…Экспедиция называется. Бомж. Сага жизни

В одной Черемховской ГРП их было – не всех упомнишь. Андрей Жила, и впрямь жила: мускулистый, порывистый и прямолинейный, как бык на арене. Ему карьеру не выстроить. Порушит вокруг и около, не свивая созидательное гнездо. Но в процессах незаменим дъявольски!

Вениамин Смолькин, настырный, ироничный трудяжка, заика с рождения и по существу. Не карьерист и этот… спец. Потенциал же сокрыт в повседневном подвиге. Откуда берутся такие упрямцы?

Александр Крестовников! Крест да и только… Крестик… Харизму впитал с молоком мамы. Неотразим, как суворовское ядро… штык… Один изъян – бардовское начало. Несовместимо с карьерой геолога. Как – зависимость…

А если из кого-то ничего не получится, что ж – издержки производства. Бракованных придётся стереть в порошок и распылить. Образно говоря. На самом деле они, непрофильные, пополнят неубиенную армию неудачников, до глубокой старости несущих на себе это клеймо. Кацияев, Болотников, Жила, Смолькин, Соколова, Казимирчик, Шепель, Ильченко, Старцева, Ковальчук, Жданова… Геологи, тывою мать… Переженятся, сопьются, поумирают, не состоявшись в своём высоком предназначении. Как и сам он, Тюфеич, кадровик «из говёшек», бывший геолог…

Шкаратин… что же? Как с этим кадром изощриться?»

Очнулся от полусна тягостных раздумий, напуганный шагами по экспедиционному коридору: кто-то вернулся с обеденного перерыва. Тюфеич заспешил за стол. Надо подготовить приказ на награждения геологов, передовиков производства – на грамоты, благодарности, занесения на Доски почёта. Так мотивируются, стимулируются – взращиваются! – кадры. До конца дня надо успеть согласовать кандидатуры с Главным геологом и подписать приказ у Миркина. Се ля ви.

«Евгения Шкаратина за высокие производственные показатели и в честь ознаменования 110-летия со дня рождения вождя мирового пролетариата, наградить почётной грамотой и повысить в окладе»… Как он там, мечта моя дерзкая?..»

Из дневника Митрича

Геология. Общие сведения. Орографический рельеф района Бородинского месторождения представляет собой слабохолмистую равнину, расчленённую на отдельные увалы системой левых притоков реки Кан. Абсолютные отметки рельефа над уровнем моря составляют 300—370 м, относительные превышения достигают 70 м. Поверхность в районе месторождения занята сельхозугодьями и небольшими колками смешанных лесов. Значения силы ветра изменяются от средних 2,4—4,5 м/сек. до максимальных 20—24 м/сек. Число дней в году с сильными ветрами составляет 23,4. Осадков в год выпадает 235—510 мм. Почвы промерзают до 280 см. Многолетняя мерзлота в районе не зафиксирована. Сейсмически район относится к зоне пятибалльных землетрясений.

В районе найдены и поставлены на баланс месторождения бутовых камней (Громадское, Бородинское, Филимоновское), глин и суглинков (Заозерновское, Северное, Южное и др.) известняков (Малокамалинское), песчано-гравийных смесей (Филимоновское, Ключевское), глияжей (горелых пород) по периферии Бородинского буроугольного месторождения.

– Геологическая часть… Описание взять у Лёши Бо. Особенно большой вклад в изучение бассейна внесли геологи-угольщики А. В. Аксарин, В. С. Быкадоров, К. В. Гаврилин, В. В. Косарев, К. Л. Коханчик, Л. В. Лабунский, В. И. Яцук и др. Наша лепта в эту огромную работу мизерна и будет, вероятно, малозаметна… Однако, мал золотник, но дорог. …А без меня, а без меня тут ничего бы не стояло…

Мы заехали и забурились на месторождении. Гусенков пытается успеть до зимы обустроить быт геологов в Бородино и Солонечной. Пока спецы живут в каком-то зачухонном сарае. Керн свозится к бараку, который летом занимали вербованые шофера на уборке сельхозурожая местного колхоза. Говорят, сгрудили в Солонечной три сотни ящиков. Скважины требуют срочного каротажа, а у нас не хватает специалистов. Еду на подхват! Встретимся с Лёшей Бо!»

…Гусенков привёз в барак почту для геологов. И лопаточки для конопатки щелей барака. Сутуловатый, медлительный, как крадущаяся рысь, в новой жёлтой дублёнке, положенной ему по штату, щерясь в белесые усы, он лыбился девчонкам-геологиням, выкидывая наземь привезённую поклажу.

– Э-гей, геолухи… Спасение утопающих, как говорится… Вот пакля. Первично затыкаете вручную, потом можно подбить киянками… Будет тёплый день – замажем глиной. Завтра привезу вторые рамы и плотника. Сколько метров керна сделали и сколько получилось проб? Храмцов интересуются… Чо сказать-то?

