В бою держитесь спиной к спине, оберегая друг друга!
Сулицу держите не в центре древка, а на треть от наконечника. Показываю! При броске берите немного вверх: чтобы попасть в грудь, цельте на уровне шеи. А в ближнем бою разите ей в упор, аки копьем!
Аще с топориками вы, по плечам рубите! – страшен удар сей!
Режьте ножами, когда сцепились. Изловчился, и по вые его, по вые!
Лучники, пуская стрелы, берите прицел в середину груди!
Добивайте ворогов! Пущай издохнут они! Никакой пощады!
И завершив, отер он пот с чела своего тыльной стороной шуйцы …
LXV
Се просчиталась Беляна, одна из первых бездельных говоруний во всем городище, высказавшая: не так уж и страшны тати, кои ноне напасть могут. Ведь поведала ей аналогичная подруга, что позапрошлым летом налетели они на селище у речки Неплюйки, и никого не покалечили, лишь коз увели да курей – кубыть, оголодали в лесу-то. А у нее в семье, по бедности, нет живности, опричь старой лошади, что на работах в поле. Нечего ей бояться!
И не станет она зазря вступаться за чужое! Да и иным не присоветует геройствовать даже за коз!
Ох, не к добру отворила Беляна рот, языкатый!
Кому поперек пошла, безрассудно?! Нашла, с кем тягаться!
Не то она ляпнула, и не при той, что спустит подобное!
Доброгнева и не спустила:
– От кого я услышала сие? Горазда токмо лясы точить, а к чему еще пригодна? Бедна, излагаешь, а руце твои откуда? Знамо, не из плеч! Нить в иглу, и то не вденешь! И мужа с детишками не соблюдаешь! – всегда они в грязном, ведь даже постирать ленива.
Истинно расщеколда ты, и ничего боле! Пустоцвет!
Аж покачнулась та провокаторша, вся в пятнах на ланитах, и вознамерилась срочно покинуть сходку. Да не тут-то было!
Ибо очи пассионарной Доброгневы точно молнии извергли, и гаркнула она, гневная, на дезертира в заплатанной поневе:
– Стоять! Живо ответствуй мне: сильничали тебя, аль нет?
– Почто срамишь мя? – пискнула опозоренная Беляна, кляня себя в душе, что по глупости накатила на предложенную диспозицию.
– Нет? А будут! И именно днесь – у ближнего тына, либо на подступах к нему! Не захотела оборонять городище и саму себя, сподличала пред нами, достойными, в кусты вознамерилась дернуть, так тебе и надобно! Когда же надругаются, еще и порешат: ведь убивцы! Теперь же вали, срамница! И принимай у тына супостатов тех! Готовься и жди, печалясь! – провозгласила Доброгнева, ликвидируя оппозицию в самом зародыше. Ведь женская демагогия, супротив таковой же, пуще даже мужской!
Мрачное пророчество витии – де-юре, из слабого пола, однако, де-факто, таковая поставит в непотребную позу едва ли ни любого из сильного, произвело на слушателей могучее и даже неизгладимое впечатление!
Все они, словно воочию, представили предстоящие массовые поругания, и никому не захотелось их!
Ни женам, при коих состояли в мужьях избыточно ревнивые собственники, поелику изведут вслед попреками, равно и подозрениями насчет недостаточной сопротивляемости насильникам, ни девам, кои еще не обзавелись мужьями, однако таковых может и не случиться, когда получишь дурную славу публично обесчещенной, ни Балбошу, Лиховиду, Дробну и Легостаю иже с ними, ведь им отнюдь не улыбались рога, пусть и причиненные без прямого умысла со стороны жен, понеже невозможно будет утаить их от злоязычной общественности, ни даже Предиславу с Волотом, ибо злодеи могли нанести невосполнимый урон безупречной доселе репутации поголовья городищенских девиц на выданье, а из кого ж тогда выбирать?
И истовая убежденность Доброгневы, запрограммировавшей саму себя на неизбежность налета, разом передалась всей внимавшей ей аудитории, восседавшей на плахах, отполированных заслуженными седалищами славных долгожительниц с активной жизненной позицией.
Меж тем, надвигалось голосование по кандидатуре главы воинства.
Сия представлялась для большинства слушателей бесспорной! Особливо, когда Доброгнева ловко ввернула насчет своего мужа – безусловного авторитета во всем городище, сославшись, когда излагала диспозицию, на мнение Молчана, что злодеи могут напасть токмо от реки.
«И тут я, владея сулицей, боевыми ножом с топориком, равно и луком, согласная с ним. Ведь на сей раз дело он баял!» – добавила Доброгнева, внедряя в извилины доверчивых слушателей мысль, что разбирается в стратегии лучше бывалого вояки и самого знатного охотника окрест, и способна даже его поставить на место. А столь впечатлившее всех упоминание о владении оружием сразу четырех типов, что вельми похвально для любого командира, еще боле склонило симпатии потенциальных избирателей в ее пользу.
