…Экспедиция называется. Бомж. Сага жизни

– Пошлите на канские угли? Я оправдаю, Тюфеич…

– В лучшие места поедешь. Нам нужно геологию развивать. Такие, как ты, на дороге не валяются! Придёте нам на смену, научитесь социализм развивать, страну поднимать. У тебя мечта есть?..

– Отца найти.

– На тебя кражу калькулятор вешают. Доказательство в том, что сбежал с места преступления.

– Я не крал.

– Верю. Кто же позарился?

– Сейфа не было.

– За сейфы начальник участка ответит. Ты в геофизики, на халтуру, надеюсь, не записался? Слухи ходят, что обэхээсэс под это дело копает. Могут приписать уголовку.

– Так это Синицын делает с геофизиками, ну и… А мне бы на канские.

– Про Бородино Труханов решает. Я ему скажу. Сейчас выйдем через торцевую дверь. Саша отвезёт тебя на электричку. Вот деньги на первое время, до аванса… И ещё кое-что… – Тюфеич заметно волновался. Он тщательно подбирал слова, пытаясь не выдать волнение и быть весомо-убедительным – Ты отца ищешь. Все знают… Нелегко одному. Я подключил к твоим поискам наши возможности: эмвэдэ, министерство, горком партии… Нет-нет, не возражай! Это не должно быть личным делом одного гражданина сэсээр, это общественная миссия… И если родной отец не отыщется… я хочу… я смею предложить… я готов принять участие в твоей судьбе, ну типа отцом… дядькой… Ты не будешь против? Стоп! Не говори сейчас ничего. Поезжай домой, работай. Волнин в курсе и ничего не спросит. Выходи завтра на работу и… и постарайся справиться. Ну-ну, не благодари. Иди.

– Спасибо. – всё же выдавил из себя Шкалик. И пошёл к машине. Тюфеич – следом, но лишь… тщательно закрыть за ним торцевую дверь.

– Мальчишки, давайте на базе порядок наведём? Невозможно глядеть! Горбыли годами валяются, гнилые ящики керновые, кучи мусора… Сделаем комсомольский субботник, а? Весной клумбы сделаем, розы посадим… Кто за? – Иришка Шепель ввалилась в кабинет и, раздеваясь, разразилась гневной тирадой.

– Ты что, в луже поскользнулась? Или тебя на подвиги растащило, комсомолку-красавицу? – не менее резко отреагировал Андрюшка Жила.

– Сам ты… тюх-тюх… с возу упал. – отбрехалась Иришка – Не ходи! А мы завтра наведём блеск и порядок, правда, девчонки?

– Ладно, я не против… – Андрюшка мгновенно сменил позицию – Но почему мы… одни! Да и вообще, полагается начальство спросить. А вдруг оно… ему… не надо? Можа, им грязь… к лицу?

– Ну шо ты буровишь? Отмазки ищешь? Тоби казали – не ходи… – поддержала Иришку Людя Ильченко.

– Ай, гарная куколка! Чо да шо… Хрен через плечо… Надо – значит, сделаем! Завтра ещё Шкалик подъедет. И Лёша Бо выйдет с отгулов. Сила неимоверная! Можа, мы потом и… крышу починим?

– Ага… И план по металлолому… перевыполним… – съязвила Ильченко.

– И за того парня… ещё… – в тон ей подхватила Нина Ковальчук, смешком примиряя горячих спорщиков.

– Ахмадеева, как парторга, надо в известность поставить, а он всех оповестит. И нам не надо разрешения спрашивать. Мы же комсомол. – неспешно и взвешенно посоветовала Люся Жданова. Она стояла у окна, обозревая территорию двора, и воочию наблюдая пасторальную картинку весенней распутицы.

– Вы, комсомолки-балаболки, наверно, помните, что у нас начальство новое. Оно ещё не обвыклось. Но ничего – привыкнет, осмотрится и – увидит, как всё ай-яй-яй! – Жила пояснил свою мысль кривляньем головы.

