Превратности судьбы

Как принято говорить в подобных случаях, на ловца и зверь… Было уже изрядно за полночь, когда через входные двери в фойе ввалилась шумная ватага, всего-то каких-нибудь шесть душ, типичные представители праздно шатающейся публики и среди них – о, господи, кто бы такое мог подумать! – среди них маячила знакомая мне бритая голова с казацким чубом. Я даже отпрянул от стекла, на мгновение забыв, что здесь меня разглядеть никто не сможет. Должен признаться, что причина такой реакции была проста – ни Клариссе, ни Томочке я о своём нынешнем занятии не сообщал, ограничившись неясными намёками на службу в интересах бизнеса. Однако не успел я сообразить, что пора бы приниматься за работу, то есть начать отсеивать из вновь прибывших чуждый нашему элитному заведению элемент, как на самом верху парадной лестницы появился управляющий, известный среди персонала как Гога-колобок, собственной персоной. И вот, радостно повизгивая, он скатывается вниз по лестнице навстречу дорогим гостям, по ходу своего перемещения давая отмашку топтунам у входа, мол, пропустите их немедленно. Взаимным комплиментам, прочим обязательным любезностям, включая лобзания взасос, не было числа и, что характерно, даже Кларисса удостоилась отеческого поцелуя куда-то чуть повыше своего чуба.

Вот это номер! Оказывается, мир тесен гораздо более, чем я предполагал, исходя из тех отрывочных, а иногда, как выясняется, и вовсе недостоверных сведений, которые можно почерпнуть из разговора под рюмку коньяка. А коли так, то появление Клариссы здесь, да и у дверей моей квартиры теперь уже никак не назовёшь случайным.

Надо сказать, что столь категоричный вывод, сделанный мною как бы ни с того и ни с сего, на самом деле основывался на целом комплексе длительных и скрупулёзных наблюдений. В самом деле, мне ли было не знать, что представляют собой наши боссы, коль скоро я даже книгу об их проделках собирался написать. И если Гога к какой-то женщине проявляет интерес, а уж тем более, когда доходит до поцелуев и объятий, к тому же в присутствии обслуги, тут вывод может быть один – эта дама имеет прямое отношение к его бизнесу.

И вот пока они неторопливо поднимались по парадной лестнице, направляясь прямиком в игорный зал, в моей голове выстраивалась цепочка из недавних происшествий и событий, на каждое из которых нанизывался, если хотите, соответствующий неопровержимый аргумент. И всё это в совокупности должно было превратиться в нечто довольно убедительное.

Представьте себе некую страдающую из-за недостатка ласки тёлку, назовём её, к примеру, Тома. В принципе, ей можно посочувствовать, поскольку муж есть, а вроде бы и нет – по большей части, болтается он где-то там, вдали, на просторах мирового океана. А чем на самом деле занят – размышления об этом кого угодно могут гарантированно свести с ума. И вот наша Тамара в поисках компании, чтобы скоротать по мере надобности вечерок, наведывается в интернет и своими когда скандальными, а когда и слезливыми текстами на виртуальных форумах пытается вызвать к себе если не сочувствие, то хоть какой-то интерес. Не обходится и без упоминания вечно странствующего мужа. Что там у неё на этой почве сладилось, что нет – то мне неведомо. Но вот однажды среди собеседников возникает некая Кларисса, причём именно ей удаётся найти те задушевные, те ласковые, те необходимые слова, без которых Томочке и жизнь давно уже не в радость. Короче, Кларисса предлагает подыскать приятного во всех отношениях мужика, мол, уж она-то к этому племени двуногих жеребчиков подход имеет. Не суть важно, как это поначалу было сделано, ну а потом… словом, может, кто и забыл про нашу встречу на Арбате, но мне-то она ещё долго будет помниться.

