Превратности судьбы

– Бывших агентов не бывает…

– Ты-то откуда это знаешь?

Ну вот, стоит мне лишнее сболтнуть, как она сразу же цепляется.

– Был такой детектив… То ли про ЦРУ, то ли про КГБ. Ты извини, названия уже не помню…

– Жаль! Я бы почитала с удовольствием. Страсть, как такие истории люблю! Тётка говорит, что у нас с ней много общего. Только для неё шпионские разборки стали основной работой, а для меня всего лишь увлечением, – эти слова она произносила, натягивая через голову своё платье, так что выражения лица я не разглядел. – Кстати, а почему ты не пишешь детективов? Это очень ходовой товар.

Ну вот, опять про деньги…

– Мне и без того на жизнь хватает.

– Денег никогда не бывает слишком много.

– Это тоже вычитала?

Эстер засмеялась и прилегла рядом со мной.

– И всё-таки подумай над моим предложением. Может и книга получиться, и сногсшибательный сценарий.

– Да уж, хорошо бы сногсшибательный! – я мечтательно закатил глаза. – Если бы всё было так просто… Но дело в том, что хорошие детективы получаются либо у бывших следователей и засекреченных агентов, либо у тех из моих коллег, кто так или иначе связан со спецслужбами. Только они владеют информацией и знают то, о чём мы, грешные, даже не подозреваем. Ну а что я могу? Высасывать историю из пальца? Думаю, это не заинтересует даже моего издателя.

Эстер ничего мне не ответила. Лёжа на кровати, она курила сигарету и задумчиво смотрела в потолок. Но вот прошла минута-другая, за это время я, кстати, тоже ни слова не сказал, и вдруг по её лицу я понял, что она решилась. Что она мне скажет, трудно было догадаться, однако предчувствие меня не обмануло:

– А как тебе такая история? Допустим, некий беглый олигарх финансирует публичные политические акции в защиту несправедливо осуждённых.

– Это где ж такое происходит?

– В Москве. Ты что, не читаешь газет?

– Ах, вот ты о чём! Да я бы и сам что-то в этом роде мог придумать.

– А если он переводит деньги через русского, который живёт здесь, во Франции?

– Да господи! Работающих по контракту здесь хоть пруд пруди. И почти все часть доходов отправляют на родину, домой. Нельзя же каждого подозревать в крамоле!

– Это не каждый. Это конкретный человек. Не знаю, он то ли бизнесмен, то ли учёный. А деньги шлёт в Россию под видом помощи родному брату.

– Ну так и что?

– Как это что? – Эстер вскочила с постели и смотрит на меня с неподдельным возмущением. – Я ему выдаю реальную историю, что называется, на злобу дня, а он лежит в постели, голый и довольный, и ничему не удивляется!

Похоже, она и впрямь возмущена. Я даже могу её понять – ей хочется доказать, что и она на что-нибудь способна, кроме того, чтобы вертеть задом перед публикой. Однако же и я не прост.

– Эстер, пойми, я на досужие сплетни не ведусь. Если это всего лишь плод твоего воображения, так у меня подобного добра хватает. У нас это называют развесистой клюквой, не более того.

Эстер краснеет до корней волос. Признаюсь, я никогда ещё её такой не видел. Похоже, наконец-то проняло. И вот она уже чуть ли не кричит:

– Так знай, олигарх живёт в Израиле, это вполне реальное лицо, и ничего я не выдумываю. А все эти эротические выверты, все эти гламурные персонажи, которыми набиты доверху твои романы, это полное…

Тут она выкрикнула что-то то ли на идише, то ли на иврите, присовокупив к этому ещё несколько слов, и добавила уже с явным удовольствием длиннейшую фразу, из которой я не понял почти что ничего. Впрочем, красочные выражения вроде «гевалт», «шлимазл» и что-то похожее на «рогоносец» мне уже приходилось слышать от тель-авивских проституток. Однако какова!

Увы, на этом всё закончилось. Эстер вдруг замолчала, испуганно взглянула на меня.