– Таки я ни поняла… Ти з нами пидешь завтра, або… в кущи?

Дверь в кабинет открылась. Вошла Люся Михайлова. Необычно бледная, без привычной улыбки в губах… Прошла, присела на край стола… Прошептала, со спазмом голоса проговаривая слова:

– Сашок какой-то в вахте разбился… По телефону подслушала. Не знаю кто… В морге. – и уткнула лицо в стол. В комнате почернели стены. И даже тени геологов обратились в статуи.

– Лю… Ты чо?.. Не твой же… Саша. – попробовала успокоить коллегу Иришка Шепель – То есть твой-то Саша, а этот… Сашок. Может, это… Макаров?

– А этого-то за что? Он вроде уволиться собрался. Говорил, что с кем-то не сработался. За неприязнь не убивают, как мне кажется. – Андрюшка как бичом сёк.

– Ну и крестись… – высверкнула словцом Ильченка – А если… правда… убили? Как это может быть?

Саша Михайлов, бурильщик, Люсин муж, молчаливый и робкий красавчик, работавший в бригаде мастера Валеры Елдышева, недавно стал отцом двойни. Они в три секунды нашли с Люсей друг друга, внезапно влюбились, поженились, родили… Пара на загляденье и зависть: так и лучилась счастьем и довольством. Люся, как водится, ушла в декретный отпуск и на работе почти не появлялась: двойню, родившихся девчонок, оставить было не с кем. Саша работал удальцом – за всех тех парней. Брал подмены в бригаде, набуривал за смену сверх нормы. И за процентом выхода керна следил: Люся убедила. Кроме солидной месячной выработки в выходные дни «бурил» на огородике, который достался от умерших дедов. Не пить, не курить со школы не умел и не пристрастился к обмывкам в бригаде.

Поневоле позавидуешь такому обретению.

– Лю… Ну Лю… Не накручивай. Что ты слышала? – теребила Иришка коллегу Михайлову.

– Волнин докладывал по телефону, наверно, в горком или экспедицию. Фамилию не расслышала, только… Сашок… сказал.

– Какой… в горком, какой… экспедицию? Туда Сашок не говорят! – резко отозвался Андрюшка Жила. – Наверно, родным сообщал, каким-то… Не тебе же!

– И правда, Люся! – подхватила Ильченка – Можа, это не про нашего… какого… Сашка! Надо у Елдыша узнать. Или у Гандзюка, их смена была.

– Сидите тихо. Я сейчас всё прозондирую, знаю у кого… – Андрюшка спохватился из-за стола и вышел в коридор. В комнате осталась гнетущая тишина. Общим усилием остаточного коллектива полевиков эта пагубная атмосфера давила, казалось, им в глаза и уши. Друг на друга не смотрели. Только в стол, или в окно. Ждали…

Мусор с территории двора ГРП никто в последующие месяцы не убирал.

Глава пятая. План, запарка и баня

«На сердце жабой села скверна. – И всё от проклятого керна». Из пикетажки геолога Юрия Белецкого

Громадьё планов… Планы большие и мизерные. Сиюминутные, цикличные, долгосрочные. Личные, корпоративные, вселенские… от бога и вездесущего дьявола. Все – предопределены свыше. Вы же планируете проснуться завтрашним утром?

…Неужто свыше замышляются?.. Нет, не на небесах, не мистическим предвидением, не случаем, подобным похождению гоголевского Вакулы, втюрившегося в Ганночку до потери пульса и, на пылком сердцебиении, замышлявшем путь добычи царских черевичек. Не чертовщиной окаянной… Не-е-а, план – это… чьи-то преднамеренные козни.