Проходит время, и, наконец, после одного из этих легкомысленных свиданий Томе предъявляют реальные свидетельства её интимной связи с неким известным уркаганом, к тому же находящимся в бегах. Поскольку Тома не желала зла ни мужу, ни его почтенному семейству, а ещё более опасалась остаться в случае развода без квартиры – кому захочется возвращаться обратно в Геленджик? – ей и пришлось согласиться на вполне достойный выход из крайне неприятной ситуации. А что ещё оставалось, в самом деле, не лезть же ей в петлю? Как раз на пути к пониманию важности поставленного перед ней вопроса Тома и потеряла часть своих зубов. Если кто-то посчитает, что их отсутствие есть не заслуживающий внимания, нет, даже не решающий факт для подтверждения моей гипотезы, ну тогда уж я не знаю…

Когда Николаша возвратился из не очень дальних странствий, а в последнее время они периодически где-то в Красном море дрейфовали, ему, естественно, не без участия Тамары, был преподнесён некий соблазнительный сюжет. Нет-нет, не беспокойтесь, это не про Томочкины шалости. Итак, Николаша, используя авторитет своей фамилии и дополнительно выделяемые денежные средства, устраивает дело так, чтобы на их исследовательском судне переправлялся за границу, по преимуществу, в арабские страны очень ходовой, но нелегальный товар. Вы угадали, речь зашла о девочках, причём в основном о тех, кого иначе переправить не было возможности. Ну в самом деле, не отправлять же столь деликатный, нежный, скоропортящийся товар в грязном трюме какого-нибудь сухогруза – это ж вам не негры, не латиносы! А тут сложнейшее научное оборудование очень кстати – можно запихнуть дюжину девчонок в батискаф, на время досмотра опустив его на дно морское. Поскольку за юных белокурых россиянок или чёрнооких красавиц из Хохляндии арабские шейхи выкладывали любые баксы, буквально не считаясь ни с чем, на этом деле можно было многим прокормиться. Казалось бы, тут же возникал вопрос – а согласился ли на это Николаша? Ну уж если Томочка рука об руку с Клариссой по-прежнему ловит на Арбате мужиков, полагаю, нет ни малейших оснований усомниться в покладистой натуре учёного супруга. Что до привычек Томочки, включая не шибко богатое по сей день бытие – это на её совести оставим. К тому же им с Николашей предстоит ещё поднакопить деньжат на более приличную квартиру, не вечно же ютиться в однокомнатной.

Что, сомнительно? Вы правы, издатели за последнее время воспитали публику, которая способна воспринять лишь незатейливый сюжетец, что-то вроде птичьего щебетания и непременно со счастливым, что называется, не утруждающим сознание концом, либо многостраничную пустышку с претензией на значимость. Здесь же накручивается нечто невообразимое – сам чёрт ногу сломит, однако всё равно мало что поймёт. Вот и я, поначалу нагородив в мыслях всю эту замысловатую конструкцию, засомневался. Всё уж очень однозначно, без вариантов получается. И самое главное – это тут причём? То есть, какое мне дело до Клариссы с Николашей, если основная для меня задача – выручить Лулу?

А что? Может быть и правда, стоит вымарать из текста Клариссу, Николашу, Томочку? Вымарать раз и навсегда! Ну сделали чёрное дело, и с какой стати они и дальше здесь будут ошиваться? На фиг они нам теперь нужны! Останутся лишь два главных персонажа – я, да прелестница Лулу. И будете взахлёб читать страницу за страницей про связь похотливого старика и легкомысленной девчонки, попеременно то вздыхая, то проглатывая слюни.

Стоило только мне представить себе такой вот вариант развития событий, как перед глазами моментально возникла отвергнутая мною Томочка. Виданное ли дело так со щербатой поступать! Чего доброго напьётся и будет каждый вечер под окнами распевать любовные романсы, это с её-то шепелявым голоском. Эй, тётка! Ну ты-то с какой стати ко мне так привязалась?

Вот потому и возникает поначалу неясно выраженная догадка, что этот кадрёж во время променада по Арбату был явно неспроста. Складывается впечатление, будто меня нарочно заманили, чтобы затем каким-то образом использовать. А что такого особенного во время памятной той пьянки мне рассказала малопочтенная Кларисса, чтобы я непременно должен был это самое узнать? Возможно, просто хотела отвести подозрения от себя, но тогда следует предположить, что и про Лулу, и про меня она знала всё заранее. Ничего себе заявочки! Такому знанию деталей своего бизнеса могу позавидовать даже я. И что-то мне подсказывает – по мере распутывания этого клубочка будет ещё очень много удивительного. Да, по всему видно, это так, с ними явно не соскучишься.

