Превратности судьбы

– И что ещё пришло вам в голову?

– Вы приехали только для того, чтобы принести в наш дом несчастье. Серж этому не верит, а я ещё вчера это поняла.

– Да уверяю вас, всё не так! Я выполнил поручение, а уж что там кем-то замышлялось, откуда же мне знать?

– Но почему именно вы?

– Почему я? – повторил я вслед за ней.

Не скажу, что этот вопрос меня смутил, и всё же Катрин добилась своего – где-то в глубине души зародилось некое сомнение. Признаюсь, я сомневаться начал ещё вчера, однако не мог точно сформулировать, в чём, собственно, причина, и с какой стати я должен в чём-то самого себя подозревать. Нет, я даже теперь пытался защищаться, возражать:

– Ну что изменилось бы, если бы письмо доставил кто-нибудь другой? Какая разница?

На этот вопрос Катрин мне не ответила. Возможно, и она не знала, как всё это объяснить. Скорее всего, тут сработало чисто женское интуитивное предчувствие. Вот кажется ей, будто что-то здесь не так, однако для того, чтобы меня в чём-то обвинять, этого было явно недостаточно. Я не уверен, что удастся её переубедить, однако почему бы не попробовать?

– Поверьте, если бы я мог предполагать, если бы знал, что всё так сложиться, если бы догадывался, что есть какой-то тайный смысл… Да что тут говорить, я бы никогда не взялся!..

Сплошные «если бы». Здесь сослагательное наклонение на любой вкус, в самых разнообразных сочетаниях. Даже не знаю, почему я так сказал. Мне вдруг почудилось, что если я снова буду отвечать вопросом на вопрос, всё может сорваться, и она уйдёт. Ну просто обидно, если так. Хотя бы потому, что кроме Сержа и Катрин я в этом городе никого не знал, даже пообщаться не с кем.

Катрин вдруг резко поднялась с дивана и направилась к двери. И на ходу, не поворачивая головы, сказала с какой-то не вполне понятной интонацией:

– Приходите вечером. Серж очень просил, так что не отказывайтесь, – сказала это и вышла, захлопнув за собою дверь.

Чего там было больше в этих её словах – издевки, неприязни или надежды на то, что подтвердятся подозрения, что ей удастся доказать… Но что?

После ухода Катрин даже мысли не возникло о том, чтобы писать. Когда такой сумбур в голове, тут уж совсем не до Стендаля. Решил поспать, предварительно приняв рюмку конь-яка, но оказалось всё впустую, ничто не помогает. Пришлось сесть снова за компьютер – нельзя же вечером отправляться в гости вот так, с пустыми руками, не имея ни одного байта информации, не имея возможности как-то обнадёжить, успокоить Сержа и Катрин.

Я проторчал в интернете до обеда, послал несколько сообщений, получил два месседжа в ответ. И теперь, с сознанием кое-как выполненного долга отправился блуждать по городу, намереваясь подыскать место, где мне захочется перекусить. Всё дело в том, что после визита Катрин, после всех этих её обидных слов, необоснованных предположений аппетита не было, хоте-лось только выпить. Не знаю, как и почему, но в итоге я оказался в районе пляс Гренет. Эта площадь, недалеко от дома, где родился Анри Бейль, чем-то привлекла меня ещё вчера, в первой половине дня, которую я посвятил предметному изучению био-графии Стендаля – обозрел дом, где он родился, осмотрел музей, кое-что сфотографировал, даже побеседовал с тамошним смотрителем.

Итак, я нахожусь на пляс Гренет. Представьте себе вытянутый прямоугольник, скорее даже отрезок улицы, вовсе не площадь в обычном понимании. Согласно моим, довольно субъективным представлениям, это должен быть квадрат, а посреди него памятник или что-нибудь другое, вроде колонны Нельсона, как в Лондоне, на Трафалгер сквэр. Ну, в крайнем случае, фонтан. Конечно, это частности, я бы их не назвал важными в контексте моего исследования, но повторюсь, здесь ничего подобного я не увидел. Да-да, всего лишь отрезок улицы, заканчивающийся тупиком. Вот так идёшь, поглядываешь с любопытством по сторонам, глазеешь на витрины бутиков и кафешек и вдруг… вдруг упираешься в дом. Но как же так? Здесь вроде бы полагается быть улице! Ведь я куда-то шёл, следовал по своему маршруту. И отчего-то оказался в тупике. Ну не могли же, пока я шёл, всё это сделать мне назло, нарочно, то есть на месте улицы построить дом? Такого просто не бывает!

