Но только отчаяние было готово овладеть ею, как … Никто не успел даже глазом моргнуть! Р-раз – и перед ними уже стояла прежняя улыбающаяся Дуняша!
Вокруг мигом воцарилось оживление. Платок трепетно передавали из рук в руки, покрывали одного ребенка за другим. Вот Егорка подмигнул хитрым глазом, вот колыхнула тугой косой девочка из соседнего с Михайло дома. Потом – еще и еще, пока, наконец, все дети не приняли человеческий облик.
К воссиявшему в небесах светилу вознесся общий восторженный возглас. Берендеи со всех сторон бросились к Кате. Так крепко и искренне ее не обнимали никогда! Разве что бесконечно любящие мама и папа, когда радовались ее маленьким детским победам. Или просто так, потому что очень соскучились.
Когда восторги немного улеглись, все отправились на просторный двор старшины послушать девочку. Та, несмотря на чудовищную усталость, после бессонной ночи и перенесенных переживаний уселась в тени навеса и начала рассказывать. Правда, без многих подробностей, чтобы сэкономить время и силы. Но даже скупого изложения событий было достаточно для того, чтобы Берендеи чуть ли не ежеминутно вскидывали брови, отчаянно жестикулировали и повторяли:
– Мать честная ..! Да неужто ..?! Ну уж прям ..! Как же ж так ..?! Ах, ты, чтоб им ..! Знали б, ни в жизнь ..!
После повествования потрясенный Михайло поднялся, расцеловал девочку и произнес:
– Думали, просто сходить нужно да попросить. А ты из-за нас такого натерпелась! Проси, чего хочешь!
– Мне бы поспать немного, – тихо сказала Катя, чувствуя, что ее вот-вот сморит.
Марфа всплеснула руками и засуетилась.
– Конечно, конечно, – извиняющимся голосом заговорила она. – Ты уж прости нас за простоту, больно не терпелось послушать. Ложись, ложись. Вот здесь в теньке покойно будет.
И выразительно глянула на мужа.
Тот придал голосу басовитость и громко объявил:
– До пробуждения спасительницы нашей, чтобы – ни звука! Ни-ни!
– Только вы меня обязательно через два часа разбудите, пожалуйста. А то времени совсем не осталось, – сказала Катя и мгновенно уснула.
Кто-то нежно коснулся плеча и затеребил его. Девочка открыла глаза. Над ней склонилась Марфа.
– Ты просила разбудить тебя, – шепотом, будто Катя еще спала, произнесла та. – Или еще поспишь?
– Нет, нет, – отрицательно закрутила головой девочка, – спасибо. Мне уже пора.
Только она зашевелилась, как послышался голос Дуняши.
– Мамонька, теперь-то уж можно?! – с нетерпением воскликнула она.
Катя обернулась в ту сторону. Около сарая расположились ребята, напоминая стайку нахохлившихся воробьев.
– Ждут, когда им резвиться разрешат, – пояснила женщина. – Два часа просидели, не шелохнувшись, – и махнула рукой. – Можно!
Дети с радостным визгом сорвались с места и обступили Катю.
– Мы теперь в тебя играть будем! – выпалила Дуняша. – Как ты с болотниками билась! Чур, я – Катя! А ты, Егорка, Багник!
– Даже вовсе на него не похож, – насупился мальчонка. – У меня брюха такого нет.
– Тогда будешь Аржавенником! А я тебя побеждать стану! – нашлась девочка. – И не спорь! А то игру разладишь!
– Ладно, – вздохнул тот. – Только потом поменяемся.
– Неужто девчонку станешь изображать?! – засмеялась Дуняша.
– Ну-у, – смутился Егорка, – могу Дуб, например. Или Ендаря хотя бы.
Уговорившись, ребятня дружно бросилась на улицу. Подошли Михайло со Степаном.
– Мы тебе решили сопровождающих дать, – сказал старшина.
– Ой, нет, спасибо, – возразила девочка. – И дальше ворот не провожайте, пожалуйста. Мне так надо.
Мужчины недоуменно переглянулись, но спорить не стали.
– А скажите, – немного помолчав, обратилась она к Степану, – после моего возвращения из леса вы зачем «козу» делали? Играли, что ли?
– Какую козу?! – не понял тот.
– Ну, вот так пальцы сгибали, – показала девочка.
– Что ты, милая! – охнул Степан. – Наисильнейший магический жест, от предков унаследованный, таким словом называешь! Это ж первейшее средство от сглаза и порчи всяческой! В самый раз после болот пришелся! Сразу очистилась и заговорила!
Катя не стала расстраивать добряка Степана по поводу обретения речи, а только сказала:
– Ну что идемте?
Все пошли к околице. У ворот их поджидали кот и конь.
– Мы с тобой пойдем, – выступил вперед Баюн.
– Не стоит вам этого делать, – вымолвила Катя. – Лучше здесь оставайтесь. Поживете, среди людей обвыкнетесь. Постепенно молва добрая окрест покатится. О том, что не служите больше ни Яге, ни Кощею. Вот тогда по другим весям и пойдете безбоязненно. А сейчас не надо. Вдруг кто по незнанию да с испуга охоту на вас устроит или еще что-нибудь похуже придумает.
Баюн и Яр, молча, опустили головы. Было видно, что они согласны с доводами девочки, но все же испытывали неловкость. Катя обняла каждого и вышла за околицу.
Дойдя до реки, она уселась на берегу и прислушалась. Пели птицы, шелестела трава, плескалась рыба. Но того, что было нужно, не доносилось. Через некоторое время речная гладь перед ней забурлила, и сквозь нее проступили глаза Бродницы.
– Ты снова, зачем сюда припожаловала? – долетел приглушенный толщей воды голос.
– Прошлой ночью здесь звук необычный был. Он мне очень нужен, – пояснила девочка.
Тут подплыла Плюскона, и Бродница обратилась к ней:
– Сестра! Ты ночью ничего особенного не слышала?
– Да нет вроде, – ответила та. – Река журчала, как обычно. Хотя, стой! Оружие еще бряцало, когда мы войско собирали.
И обратилась к Кате:
– Сплавать за щитом и копьем, постучать ими друг о друга? Тот звук и появится.