А теперь посмотрите, как выглядят в свете сказанного все эти Клариссины словеса по поводу её помощи в публикации трудов того самого писателя-изгнанника. Выходит, что слезливые сожаления по поводу случившегося с Митей это всего лишь примитивный обман, за которым скрывались исключительно шкурные, я бы при случае прямо ей сказал – омерзительные волчьи интересы!

Кстати, что меня особенно в Клариссе восхищает, так это умение обаятельно лгать в лицо и выражать сочувствие по каждому, даже незначительному поводу. Так и представляешь, что перед тобой второразрядная голливудская актриса, прошедшая курс ускоренного обучения в тамошней школе драматических искусств. При этом, чтобы достигнуть желаемых высот, ей достаточно всего лишь освоить, или точнее вызубрить, стандартный наборчик типовых приёмов. Скажем, если требуется сыграть удивление, надо поднять брови и по возможности вытаращить глаза. Если это сильное удивление, то следует ещё и приоткрыть рот. Чем больше удивление, тем шире следует раззявить пасть, как можно дольше сохраняя её в этом положении. Впрочем, что да как, это уже решает режиссёр. Но самое удивительное, что срабатывает! Это я о своих первых впечатлениях от уникальных способностей Клариссы.

Вот тут-то мы и подбираемся понемногу к самому интересному – а кто же в этом деле режиссёр? Однако, не всё сразу…

Итак, именно об этом я и рассказывал Лулу, когда на следующее утро, придя домой с работы, собирался завтракать. Должен признаться, что, несмотря на понятную усталость, мне всё никак не удавалось успокоиться. Возмущению не было предела, и я продолжал бичевать всю эту наглую свору, потворствующую порокам и низменным страстям людей и сделавшую источником своих доходов, по существу, работорговлю. А как иначе это безобразие следует назвать?

Пока я изрекал итоги своих полночных размышлений, попивая чай и пережёвывая бутерброды, Лулу задумчиво смотрела на меня. И тут я снова почувствовал этот её странный взгляд, которым она озадачила меня ещё в тот раз, когда, впервые попав в мою квартиру, оглядывалась по сторонам, рассматривала фотографии, а затем вот точно так же на меня взглянула. Так смотрят на неразумное дитя – с любовью, но немного снисходительно, словно бы с готовностью простить всё наперёд только потому, что ничего другого и не остаётся. Поскольку изменить в принципе ничего уже нельзя, ну так и нужно постараться, чтобы обошлось без лишних сложностей, как-нибудь без обид, по-свойски, что ли, по-хорошему…

И вот, уткнувшись носом в чашку и ощущая на себе этот как бы насквозь пронизывающий меня взгляд, я вдруг похолодел от мысли, что Лулу знает гораздо больше, чем мне кажется. Меня буквально начал бить озноб, я даже попросил Лулу подлить горяченького…

Что если это и в самом деле так? Тогда к чему весь маскарад? Ведь вы только представьте, что эта история со вновь обретённым после стольких лет отцом словно бы написана неким весьма осведомлённым в моих проблемах сценаристом с единственной целью – завоевать доверие и, сделав Лулу незаменимой для меня, получить доступ к приватной информации. Ну это ведь как раз понятно, по принципу – введите имя и пароль. Однако тут есть одна особенность – чтобы получить пароль, требуется подобрать ключик к моему сердцу.

Тем временем вполне логично явилась в голову другая мысль – дальше это продолжаться не должно, слишком уж рискованно. И словно бы кто-то стал мне настойчиво твердить: «Ты что, совсем ослеп? Куда ты ввязываешься? Да оставь ты эту дурочку в покое! Ну просто выгони из своей квартиры, в чём она была, и закончи на том дешёвую мелодраму с взаимными признаниями. Вспомни, как она к тебе попала – ведь совершенно невероятный, надуманный сюжет. Такого в жизни просто не бывает! Очнись же, наконец!»

