Превратности судьбы

Самое обидное, что я тут вроде бы совершенно ни при чём. Сидят себе, что-то пьют, закусывают словно бы в шикарном ресторане. Такое ощущение, что я у них просто на десерт. Нет, не хочу сказать, что вот сейчас возьмут и намажут меня на бутерброд. Но что-то в этом роде явно намечается.

А правда, ну с какой стати они здесь расселись? Вроде бы я в гости никого не приглашал. Если бы позвал, так наверное знал бы, для чего, с какой целью это делаю. А так – сидят за моим столом три грации, а я по-прежнему только смотрю на них и недоумеваю.

Я так им и сказал:

– Вот вы пришли ко мне, хоть я вас и не звал. Ну, и зачем? Что от меня вам нужно?

– Да ничего. А что, нельзя зайти к тебе так, запросто, без всякой цели?

Ладно, будем считать, что перешли на «ты». Хотя какой толк мне от такого панибратства? Делать им всем, что ли, нечего! Эй, барышни, ну причём тут я? Будто ничего другого не придумали, только вот так дразнить неженатого мужчину.

Опять смотрю на них, и как-то мне не по себе. Что они могут выкинуть? Вроде бы я не робкого десятка, но на душе отчего-то муторно становится. Когда сидят такие вот перед тобой, даже и не знаешь, что можно предпринять. И какого лешего им надо?

И тут внезапно в голову явилась мысль. Тут я подумал: а что если сидящие за столом милые создания – это мои дети? Все, не одна только Лулу. Вот так вот, долго искали своего папочку и, слава тебе, господи, – нашли…

И тут Луиза говорит:

– Мы тут между собой поспорили. Ты наш или не наш? – и смотрит так, будто если не скажу, то дело может дойти даже до допроса третьей степени. С них-то станется!

И правда, ощущение такое, будто «испанский сапог» на меня уже надели, что верёвки затянули словно бы до невозможности, а я по-прежнему не представляю, какого ответа от меня ждут. И если всё-таки дождутся, что за тем последует? И кажется мне, что у подъезда дежурит «воронок», и вот ещё чуть-чуть, так и не дождавшись от меня признания, подхватят под руки, поволокут… А там уже и могилка приготовлена.

– Ты что молчишь? – это Луиза снова спрашивает.

– Я? Даже и не знаю, что сказать.

Девицы переглянулись и опять нахально смотрят на меня.

– Мужики какие-то теперь хилые и нерешительные. Чуть что, в кусты или в рот воды набрал.

А что я могу им возразить, если возражать-то нечего? Чего доброго, и так всё может обернуться, то есть ещё самую малость посидим вот так, а потом они мне и заявят:

– Эй! А этому-то что здесь надо? Пускай проваливает, пока цел!

Я это к тому, что больше вроде бы и не на что надеяться.

– Ты извини, но я даже при всём желании помочь тебе в этом деле не смогу, – вдруг заявляет прежде молчавшая Лулу.

– Но почему?

– А потому что мне так хочется.

Ну, женской логикой меня не удивить. Потому и предпочитаю жить один. Однако же и стерва – эта, младшенькая!

Честно сказать, я себе это несколько иначе представлял. Ну, вот придут, с каждой расцелуемся троекратно. Всё как полагается! А потом они мне объяснят – что, зачем и почему, и с какой стати я им вдруг понадобился. Так нет же, тут всё совсем наоборот. И кому в голову пришла такая мысль – шляться по гостям без приглашения?

Задумался я. И вдруг слышу:

– Тридцать пять.

– Сойдёмся на тридцати.

– Ну, ты и жлобина!

– Ты разве не видишь, что он совсем больной?

– Больной не больной, а мы всё же на его жилплощади.

– Нет, больше тридцати не дам.

– Смотри, как бы не пожалеть.

– Нам, Борджиа, неведома никакая жалость.

– Опять заладила про своё!

Тут я не выдержал:

– Дамы, вы о чём?

– Да не мешай!

– Но я хотел бы знать…

– Надо будет, всё узнаешь.

– Странные у вас понятия…

Лукреция с явным презрением смотрит на меня.

– Ладно, пусть будет тридцать два. Уговорила!

– Тридцать три, родимая. И ни копейкой больше!

– Чёрт с тобой!

Луиза с Лукрецией целуются, а я по-прежнему не могу понять, по поводу чего такое торжество и в честь чего эти их страстные объятия.

– Что, чудик, ничего не понял? Это Лушка мою долю выкупила.

– Долю чего?

Лукреция снова смотрит на меня.

– Сдаётся мне, я всё же прогадала. Совсем тупой! И что мне теперь с этим делать?

Так что же? Что?!

– Нет, правда! Ну, сколько можно издеваться над своим отцом? – это я решил так, для понта, немного возмутиться.