Но вот пригляделся, посмотрел по сторонам, и вижу – всё совсем не так. Нашёлся даже маленький фонтан. Да, к счастью, есть ещё надежда. Я просто не заметил крохотный проулок, ведущий из этой безнадежности, из тупика. И вот, протиснувшись между нависшими надо мной домами, я словно бы выхожу на белый свет. Он там, он где-то впереди – полоска голубого неба и непременно горная вершина. Недаром ещё Стендаль когда-то утверждал: любая улица в Гренобле заканчивается горой. Готов в это поверить…

Чуть позже у меня возникло собственное впечатление от Гренобля. Так вот, у этого города не было лица. Лицо находилось где-то там, в горах, точнее, это были сами горы. А город – как подновлённый сюртук устаревшего фасона, под которым скрывалось дряблое, изрядно исхудавшее тело старика. Вот разве что научный городок, что располагался на некоем подобии полуострова, образованного реками Изер и Драк, выглядел более или менее современно, однако он был сам по себе, воспринимался как нечто чужеродное. Меня же интересовала лишь старая часть города.

В итоге этих недолгих странствий я оказался на пляс Сен-Клер. Это место куда более напоминало площадь, вот и старая церковь чуть поодаль, пара небольших кафе и, по всему видно, шикарный ресторан с довольно необычным названием «La Table Ronde», что в переводе означает «Круглый стол». Учитывая тот переговорный процесс, который только начался между мной, Катрин и Сержем, это местечко следовало взять на заметку. Кто знает, может быть, тут мы и найдём то самое, что принято теперь называть консенсусом?

Вместо фонтана, привычного сооружения для здешних мест, посреди площади Сен-Клер располагался памятник. Судя по всему, древнее сооружение, не меньше сотни лет. Пьер Террайль де Баярд, доблестный шевалье, «добрый рыцарь» или, если хотите, «рыцарь без страха и упрёка», прославился в сражениях с германским императором ещё в период итальянских войн, однако какое отношение он имел к Греноблю, мне не удалось узнать. Да я и не пытался, поскольку только добрых рыцарей в этом деле не хватало. По правде говоря, такая роль мне совсем не улыбалась, а всё потому, что Серж сочувствия у меня не вызывал. Я вообще на дух не выношу фанатов, а этот и вовсе самовлюблённый, заносчивый учёный червь. Такому бывает приятно наступить на ногу в трамвае, чтобы понял, наконец, что он в этом мире не один, он самый обыкновенный гражданин, которому всего лишь повезло, а все так называемые его таланты – это не более, чем результат стечения обстоятельств, случайный поворот судьбы, почётный приз, доставшийся ему, скорее всего, просто по ошибке, по недоразумению.

Перекусив в кафе «Ле Перроке», я пересел за столик на улице, у входа и, попивая кофе, рассматривал прохожих, продолжая думать о своём. Я всё никак не мог понять, что может связывать этих людей, так не похожих друг на друга. Серж, долговязый, какой-то неуклюжий, вот даже одевается так, словно бы и не прожил столько лет в Европе. Про обстановку в квартире я уже сказал. И что в нём Катрин хорошего нашла? Нельзя же думать так, будто всему причиной его заработок, значительно больше того, что он мог иметь в России.

Лицо Сержа тоже не подарок. Оно словно бы вырублено топором, причём явно из такого же полена, что и знаменитый Пеноккио, он же Буратино. При взгляде на такое лицо возникает впечатление, что вот прикоснёшься ненароком и рискуешь занозить свой палец. Я бы, наверное, пробовать не стал, тем более что драка с ним в мои намерения не входила. Да с этими учёными всегда была морока! Впрочем, мне приходилось слышать, что Серж – это исключение, светлая голова на фоне удручающего нынешнего безголовья.

Вот Серж, а рядом с ним прелестная, юная Катрин. Ну, не такая уж юная, если приглядеться. Возможно, что-нибудь лет двадцать с гаком. Однако, если сравнивать со мной, я бы назвал её ребёнком. Назвать, конечно, можно, но есть в ней и такое, что не позволяет подобное определение воспринимать всерьёз. Мне даже показалось, что в своём понимании того, что происходит рядом, в ближнем окружении, Катрин просто на голову выше Сержа – со всеми его званиями, степенями и признанным авторитетом. Странно, но судя по всему, им не приходится конфликтовать, во всяком случае, я ничего такого не заметил. Ну разве что Катрин может не разделять некоторых его восторгов по поводу выбранной им мебели или иных малозначительных предметов и событий. А так, напротив, способна успокоить, если учёный ум окажется жертвой паники по поводу нерешённых бытовых проблем или, не дай бог, у мэтра разболится зуб. Да можно ли допустить, чтобы чьи-то руки копались в голове такого небожителя? Вот тут и настаёт черёд Катрин. Не думаю, что она освоила все полезные для семейного благополучия профессии, однако я готов позавидовать её супругу. Впрочем, боюсь, что меня неправильно поймут…

Побродив по городу, пропустив ещё пару рюмок по дороге, я ближе к вечеру вновь оказался на площади Леон Мартэн. Зайти или же не заходить? Я был в нерешительности, поскольку поначалу свидание с этим семейством собирался отложить на завтра. Тогда ситуация уж точно прояснится, и я смогу сообщить им что-нибудь конкретное, какой-то реальный, может быть, предварительный, но всё же результат. Однако вот представил себе, как Серж сейчас не находит себе места, как достаётся Катрин, которая пытается отговорить мужа от необдуманных решений. В итоге, наплевав на логику, стал подниматься на второй этаж.