Всё правда. То есть очень может быть. Но вот если девочка и впрямь оказалась в незавидном положении, если попала в компанию накаченных наркотиками извращенцев или того хуже – пьяной шоблы залётных бандюков? Я только представил себе, чем всё могло закончиться, если бы Лулу не удалось от них сбежать. Один держал, другой насиловал, а третий неторопливо, тупым ножиком пытался резать горло… Перед моими глазами всё явственнее возникала эта сцена, будто бы и сам я в ней участвовал. Но нет, именно этого не могло быть никогда. Всё, что угодно, господа, но только не это! Мерзость! Мерзость! Мерзость!

И вот из глубин моего растревоженного подсознания возникло, разрослось глухое, внешне никак не проявившееся раздражение. Оно нарастало и уже звучало во мне сотней кричащих голосов. Ещё немного и оно превратилось бы в звериный рык и тогда, кто знает, чем бы всё это закончилось?

Глава 11. Три Лу

Ну отчего вдруг сердце разболелось? Никак всё же не пойму, где это я слишком уж превозмог себя, немного силы не рассчитав. Однако странно – похмелья нет, а что-то мучает. Впрочем, можно подумать, что в первый раз со мной такое. Всякое бывало, особенно, если случалось хотя бы на минуту забыть об осторожности. Но даже когда пырнут ножом, рану можно перевязать и обратиться к докторам. А вот если душа болит, что делать?

Вот уже второй день мы с Лулу живём, как единая семья – папаша и любящая дочка. Это если не считать время от времени возникающих у меня гнусных подозрений на её счёт. Представьте, возвращаюсь я домой, а в моей квартире уже устроили притон. Положим, если бы она подругу себе в партнёрши пригласила, я бы по большому счёту не очень возражал. А так ведь даже и не знаешь, с кем её найдёшь в постели. Ну что поделаешь – издержки моей профессии сказываются даже здесь. Не мудрено, что я Лулу на ночь запирал, а днём и сам не выходил из дома без особой надобности. Короче, всё шло своим путём, если бы не поиски выхода из этой жуткой ситуации, отчего иногда буквально раскалывалась голова. Видимо, лишённый привычной дозы коньяка мой организм вопил буквально каждой своей клеточкой – дайте выпить! Но мог ли я позволить себе наплевать на нормы добропорядочного общежития, находясь в соседстве с юной родственницей? А что ещё при этом оставалось делать? Ну в самом деле, не обращаться же в лабораторию, чтоб срочно сделали анализ ДНК? Да я всем этим экспертам-аналитикам ни на грош не верю! Вот ведь и мучайся теперь.

Утром, едва придя со службы, я тихо-тихо, на цыпочках подошёл к её постели – Лулу ещё спала. Глядя на её нежное, пожалуй, чем-то даже одухотворённое лицо, невозможно было представить себе, что оказалась она здесь не просто так, а по работе, выполняя чей-то заказ, смысл которого по-прежнему оставался непонятен. Столь же трудно было вообразить, что это и в самом деле моя дочь. Я осторожно присел на край её постели в надежде выяснить хотя бы что-нибудь, основываясь на том, что мне подскажет, так сказать, моё внутреннее естество, те самые блуждающие в организме жизненные соки. Кажется, я правильно всё понял, а потому ещё сильнее захотелось выпить коньяка. Потому что в своём воображении я уже приник губами к её обворожительной груди, уже ласкал руками эти удивительные бёдра. Что тут поделаешь, если квартира располагалась на южной стороне, и оттого в ней даже летним утром жара стояла нестерпимая? Понятное дело, что Лулу спала «без ничего»… Но тут она открыла глаза. Уже не глядя на неё, я поспешил в ванную, чтобы принять холодный душ после работы…

И всё же, с какой стати я поначалу принял Лулу именно за иностранку? Ах, да, она что-то там такое произнесла на английском языке. Ведь даже имя себе выбрала очень подходящее. В прежние времена таких вот долларовых путан красиво и со вкусом называли за глаза «берёзками», подразумевая что-то вроде ходячего спецмагазина для счастливых обладателей валюты. «Вы, кажется, потом любили португальца…» Ах, бедная Лулу! Мне ли не знать, сколь незавидная судьба у тех, кто жаждет счастья за счёт падких на женскую красоту богатых иностранцев. Богатыми и щедрыми они бывают только здесь, а там, на родине сдадут тебя в бордель или назначат наложницей в гареме – и это в лучшем случае. Впрочем, возможны варианты.