– Ой, что-то мы заболтались, а ведь с минуты на минуту Пьер с Катрин могут вернуться из Парижа…

И вот она ушла, а я лежу и мучаю себя вопросами. Так что – проговорилась или это провокация? Потом уже, стоя под холодным душем, я анализировал её слова, пытаясь найти в них хоть какой-нибудь подвох, какой-то тайный смысл, который поначалу непонятен. Ну не могу же я признать, будто она секреты выдаёт мне только из симпатии!

И тут я ощутил себя как бы в шкуре этой тётки – она занималась сексом по заданию Моссад. А я? Получается, будто я спал с Эстер только для того, чтобы что-то нужное мне выведать. Так есть ли разница? Да нет, даже сравнивать нельзя! Но как ни пытаюсь отмахнуться, эта мысль не даёт покоя. Неужели я тоже что-то вроде проститутки? Единственное отличие, пожалуй, в том, что со мной расплачиваются информацией, а не деньгами. Что если и в самом деле так? Было бы здесь моё «второе я», уж он бы подсказал! А так ломай себе голову над проклятущими вопросами. Так ведь никто же мне такого задания не поручал! Я сам увлёкся, сам, по собственной инициативе влез в это дело.

В итоге ни к какому выводу не пришёл, поскольку всё происшедшее можно было трактовать и так, и эдак. Причём примерно то же самое можно было бы сказать и про её любовь – то ли она, и вправду, любит, то ли искусно притворяется. Вероятнее всего, что сама этого не знает. Женщины вообще непредсказуемы – слишком многое в их жизни определяется эмоциями. А если смысла в их поступках с ноготок, тут никакой логический анализ не поможет. Да просто нечего тут обсуждать!

На этой мысли можно было бы и успокоиться. Как бы не так! Не зря же она упомянула братьев, один из которых живёт здесь, во Франции. Если всё это правда, бедняге Сержу может угрожать опасность.

Глава 38. Предчувствие

Совсем забыл про книгу о Стендале. Забросил рукопись и даже постарался вовсе выбросить этого писаку из головы. Причина не только в том, что не хотелось вспоминать многое из того, что было связано с Греноблем. Давно уже убедился, что строить планы легко, когда их исполнением занимаются другие. Будь я министром или крупным бизнесменом, так бы оно и было, ну а тут всё, что остаётся – это признать очередное поражение. В чём я просчитался, где допустил промах, так и не смог понять. Может быть, Катрин ненароком кому-нибудь проговорилась? Теперь вот сиди тут и гадай – хоть на кофейной гуще, хоть как. А потому что при всей неприязни к Сержу я не считаю для себя возможным бросить его в беде, даже если он оказался виноват. Видимо, есть желание хоть как-то компенсировать ту боль, тот урон, который я нанёс, похитив у него любимую. С другой стороны, не познакомься я с Катрин десять лет назад, всё это выглядело бы куда паскуднее. Ну а сейчас… Тут дело даже не в том, что я ощущаю какую-то ответственность за его судьбу, однако сидеть и ждать, чем всё закончится – это занятие не для меня, это на любителя.

В принципе, я мог бы и не обращать внимания на болтовню Эстер. Что мне мешает думать, будто всё это бабские фантазии? Но если есть хотя бы крохотная вероятность того, что это правда, тогда совсем иная ситуация. Тогда проблемы этих братьев завязываются в такой узелок, который я не состоянии распутать хотя бы в силу недостатка достоверной информации. А где мне её взять? Кто сможет подтвердить, что всё это реально?

Проблема в том, что сообщить о своих предположениях Евгению Марковичу, московскому адвокату, я не мог. Во-первых, тогда пришлось бы объяснять, даже оправдываться, почему я до сих пор с Катрин, почему её не бросил. Да со своими личными проблемами я как-нибудь сам разберусь – это не его собачье дело! Смущало же меня совсем другое обстоятельство – а вдруг здесь ведётся какая-то более тонкая игра, причём меня в эти тонкости никто не посвящает? Что если дело не в Серже, а главная цель этой акции – Эстер, точнее, её влиятельная, много знающая тётка? Серж, его брат, да и я – это всего лишь наживка, насаженная на крючок. А вот когда большая рыба эту рыбёшку заглотнёт, тогда-то и может наступить развязка.

