Красное небо

Оливия не выдерживает.

– То есть, ничего делать не нужно, просто… отказаться от индивидуализма, – говорит она.

В классе тут же воцаряется полнейшее молчание. Случайно высказав мысль вслух, девушка привлекает внимание совсем не намерено, а потому и сама тоже растерянно оглядывается, но поздно, учительница ее уже тоже смогла услышать.

Впрочем, женщина снисходительно улыбается и подходит ближе, намереваясь, похоже, дать свои объяснения.

– Ну разумеется, этого недостаточно, – отвечает она. – Но с этого все начинается. Нельзя рассчитывать на крепкий союз между двумя людьми… между двумя структурами и даже государствами, когда хотя бы одна из сторон, а то и обе сразу преследуют исключительно собственные цели и не заботятся об общем благе.

Оливия почти готова оставить спор, но произошедшие утром события как-то уж слишком переполошили мысли, и те не желают теперь успокаиваться.

– И что плохого, если обе… стороны, как вы говорите, будут стремиться быть лучше?

Учительница неловко улыбается и подходит еще на шаг ближе.

– Ничего, разумеется, – говорит она. – В этом и есть основа дружеского соревнования.

– Нет. Вы только что говорили не о соревновании.

Учительница резко изменяется. Слегка нахмурив брови, она подступает еще на полшага, выдыхает носом и складывает руки за спиной.

– Фантозина, – с особой строгостью произносит учительница, – ты смешиваешь две области понятий. Тебя на логике разве не учили их разграничивать?

– Ну да, конечно, – бубнит Оливия, сердито опустив голову. – Это же не вы не можете ответить, это я неправа.

– Фантозина!

Злить учительницу, конечно, не хочется, но та могла бы и ответить. Девушка едва может разобраться в своих мыслях. День сумасшедший с самого начала, и с каждым мгновением он становится только еще более странным. Думается, что, разумеется, могла быть и ошибка в суждении, так почему бы ее не объяснить? А учительница вместо этого сразу начала сердиться, хмуриться и угрожающе продавливать глазами вмятины на лице ученицы. Не худшей ученицы, стоит заметить.

– Да поняла я, поняла, – отвечает Оливия.

Чаще она ведет себя более скромно, но теперь не хочется. Надоело. Эта же учительница не раз ставила девушку в пример остальным. Причем, как пример исключительно негативный. Хотя она не говорила явно, а сама, рассказывая о нежелательных манерах поведения супругов в браке, странно поглядывала, словно хотела и остальным указать глазами путь к яркой демонстрации этой отрицательной части учебного материала.

– Фантозина! – бьет учительница ладошкой по ближайшей парте. – Ты специально меня злишь?

Наконец, это становится последней каплей. Спор можно было закончить уже несколько раз. И, да, хотя Оливия начала его сама, но ненароком, а теперь она вытерпела совершенно беспочвенные замечания и этот презрительный взгляд, это желание учительницы обвинить девушку хоть в чем-нибудь… именно так это выглядит в глазах самой Оливии. Да и в глазах других учеников тоже, разве что они с удовольствием наблюдают за происходящим, а некоторые и вовсе довольно улыбаются, не скрывая от девушки своего удовольствия. Поэтому она не решается больше молчать.

– А вы специально мне не отвечаете? – поднимает девушка глаза. – Или просто не можете?

– Ах!

Вздох учительницы Оливия будто бы и не замечает.

– Объясните, что ужасного, если оба супруга будут становиться лучше?

Учительница подступает еще на шаг и уже не замечает, как жар эмоций, разогнав мысль, как ракетный двигатель, запускает ее в самую гущу этого спора.

– Причем здесь это? – нахмурившись, заговорив быстрее, сообщает учительница. – Речь шла об индивидуализме!

– И какая разница?! – вместе с учительницей распаляется и комсомолка. – Если каждый будет самостоятельно избирать пути совершенствования, а не вычитывать их из партийной методички, то!..

– Ах! Фантозина! Замолчи! Замолчи немедленно!

– Да вы же даже не слушаете! – вскакивает Оливия с места.

– Садись! Два! – кричит учительница уже на высоких тонах, едва выдерживая напряжение и, кажется, готовясь даже хвататься за сердце.

– Что? Нет! За что?!

Обида распаляет юный ум, насыщая его еще более смелыми и пылкими идеями, удержать которые нет никакой возможности.

– Да вы же не можете ответить! Отвечайте! – кричит девушка.

– Садись! Два! Дневник! – трясет в ответ руками учительница. – Дневник мне! Быстро!

– А знаете что?! – выступает комсомолка из-за парты. – Садитесь! Два!

– Ах! Фантозина! Да как ты смеешь?!

– Да вы же на простой вопрос ответить не можете! Дневник сюда! – кричит Оливия, уже намеренно дразня учительницу, но теперь совершенно не контролируя свои порывы. – Быстро!

– Ах! – снова вздыхает учительница фальцетом. – Хватит! Я этого терпеть не собираюсь! Живо к директору!

И вот уже Оливия стоит в кабинете директора, ожидая, когда учительница пожалуется, рассказав все исключительно так, как видится ей.

– Неправда! – не сдерживается комсомолка в какой-то миг. – Клим Саныч! Я только спросила, чем плох индивидуализм! А она…

– Да как же? – удивляется директор. – Фантозина, ты что, шутишь?

– Ничего я не шучу, – обижается девушка.

– Да как же ты не поймешь! – трясет учительница пальцем напротив лица.

И девушка отбивает руку, вынуждая женщину опять вздыхать, что уже порядком надоело и кажется противным.

– Фантозина, ну-ка успокойся, – грозит директор.

И комсомолка тут же бросается к нему, в надежде на спасение.

– Клим Саныч! – взывает она оскорбленным и возмущенным, но в то же время жалобным голосом. – Пускай я не знаю! Пусть я глупая! Разве нельзя было просто объяснить, а не…

– Ах! – вздыхает учительница так мощно, что едва не начинает кашлять, поперхнувшись воздухом, но потом быстро вздыхает снова, хотя и чуть тише. – Ах! Да что ты врешь! Я все тебе объяснила!

– Да вы!.. – начинает Оливия, но тут же оборачивается к директору. – Клим Саныч, да вы посмотрите, она же даже не слушает! Какие могут быть вопро…

– Нет! – взвизгивает учительница.

У нее выпадает локон из пучка волос, собранных на затылке и начинает колыхаться перед лицом оттого, что женщина от злобы тяжело и быстро дышит. – Это уже… извините… ни в какие ворота!