Итак, для начала ты подыщешь себе симпатичного поляка. Поляки, они, как говорится, тоже люди, особенно, если им с работой повезло – тот поляк и вовсе оказался гинекологом. Если не знаете, то я вам подскажу – в любые времена очень полезная и прибыльная специальность. Однако ревность гинеколога не самый лучший советчик в супружеских делах. Да разве это жизнь, когда он ходит за тобой, словно бы пришпиленный?

И тут на горизонте возникаю я, в отличие от прежнего, совсем не злой, довольно симпатичный и даже чуточку наивный. Ну и, разумеется, по уши в неё влюблённый.

– Ты для начала повесь мне люстру, затем карниз для занавесей прибей над этим вот окном. Ну а потом… – так говорила она, играя глазками, а сама тем временем выпроваживала свою мамашу переночевать к подруге.

Мне поначалу даже в голову не пришло, что надо бы всё это переиначить, как бы повернуть задом наперёд – сначала в постель, а уж потом все эти карнизы, люстры и прочие принадлежности квартирного уюта. Сказывают, что век живи и век учись. А зачем, спрашивается, мне этому учиться? Для каждого дела есть свои замечательные мастера, а уж как вы собираетесь расплачиваться с ними – это уж решайте сами, в зависимости от содержимого кошелька, а также наличия стыдливости и признаков благоразумия. Словом, карниз я, кажется, успел повесить, но после этого мне уже больше не хотелось ничего.

Разочаровавшись в поляке и во мне, ты вскоре заарканишь итальянца. Неаполь, много солнца, моря… И прорва апельсинов. А в придачу свёкор, патриарх семейства, который обеспечивал вставными челюстями всю округу. Но быть женой одного из пяти его взрослых сыновей, согласись – это не совсем то, на что рассчитывала. Ну всё равно, что быть спицей в колесе, в одном из колёс той доверху нагруженной заботами телеги, которая зовётся «счастливая итальянская семья». Тем более, что невозможно было шагу ступить из дома без того, чтобы кого-то из домочадцев не приставили в качестве соглядатая.

И вот за пару месяцев до родов ты ненадолго возвращаешься домой, чтобы увидеться с родными. И тут с какого-то боку рядом оказываюсь я. И как бы сам собой, вроде бы из ничего возникает один с виду очень простенький вопрос:

– А что будет, если я вернусь в Россию?

Впрочем, честнее было бы спросить иначе:

– Разве ты не знаешь, что бывший муж обязан будет выплачивать мне алименты, наверное, в лирах или в долларах? Ну так и что?

А мне-то почём знать, в какой валюте? Это как получится. Честно говоря, я и сам не помню, что сказал. И долгое время неопределённость принятого мной решения не давала мне покоя. Во-первых, я в этих делах не специалист, но мне казалось, что она может рассчитывать лишь на небольшие отступные. Мол, я тебе, наивный итальяшка, сына родила, ну так и ты, будь добр, оплати мои расходы. А во-вторых… А во-вторых, ну кто её разберёт, то есть смогу ли я жить счастливо с путаной? Тем более что никто ещё не знает, когда ей эти скитания по мужикам наскучат и возможно ли такое вообще. И, наконец, самое главное – как это на мою карьеру повлияет? Пожалуй, вы скажете, что именно с этого и надо было начинать, но кто тогда знал, где мне предстоит работать? Собственно, вот когда меня на службу пригласили, мы с ней и расстались окончательно.

Обо всём этом я и размышлял, стоя под холодным душем и потом, растирая махровым полотенцем то, что осталось от моих бицепсов. Да нет, вроде бы ещё ничего, при известных обстоятельствах вовсе не обязательно прятать свою «личность» под пижамой.