– Ну вот, вы добились своего. Он уже пакует чемоданы!

Этими словами Катрин встретила меня с порога. Внешне она вроде бы спокойна, однако есть признаки того, что почти на грани – ещё чуть-чуть и, чего доброго, заревёт, заплачет в три ручья. Вот только истерики мне здесь и не хватало! В который уже раз я готов был пожалеть о том, что счёл возможным ввязаться в эту драму. Смотреть на то, как очаровательное личико превращается в гримасу боли и отчаяния… нет, всё это не мной придуманный сюжет. Да чтобы ещё хоть раз! Я снова дал себя уговорить, снова выступаю в роли разрушителя, злодея. А как ещё можно было бы меня назвать?

Пожалуй, следует признать, что всё подошло к тому пределу, когда накал страстей, эмоции выйдут за рамки допустимого… Нет, это было бы слишком плоско, примитивно. Но и она тоже хороша – надо же так сказать, будто я «добился своего». Откуда у Катрин такие подозрения? Ведь самое интересное тут в том, что лично мне от них абсолютно ничего не нужно. Ну ни чуточки! Что ж, постараюсь объяснить.

– Серж! Катрин! Но как же так? Я к вам с хорошей вестью, а вы тут устраиваете бог знает что.

Гляжу, глаза Катрин просохли, из рук Сержа выпал чемодан…

– Да, да! Я вас не обманываю.

Похоже, этого они никак не ожидали. Ком в горле, дыхание перехватило, ну и всё такое прочее. Однако форсировать события я не собираюсь. Налил себе в рюмку коньяку, уселся в кресло, выдержал небольшую паузу.

– Так вот, история эта подтвердилась, к сожалению. Но есть один адвокат, мне его порекомендовали хорошие знакомые, он как раз специалист по таким делам. Предварительно я ему кое-что рассказал о том, что произошло, но, разумеется, без упоминания фамилий. Если будет ваше согласие, я сообщу ему всё, что мне известно, – допив коньяк, я закурил сигарету, и, не обращая внимания на реакцию Сержа и Катрин, продолжил: – Так вот, он обещает буквально через несколько дней предложить вам вариант решения проблемы, естественно, без выплаты каких-либо значительных сумм, и даже, скорее всего, без поездки Сержа на родину, в Россию.

– А кто он такой?

Эта недоверчивость Катрин начинала меня раздражать.

– Какая вам разница? Да просто человек с большими связями. По-моему, именно такой и нужен. Я, например, склонен ему доверять.

Серж, сидя на диване, продолжает таращить не меня глаза.

– Ну и когда?

– Завтра с утра я с ним свяжусь, и уже вечером он должен сообщить о промежуточных итогах, ну и о том, что ещё нужно предпринять.

– Хорошо, если всё так, – Катрин сказала это без особого восторга.

Зато Серж сверх всякой меры возбуждён. Чуть ли не бегает по комнате, продолжая твердить одно и то же:

– Так, значит, завтра… Завтра? Катрин, но это здорово! У меня есть предчувствие, что всё будет хорошо. Да что там говорить, я в этом практически уверен!

Глядя на него, просто не могу поверить, что пару минут назад передо мной стоял человек в полной тоске, в состоянии крайнего душевного упадка. Я бы даже не удивился, если бы он наложил руки на себя. И вдруг на моих глазах произошло чудесное преображение. Всего-то несколько сказанных мной слов, и вот снова наш всадник на коне, снова ощущает в себе способность радоваться жизни.

– Катрин! Влад! Это дело мы обязаны отметить.

– Не торопись, – попробовала предостеречь его Катрин. – Как бы нам не сглазить…

– Да я же тебе говорю, у меня стопроцентная уверенность, что всё будет хорошо. Интуиция меня ещё никогда не подводила. Только бы он взялся за это дело! Так что, когда, вы говорите? – понятно, что это его вопрос обращён ко мне.

Тут самое время было эту уверенность в Серже поддержать. Да потому что сомнения Катрин могли свести на нет все мои усилия. Уж так мне не хотелось присутствовать при очередной слезливой мелодраме. Впрочем, Серж так и не дождался моего ответа, он словно бы черпал вдохновение в самом себе, то есть сам спрашивал и сам же отвечал, никого не слушая.

– Вот видите! Всё складывается замечательно! Катрин! Что там у нас есть? Неси на стол.

Честно говоря, перспектива выслушивать радостные вопли Сержа ещё в течение несколько часов меня не очень увлекала. Можно было бы прямо теперь откланяться, но оставлять их наедине с едва родившейся надеждой и вероятными сомнениями почему-то не хотелось, и я предложил вполне разумный вариант:

– Послушайте! Время сейчас ещё не позднее. А не пойти ли нам в ресторан?

– Влад, вы гигант мысли! Как я сам не догадался? Катрин, поторопись, я уже переодеваюсь.