Преступление отца Амаро

Покровительство этих двух стариков позволило ей наслаждаться полным душевным покоем во второй половине октября. Погода стояла очень ясная и теплая. Амелия охотно сидела по вечерам на террасе, любуясь ясными осенними нолями. Доктор Гувеа встречался иногда с аббатом Феррао, и, навестив старуху, оба шли на террасу и начинали нескончаемые разговоры о Религии и Нравственности.

Дона Жозефа стала беспокоиться тем временем, не понимая, почему отец Амаро перестал бывать в Рикосе, и послала к нему в Лерию арендатора, прося удостоить ее посещения. Арендатор вернулся с удивительною вестью: отец Амаро уехал в Ниеру и должен был вернуться не ранее двух недель. Старуха захныкала от огорчения, а Амелия не сомкнула глаз всю ночь, думая о том, как отец Амаро развлекается на морских купаньях, не вспоминая о ней и ухаживая за дамами на берегу.

С первой недели ноября начались дожди. Ракоса производила теперь еще более подавляющее впечатление под серым, пасмурным небом. Аббат Феррао не появлялся, лежа в постели с ревматизмом. Доктор Гувеа приезжал только на полчаса. Единственное развлечение, оставшееся Амелии, состояло теперь в том, чтобы сидеть у окна и глядеть на дорогу; три раза проезжал мимо дома Жоан Эдуардо, но, при виде её, он опускал глаза или закрывался зонтиком.

Дионизия приходила теперь довольно часто. Она должна была помогать при родах, несмотря на то, что доктор Гувеа рекомендовал другую акушерку с тридцатилетним опытом. Но Амелия не желала «открывать тайну еще одному человеку»; кроме того, Дионизия приносила ей вести от Амаро, зная их через его кухарку. Священник чувствовал себя в Виере так хорошо, что не собирался домой до декабря. Эта «подлость» глубоко возмущала Амелию; она не сомневалась в том, что ему хочется быть подальше, когда настанет опасный момент. Приданое для ребенка тоже не было начато, и накануне родов у неё не было ни тряпки, чтобы завернуть младенца, ни денег на покупку необходимого. Дионизия предложила ей кое-какие детские вещи, оставленные у нею одною матерью в закладе, но Амелия отказалась принять для своего ребенка чужия вещи. Писать же Амаро ей мешало чувство гордости.

И вот, в один прекрасный день, отец Амаро неожиданно появился в Рикосе!

Он выглядел великолепно в новой рясе и лакированных ботинках, загорев на солнце и вольном воздухе. Его подробные рассказы о Виере, о знакомых, о рыбной ловле, внесли в печальную атмосферу дома свежую струю веселой жизни на морских купаньях. У доны Жозефы появились на глазах слезы от удовольствия видеть и слышать милого падре.

– А что вы тут поделываете? – опросил он.

Старуха стала горько жаловаться на одиночество. Ох, она губила свою душу в этом мрачном доме!

– А мне было так хорошо в Виере, что я думаю опят поехать туда, – сказал отец Амаро, покачивая ногою.

Амелия не сдержала своего негодования.

– Как! Опять поедете!

– Да, – ответил он. – если, сеньор настоятель даст мне отпуск на месяц, я воспользуюсь им для поездки в Виеру. Мне делают постель на диване у отца-наставника… Я купаюсь в море… Лерия наскучила мне… Я больше не могу оставаться там.

Старуха была в отчаянии. Неужели он уедет? Они умрут здесь от тоски.

Амаро засмеялся с иронией.

– Ведь, вы обе можете обойтись без моего общества. У вас есть здесь хорошие друзья.

– Не знаю, – возразила старуха язвительно: – может быть, другие могут обойтись без вас, падре, но я нет… моя душа погибает здесь… От здешних друзей нет никакого толку.

Но Амелия перебила старуху, чтобы позлить ее:

– Притом еще аббат Феррао болен ревматизмом последнее время. Без него чувствуешь себя здесь, словно в тюрьме.

Допа Жозефа злобно усмехнулась. Отец Амаро встал, чтобы уходить, и высказал сожаление по поводу болезни аббата.

– Бедный! Это святой человек. Я навещу его в свободную минуту. Так, завтра я буду у вас, дона Жозефа, и мы сделаем все возможное, чтобы успокоить вашу душу. Не беспокойтесь, пожалуйста, дона Амелия, я знаю теперь дорогу.

Но Амелия все-таки пошла проводить его… Они молча прошли залу. Амаро натягивал черные лайковые перчатки. На площадке лестницы он церемонно снял шляпу и поклонился.

– До свиданья, сеньора.

Амелия стояла, словно окаменелая, глядя, как он невозмутимо опускается по лестнице, точно совершенно равнодушный человек.

На следующий день священник вернулся пораньше и долго просидел наедине с доною Жозефою.

Амелия в нетерпении ходила взад и вперед по залу с торящими от возбуждения глазами. священник вышел, наконец, от доны Жозефа, снова натягивая перчатки с невозмутимым видом.

– Вы уже уходите? – спросила она дрожащим голосом.

– Да, ухожу, сеньора. Я поболтал немного с доною Жозефою.

Он снял шляпу и низко поклонился.

– До-свиданья, сеньора.

– Подлец! – прошептала Амелия, бледная.

Он поглядел на нее, как бы изумляясь, и повторил:

– До-свиданья, сеньора.

Затем он медленно спустился, как накануне, по широкой, каменной лестнице. Первою мыслью Амелии было донести на него главному викарию. Потом она просидела всю ночь за столом и написала Амаро письмо, полное упреков и жалоб. Но Амаро передал в ответ только на словах через посланного мальчика, что может быть «зайдет ненадолго в пятницу».

Амелия снова провела всю ночь в слезах, а отец Амаро потирал тем временем руки от удовольствия, у себя дома.

Он не сам придумал эту «тактику»; она была случайно внушена ему в Виере, куда он поехал отвести душу с отцом-наставником. Однажды, в гостях, он услыхал, как приезжий адвокат рассуждал о любви:

– Я, господа, держусь мнения Ламартина. Женщина подобно тени. Если вы бежите за нею, она убегает от вас; если вы убегаете от неё, она бежит за вами.

Но священник не слушал. Эта блестящая идея произвела на него сильное впечатление. По возвращении в Лерию надо было поступить с Амелией, как с тенью, и бегать от неё. И, действительно, результат был налицо – три страницы страстных излияний со следами слез на бумаге.

В пятницу он явился в Рикосу. Амелия ждала его на террасе с утра, глядя в бинокль на дорогу из города. Когда он подошел к дому, она выбежала открыть ему калитку фруктового сада.

– Что это вы здесь? – спросил священник, поднимаясь за нею на террасу.

– Я одна дома…

– Как одна?

– Крестная спит, а Гертруда ушла в город… Я сижу здесь все утро на солнце.

Амаро молча прошел в дом и остановился у открытой двери, из-за которой виднелась огромная кровать с балдахином и около неё монастырские, обитые кожей кресла.

– Это ваша комната, кажется?

– Да.

Он вошел развязно, не снимая шляпы.

Амелия закрыла дверь и направилась к нему с пылающими глазами.

– Почему ты не ответил на мое письмо?

Амаро засмеялся.

– Это мило! А почему ты не ответила на мое? Кто начал? Ты. Ведь, ты сказала, что не желаешь больше грешить. Отлично, я тоже не желаю. Все кончено между нами.