И всё же, кто она такая, эта милая, эта загадочная, эта прелестная Лулу? Увы, её подлинное имя остаётся неизвестным. И что же мне делать? В надежде хоть как-нибудь приблизиться, если не к разгадке, то к более или менее приемлемой гипотезе я заставил себя покопаться в происхождении имён. Та, что утешит и успокоит – такое толкование её имени меня вполне устраивало. Огорчало же совсем другое – отдалённое, несколько даже надуманное, вполне возможно, что не имеющее никакого смысла, сходство с именем Лукреция. Та самая Борджиа, побочная дочь какого-то там римского понтифика, которая с малых лет видела такое, от чего, как утверждают, «покраснел бы сатана», она уже в двенадцать лет становится любовницей своего папаши. Увы! То, что мне про свою жизнь поведала Лулу, уж очень напоминало события, известные из преданий о распутнице Лукреции. Ещё более огорчало предположение о том, что общность судеб могла иметь весьма печальные, если не сказать, фатальные последствия прежде всего для меня – не следует забывать, что Лукреция имела славу отравительницы, которая получала особое удовольствие, отправляя очередного наскучившего ей любовника на тот свет. И хоть я проходил вовсе не по этой категории, но что могло однозначно иметь отношение ко мне – это весьма прискорбная особенность упомянутых репрессий, согласно которой имущество отравленного подлежало конфискации в доход казны.

Конечно, какая разница, кому при таком раскладе достанется моё движимое и недвижимое барахло, однако всё это побуждало к осторожности. Тем более, что квартирка по нынешним временам тянула на пару сотен штук – это если в долларах. Впрочем, что и как предпринять на всякий случай, если обедаем мы с ней за одним столом, я до сих пор так и не придумал. В самом деле, ну не просить же её откусить кусочек антрекота прежде, чем мне его отправить в рот? Вот так напичкают тебя в интернете информацией, а ты потом терзайся и мучайся в поисках конкретного решения – как бы всё это к делу приспособить?

А вот и ещё одно имя, очень близкое к Лулу. Даром, что ли, Лу фон Саломе была урождённая Луиза? Кстати сказать, очень, очень примечательная у неё судьба. Первая любовь семнадцатилетней девочки – голландский пастор, читавший лекции почему-то в Петербурге, он-то первый и стал её так называть, Лу. Сам Ницше просил её руки и получил отказ. Или вот такая странность – пообщавшись с Фрейдом, Лу на полном серьёзе увлеклась психоанализом. Ну явно же родственная душа, чуть не сказал – коллега по работе. Особенно симпатично то, что любовники обычно жили в её доме и ужинали вместе с мужем за одним столом. Всё лучше, чем на ночь глядя разъезжать по городу в поисках партнёра.

Однако ни жён, ни любовников здесь нет – пока что нет. Мы с обворожительной Лулу сидим за обеденным столом, и я размышляю о том, что ведь не обязательно жениться, чтобы мне стать её любовником…

И вдруг замечаю, что мы тут не одни, что за столом вместе со мной три Лу – помимо Лулу, ещё Лукреция и та самая Луиза. Впрочем поначалу я даже не понял, кто они такие, очень уж ситуация сложилась непривычная. Сидят себе и сидят. Я спрашиваю:

– Вы кто?

– Будто сам не видишь, – отвечают.

Видеть-то я вижу, только, как ни стараюсь, не пойму. Одна почему-то искоса взирает на меня. Другая смотрит если не с усмешкой, то наверняка с сомнением. А третья так и тянется, так и льнёт ко мне, я даже от неё слегка отпрянул. И что за странная особенность – тянуться к мужику, ну, ничегошеньки про него, просто ничего не зная! Кстати, эта последняя очень даже ничего. Да они все словно бы сошедшие со страниц гламурного журнала.

Признаться, я даже ошалел сперва. И что прикажете с ними делать? Сидят, нахально пялясь на меня. А я не то чтобы робею, но чувствую себя как-то неуютно, неустроенно. Другой на моём месте давно бы уже от радости рыдал – вот ведь, нежданно-негаданно такая удача подвалила! Три очаровательные леди здесь, со мною вместе, за одним столом… Ну, а я, будто недоделанный какой, не знаю даже, с чего бы мне начать. Может быть, сперва представиться?

Я что-то промычал.

– Очень приятно, – отвечает та, что понахальнее. – А меня зовут Лукреция.

– Луиза, – сделав книксен, промолвила, глядя в сторону, другая.

Третья же молчит. И только смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Да понял я уже – это Лулу.