем в спальню. Достал чистые простыни, заготовленные Мартой в шкафу, и постелил их на свою кровать.

Кинулся в кухню, где зашипел чайник.