Окончательно ж солидаризовались они в едином мнении, когда Доброгнева огласила, как надобно препятствовать прорыву злодеев от реки. Ясное дело, что допрежь надобно выставить дозорных, а к ним и смену определить. «Тут назначила бы я…».
И перечислила четыре женских имени, определив из тех, кто не особо и рвался в бой, одновременно мгновенно заручившись их признательностью и безусловной поддержкой при голосовании.
А сколь лихо, хотя и исподволь, обозначила свое началование, закрепляя неизбежность оного в подсознании избирателей!
Буде ж заметят дозорные, что вороги крадутся, либо побежали, не таясь, от реки, надлежит прибегнуть к звуковому оповещению, одновременно и запалив костер – на самом их подходе, когда те почти выберутся наверх.
И надобно подготовить наполнение оного соломой, хворостом и бесхозными чурками, дабы, когда заполыхает, не пройти ни одному лихоимцу.
А от реки нет иной прямой накатанной дороги в городище! Стало быть, попробуют, взбираясь, обойти с боков, где и будут ждать все, кто с луками и сулицами, а Балбош и с острогой. Касаемо сулиц, присоветовала она, как верно метать их, не упомянув, что се Молчан подсказал ей и обучил.
«Рассудила я, – продолжила Доброгнева, с ближним умыслом и твердо веруя в силу беззастенчивой лести, – что днесь надлежит оберегать младых, ведь воздадут они позде нам, состоящим в доблестях, за попечение о них. А мужество свое и верность городищу они уже удостоверили, прибыв сюда!»
Вслед огласила кандидатуры на подготовку наполнения и надзора за ним, буде собрано, заявив Предислава с Волотом, а в оперативное подчинение им – всех четверых заневестившихся дев брачного возраста, уже и перезрелых.
Однако кострищу должен предшествовать костерок поодаль, дабы зачерпнуть из него для большого пламени. Кому доверить его разведение и поддержание огня, равно и старшинство над всем младыми? Дробну-отцу и доверить! – ведь не поленился прихватить на поясе огниво и сынов привел. А когда возгорится преграда татям, примкнет к иным лучникам.
Так Доброгнева обзавелась очередными преданными сторонниками…
Все ж надлежало заручиться симпатиями и остальных. Доброгнева не сплоховала и здесь, воздав двум еще не задействованным мужам, а начала именно с них, ибо сильнее женок ранимы мужи от дефицита льстивых и неумеренных похвал, а вслед и каждой воительнице, обозначенной поименно. При том провозгласила, что доверяет им самые почетные позиции при отражении налета, буде главная ратная слава досталась бы самым заслуженным.
И ощущая, сколь потеплела к ней аудитории, ликовала в душе сия популистка, что не подоспел еще бывалый Балуй, способный не токмо встрять с возражениями, а и претендовать в начальствующие. А Скурата, таковой же, проживавший на ином краю городища, и подоспеть не мог: за ним послали лишь пред началом сходки.
С Балуем же обстояло иначе. По завершении дневной трапезы помчалась она к нему, как и намечала. Встретила ее Весняна – с явной настороженностью, ибо отродясь не было у них взаимной симпатии. На вопрос, а где ж муж, ответила, что еще с утра умотал с Гладышем, соседом, и еще с одним ловить бреднем карасей в озерце. А когда возвернутся, то не ведомо ей.
– Да ведаешь ли ты, что днесь нас всех поджарят, аки тех карасей? Ведь лиходеи налетят! – воскликнула Доброгнева, негодуя на недопустимую праздность тех троих в канун суровых испытаний.
А Весняна, блудливая, и не ведала о том, отчего и всполошилась мигом!
– Так живо отправляй старшого сына за ними, дабы возвращались скорей! – приказала Доброгнева. И побежала та за старшим, бывшим во дворе…
LXVI
Названый Гамаюн преуспел уже вскоре. Перешерстив всю охрану обозов нового хозяина его, именем Резвой, отбраковал половину и набрал новых, чуть ли не поголовно с обличьями и повадками, не характерными для добропорядочных обывателей.
И не искал он добропорядочных!
С каждым из новобранцев провел индивидуальное собеседование, предупредив, что в случае малейшего неповиновения отрежет уши и выпустит потроха, а при полном повиновении будет, опричь хозяйского жалованья, сам доплачивать за усердие. И мигом прониклись они, представляя в большинстве своем местный криминальный сброд, что таковому вожаку выгоднее подчиниться, понеже не станет шутить, а прирежет, ровно цыпленка! – ведь явно проступал в нем бывалый убивец с правильными понятиями.
Дале прошли они многодневные тренировки по овладению луками и сулицами, ведь с кистенями и ножами прекрасно управлялись и до того. А за день до выхода обоза воспрещалось им употребление хмельного.
Нечему удивляться, что уже вскоре недисциплинированные разбойники из местных, нападавшие на обозы с таковой охраной, не изменяя прежней беспечности, начали нести тяжкие потери. И подлинно взвыли!