Все эти домыслы, ничем не подтверждённые, я бы сказал, в чём-то даже фантастические так бы и остались в моей голове, если бы не единственное «но». Нет никаких сомнений, что постепенно я бы успокоился, нашёл бы убедительные доводы, что всё это чушь, выеденного яйца не стоит. Но если что-нибудь случится с Сержем, как я тогда посмотрю в глаза Катрин?

Да, надо бы с ним встретиться, как-то предупредить, предостеречь. Даже если это всего лишь плод моего воспалённого воображения, мне самому будет гораздо легче, если сделаю вот так. Однако здесь нужен некий оригинальный ход, нельзя же просто прийти к нему домой или заговорить на улице. Тут уж наверняка не обойдётся без скандала. Чего доброго, обманутый муж набросится с кулаками на меня, а в этом случае неизбежно участие полиции. И зачем мне это надо?

Жаль, не с кем посоветоваться. Даже с Катрин об этом говорить нельзя… А, кстати, почему нельзя? Да это же самый разумный вариант – Катрин встречается с Сержем, чтобы договориться о разводе. Всё просто и логично. Да тут никто не усомнится, что так оно и есть! Ладно, пусть будет так. Но что она ему при этом скажет? Мол, извини, но у моего любовника воз-никли подозрения, он опасается, как бы с тобой что-то не случилось… Да по большому счёту мне плевать!

В общем, надеяться можно только на Катрин. Но как ей рассказать? Тогда придётся сообщить о том, что знать ей совсем не полагается. Да это даже лучше, если ничего не знает. А что если списать всё на Эстер? Будто в любовном экстазе проболталась… Хорош я был бы после этого! Да, говорила, что простит. Однако не верю я подобным обещаниям. Всё потому, что никуда не деться от ощущения совершённого предательства – ни ей, ни мне. Как можно вместе жить, оправдываясь и прощая? Ну не могу же я ради спасения Сержа рискнуть и в результате потерять Катрин!

Все эти подозрения, возникшие вроде бы из ничего, и угрызения совести, и даже предчувствие расплаты чреваты были если не умопомрачением, то уж наверняка длительным психическим расстройством. А там и до запоя совсем недалеко. Я с ужасом представлял себе, чем может всё закончиться.

Однако неожиданно на помощь мне пришла Эстер. Казалось бы, странно ждать этого от человека, с которого в какой-то степени всё и началось – я об угрозе, нависшей над несчастным Сержем. Но так уж иногда случается – пружина может лопнуть, так и не распрямившись, а круг замкнётся, как бы вернув всё восвояси, в исходную точку долгого пути. И лишь останется предполагать, что могло бы быть, если бы не этот случай. Тут, правда, случай ни при чём, но как всё объяснить, я даже теперь этого не знаю.

Итак, на следующий день мы сидели у бассейна. Катрин вместе с Пьером снова уехали в Париж, а нам с Эстер ничего не оставалось, как коротать время в том же обществе, наедине друг с другом. Я всё ещё надеялся, что обойдётся без постельных сцен, поскольку мне было вовсе не до этого. Увы, так и не сбылось – всё то же самое, без особых изменений, можно подумать, что бог начисто лишил её фантазии. Ну а я словно бы приводил в исполнение приговор, других сравнений не приходит в голову.

Я только что вылез из воды, но облегчения не чувствовал. В мозгу по-прежнему свербила мысль: а что если всё так и Сержу грозят большие неприятности? И вот уже в который раз жалею, что ввязался в это дело. Я многое бы отдал, если бы удалось повернуть назад. Но тут же сделал оговорку – всё, только не Катрин. Ведь если бы не то злополучное письмо, мы бы никогда не встретились.

И тут Эстер мне говорит:

– Влад! Ты помнишь, я вчера тебе сказала…

– Что такое?

Я отвечал, почти не слыша, не вдумываясь в произносимые слова – так иногда бывает, если занят собственными мыслями, а между тем приходится поддерживать затеянный кем-то разговор.

– Я вижу, ты меня не слушаешь.