Тойво – значит надежда. Красный шиш

По прямой до деревни Челки-озеро шестьдесят пять километров, по кривой – через Антарктиду – миллион. Переход по приблизительным подсчетам выходил в сто километров – это если по берегу реки, да еще временами петляя с берега на берег. Однако по ощущениям был тот же миллион.

Внезапно пошел снег, что само по себе означало прекращение мороза, но мороз прекратиться не успел – снегопад перестал так же внезапно, как и начался. Осадки в дороге – это всегда неприятно, а когда это происходит зимней порой – неприятно вдвойне. Положительным моментом можно было считать только то, что скрываются все следы. Остальные моменты – сплошь отрицательные: и видимость падает, и лыжи не едут, и дополнительная тяжесть на плечи ложится, отчего ледяная корка нарастает даже на вывернутые мехом наружу полушубки.

Но к деревне вышли в полутьме. На рекогносцировку отправились великан Оскари, командир первой роты Хейконен и разведчик Лейно. Остальные должны были ждать, не выходя на открытое место.

Челки-озеро была так себе деревней, плюнуть и растереть. Однако все дома выглядели добротными, резные наличники на окнах радовали глаз, дымы из труб услаждали запахами нос, а очищенные тропинки и дорожки – утешали ногу. Это – для одноглазых, одноносых и одноногих. Прочие же могли, не кривя душой, сказать: «ухоженная и ладная деревенька». В число прочих, двуглазых и двуногих, двуносые не входят – они очень редко встречаются среди людей.

Улица была одна, а лыж возле дверей в дома – пара, другая – не больше. Значит, лахтарит здесь нет. Да и зачем им здесь? Они – там, в Реболах. И в количестве, по сообщениям пленных, трехсот человек. Много. Таких сразу не победить. Чтобы с ними сладить надо поспать ночь на перинах, а перед этим в бане попариться.

– Добро пожаловать, – вдруг, произнес один голос у разведчиков за спиной.

– Му-му! – промычал второй.

Лейно, Иоганн и Оскари одновременно подпрыгнули, чуть не оторвавшись от Земли и не улетев в космос. Приземлившись, они хором произнесли слово, которое заставило зардеться румянцу у обладательницы первого голоса и перекоситься в ухмылке обладателя второго.

– Мадам, нельзя так пугать странников с оружием в руках, – почему-то сказал Хейконен.

– Ничего-ничего, – ответила женщина. – У нас тут есть кому одежду вашу постирать. Если она замарается.

– Вы нас этим очень успокоили, – проговорил Лейно. – Где у вас, мадам, можно проверить нашу одежду на это обстоятельство?

А Кумпу только с шумом втянул носом воздух и произнес, словно смакуя, одно слово:

– Мадам!

– Му-му, – согласился второй человек, большой, заросший бородой по самые глаза.

– Это мой муж, – представила его женщина. – Он глухонемой.

– Муж? – хором протянули красные шиши.

– Прошу вас к нам в дом откушать кофе с кренделями, – проговорила дама, не удосуживаясь ответить. – Давно из Финляндии?

Она повернулась и пошла по направлению к открытой двери, виляя бедрами так, что разведчики, не сговариваясь, сглотнули и пролепетали:

– Му-му.

В доме было жарко протоплено, пахло свежими кренделями и ладаном. Бойцы даже не заметили, как миновали сени, оказавшись в горнице. Глухонемой войти не решился, помычал немного на пороге, да и пошел куда-то по своим глухо-немым делам.

Женщина аккуратно сбросила на пол свою длинную шубку, красные шиши понимающе переглянулись: не у каждой может получиться аккуратно сбросить верхнюю одежду – обычно это выходит как-то наоборот. Тут же подбежала молодая девушка, подхватила с полу одежду и исчезла – будто ее и не было.

– Господа офицеры, присаживайтесь к столу, – качнув высокой грудью, женщина обернулась к красным шишам. – Меня зовут Лоухи[57 - Так звали в «Калевале» старуху-колдунью, врага героям.].

– В шутку? – спросил Оскари.

– Всерьез, – улыбнулась дама.

Она выглядела действительно эффектно: алые полные губы, огромные синие глаза, чуть вздернутый нос, волосы скрыты платком, узкая талия, очерченная вышитым поясом с подвешенным на него женским пуукко. Ну, про скрытые достоинства можно было не сомневаться – в них не было недостатков.