Спущенный по иерархической лестнице, продуманный план – симбиоз мечтаний. Гибрид многих напряжений. Замысленный, обмозгованный и обоснованный крутыми лбами крючкотворный манифест, гимн победного труда людского сообщества, строящегося развитой социализм. Это пуды мыслей, груды цифирей и замысловатый алгоритм действий. Это гнев и ярость споров больших и малюсеньких заседаний, кровь совещаний, консультаций, констатаций…

Внезапно под колёса УАЗа бросилась большая деревенская собака. Свирепым вепрем мчалась рядом, норовя… точнее, корча из себя волка в охоте на лося, угрожая порвать, укусил, придушить жертву. Водитель инстинктивно рванул руль, едва не сбросив машину в придорожный овраг. Но вырулил мастерски. Собака тут же отстала и лениво поплелась домой с чувством исполненного долга.

Два человека в УАЗе молча переглянулись. Один с гневом в глазах, второй – извинительно. Мол, такое случается не впервой, но обошлось же… Скорость на деревенском тракте всё-таки сбросил до умеренной. За деревней же – выжимал, чтобы наверстать. Оба скоро забылись в собственных мыслях.

Вернёмся и мы к наезженной колее…

Помните, как бухает молот по наковальне, формующий болванки будущих изделий? Как забиваются заготовками складские площадки, транспортные пути, и жилые обиталища мастерового люда? Как развозятся во все стороны света, в поименованные концы, в местечки профильных предприятий, изготавливающих из болванок уголки, прутья, или прокатные листы металла? Как, переехав и преобразовавшись, обращаются, в конце концов, в детали будущих механизмов… Расчётливо, управляемо, неотвратимо… Именно так формируется сетевой график запуска вечного двигателя… плановой экономики Союза.

Э-э-э, нет, мой прагматичный читатель… Если вы не обуреваемы образами, нарисованными моей шариковой ручкой, ни-ког-да не испытаете вашей плотью, что такое план. Не замыслите со сна прошвырнуться по наезженным векторам дорог отчины, например призраком, обрисованным пером гениального Тургенева, и не проникнетесь бредовой идеей сотворить воображаемый продукт воочию – вам не понять… код плановой экономики.

Гусенков возвращался из Солонечной, удовлетворённый завершающимся днём: дом для проживания геологов нашёл. Не гостиница, но изрядно щелястый, с одинарными рамами и без зимней печи. Но под шиферной крышей и весьма вместительный. УАЗ ходко одолевал грунтовые дороги, лишь кое-где веером разбрызгивая осеннюю грязь. Быстро темнело.

План – плен… Почти синонимы… «Важно в первые же дни наступившего года максимально точно сформировать планы работы, проработать среднесрочные программы развития, распределить средства и государственные инвестиции, заложенные в бюджете, мобилизовать все резервы и возможности для достижения поставленных целей. В первую очередь необходимо определить меры по повышению эффективности всей управленческой деятельности» – манифест на все времена… Гусенков хмыкнул в усы и осторожно покосился на шофера.

Начальнику Бородинского объекта Черемховской ГРП Гусенкову план погонного метража спешно спущен по служебному телефону. Шестьсот погонных метров на одну буровую бригаду, хоть кровь из ушей и носа! Производственный рывок после расслабухи ноябрьских празднеств. Сам Гусенков не плановик, но из той же маститой когорты амбициозных руководителей среднего звена, которые выпестованы… планами. Спустя неделю после перегона буровой бригады на Солонечный объект, он запросил сюда топографа и участкового геолога с планом буровых профилей. Забурился.

Время бежит быстро, словно пойменные сквозняки, а вечность длится камертоном верстовых столбов. Бездны грядущих дней текут незаметно и канут… проваливаются в бесчувственную Лету. И – увлекают за собою отмирающие планы.

К плановому заезду геологов Гусенков заготовил тысячу погонных метров скважин, свёз на берег озера Солонцы более шестисот керновых ящиков, задокументированных Андреем Жилой. Не жену же гнать на поле. Не самому документировать – в свободное от сна время… Пробы не отбирались.