– Мы, пожалуй, в сенях разоблачимся, – сказал Хейконен. – Знаете, долго были в пути, надо от намерзшего льда избавиться.

– Не задерживайтесь, я разливаю кофе, – кивнула головой Лоухи.

На самом деле Иоганна заботил не лед, а другое нечаянное разоблачение: например, из-за красноармейской звезды на шапке или серпа и молота на шевроне. Их здесь было слишком мало, чтобы контролировать возможность злобного побега деревенского жителя к белофиннам. Пока никто не должен знать, что они не те, а другие.

Все в этой деревне было очень подозрительно: и добротные богатые дома, и ослепительные красавицы, и их глухонемые мужья. На чем промысел? С леса или с озера так не разжиться. Может, золотодобыча и алмазные разработки? Так старатели – все, как один – всегда выглядели настоящими чмырями, независимо сколько драгоценных металлов или камней они добывают. Следовало внимательно оглядеться.

Мужчины разоблачились, придирчиво оглядели друг друга, каждый при этом подумал: «Ну, у моих товарищей и рожи!» Затем вошли в горницу и захотели сразу же из нее выйти. Ослепительно красивая хозяйка сидела за столом, а две стройные и не менее прекрасные девушки – разве что моложе – разливали из кофейника одуряюще ароматный кофе.

«Му-му», – чуть было не сказали красные шиши, но прикусили свои языки и боязливо покашляли в кулаки: «кхю-кхю».

– Итак, как там столица поживает? – отпив из своей чашки, спросила Лоухи.

– Положение стабилизируется, – ответил Лейно и тоже отхлебнул кофе.

– Автомобильный парк растет, – добавил Оскари и сделал глоток.

– Всеобщая грамотность и электрификация не за горами, – приложился к своей кружке Иоганн.

Мужчины недоуменно переглянулись и подумали: «Эх, за задницу бы кого-нибудь из дам ущипнуть, тогда бы и парк стабильно вырос и электрифицировался!»

Они пили кофе, кушали кренделя и говорили ни о чем. Красные шиши оглядывались по сторонам, Лоухи рассматривала всех троих, девушки улыбались. Хейконен поймал себя на мысли, что в доме чего-то не хватает. Лейно про себя отметил, что в доме чего-то с избытком. А Кумпу вообще ничего не мог думать: его просто смертельно начало клонить в сон.

Он подумал, было, что радушная хозяйка расколола их, подсыпала снотворного, но потом отбросил, как несостоятельное, это предположение – просто они с мороза, просто они поели и попили. Тотчас же вспомнились товарищи, которые подошли к деревне и сейчас томятся на холоде.

– Мадам, – сказал он. – Осмелюсь заявить, что мы, собственно говоря, не одни. С нами целый отряд. Им бы тоже в тепло, потому что ночевать нам придется в вашей деревне.

– Отлично, – улыбнулась Лоухи. – Финны?

– Воины-интернационалисты, – ответил Лейно. – Все финской национальности.

Хозяйка о чем-то пошепталась с девушками, те закивали головами, не выказывая ни тени озабоченности или беспокойства. Не торопясь, они поднялись из-за стола, накинули на плечи шубки и были таковы. В горнице сразу сделалось пусто.

– Мы найдем местечко для ночевки ваших товарищей, – сказала хозяйка. – Бани тоже стопим.

– Отлично, – сказал Хейконен. – Тогда я, пожалуй, отправлюсь к отряду и отряжу их в деревню.

– И я тоже пойду отряжать, – поспешно поднялся из-за стола великан Кумпу.

– Тогда отразим все вместе, – словно боясь, что его здесь оставят одного, проговорил Лейно.

Лоухи только заулыбалась, ничего не сказав.

На улице им встретился еще один глухонемой муж, который принялся показательно скакать с ноги на ногу, притоптывая, на одном месте. То ли он где-то переоделся, то ли это был однояйцевый близнец первого. В принципе с яйцами было неясно, неочевидно и недоказуемо, но внешность у мужчин была одинакова, только одежда – разная.

Так не должно было быть, потому что только дауны похожи друг на друга, а глухонемые – все разные. Все очень странно, или как говорила Алиса: «все страньше и страньше[58 - Из книги Льюиса Кэролла.]».

– Что он там топчет? – спросил Хейконен.