– А почему мы… затыкивать должны? Меня лично этому не обучали… – Нина Ковальчук, играя голосом возмущение, видом своим строит обиженную деву. – Почему я должна это… за того парня… терпеть? Я же не парень…

– По кочану. – осаживает её наигранный пыл начальник Гусенков. Ему Нину убеждать нет нужды: у него – план.

Керновые ящики заснеженными строками в несусветном хаосе хранения разметались за жилым бараком геологов. Последний их привоз в потоптанном снегу чернел трубами свежего керна.

– Ну, с почином, братцы? – деланно возгласил Крестовников.

– Тут костьми ляжешь. – омрачился Веня Смолькин, кинув смурным взглядом окрест. – Планы… у них, т-твыю м-маму! У меня семья, им живой папа нужен.

– Не парься, ссыкун! Члены разогреешь! – Андрюшка Жила реагировал намного оптимистичнее, в своём репертуаре. Он шагнул к рубильнику и рывком запустил дробилку. Столб чёрной пыли, словно бородатый джин, выплеснулся в изморозь воздуха. Шкалик покрутил пальцем у виска. Узкие глаза его заулыбались, словно заблистали стеклянные бусинки.

– Кончай ночевать, начинай приседания. – сквозь шум дробилки прокричал Андрюха и стал рукавом разметать снег с ближайшей стопки ящиков. Смолькин нехотя присоединился.

Им предстояло дробить и паковать в мешки керны с углем. За неполный прошлый месяц их скопилось несколько сот метров. Пробы, обработанные в лабораториях, обращались, в строгом технологическом порядке, в государственную перспективу. Их анализ, внесенный на карты месторождения, рисовал картины причуд природы: лунные пейзажи, звездные россыпи, то да сё, да понимай, как знаешь… Картины уходилы в ГКЗ, как кирпичики здания ГОСПЛАН. На солидные, черт бы их побрал, постройки.

– Давай, не зевай, шевели лаптёй! – самозабвенно кричал Андрюха, рывками сдёргивая полупустые ящики из стопки.

– Чё орёшь, д-дура… – лениво оборонялся Смолькин, не пытаясь перекричать шум движка.

Бородатые джины дробилки выскакивали, словно пробки из засургученной бутылки, рассеивались в студёном воздухе и плыли… плыли… пылили окрест.

Морозное утро светилось лучистым солнцем. Снежная целина засверкала жемчужным блеском. Слепило глаза и тешило угнетённую душу. Настроение поднималось, словно от рюмки водки, опрокинутой натощак.

– У меня реванш, Шкалик. Я тебя вечером в три хода обую. Береги ухи.

– Со мной не садись, Жила. С Нинкой – в чапаева – лучше.

– Э-ей, гроссмейстер, не дерзи. Точно обую. Я понял твои фишки.

– Я без поражений, говорил же.

– Ты, небеса повествуют, Миркина сделал? Врут? – приступил к допросу Крестовников.

– Миркин на ничью согласился. Гусенкова сделал. Теперь полушубок не выписывает.

– Так ты это… Храмцову накапай. Гусь нам ещё за побелку сарая должен. И за аврал этот пусть четверть ставит.

– …а какие у меня фишки?

Жила хмыкнул. Сделал на роже квазиморду и оттопырил уши грязными руками. Смолькин хохотнул. Крестовников повторил рожу. Шкалик улыбнулся.

– Давайте план гнать.

Геологи молча, сноровисто-сосредоточенно, словно кандальники во глубине сибирских руд, совершали навязанную миссию. Отбор кернового угля в ведро, засыпка в сопло дробилки, этикетка, мешок… Очередной интервал… И следующий ящик.

Через пять часов дробления пыль забила каждый глаз, нос, ухо. Лежала на плечах и спине… Слоилась на коленях брюк. Короткие смешки Жилы угасли, Смолькин подавил в себе вынужденную безысходность. Глаз Шкалика потускнел.

…За бараком геологов, на берегу Солонцов, стояли чучела покосившихся изб. Бани. Пополудни одна из них задымилась во все окна и двери.

– Баню… топит по-чёрному. Иди, Шкалик, договорись, а? – Жила хоть и утратил боевой дух, но ещё мыслил и вымолвил первое, что пришло на ум. Знал: Шкалику не откажут. У него фантастическая везуха! Чем берёт?

Шкалик отошёл от дробилки и принялся колотить шапку о колено, затем фуфайку и штаны. Смотреть на это было смешно, но коллеги лишь ухмыльнулась друг другу. И сорвались истерично хохотать, представляя, как Шкалик будет проситься на баню.

– Зря смеётесь! – с явной издёвкой в голосе, прокричал Жила. – Лёша Осколков по секрету сказал, что Шкалик скоро помыкать нами будет: пикетажки браковать, премии лишать… Труханов его на место Буянова ставит.

– Не бреши. Шкалик д-д-а помыкать? – изумился Веня.

– Почему не тебя, Жила? – оторопело изумился Крестик. – Ты-то нас бы по-свойски премировал! Я тебя через Гуся двину, хочешь? Давай подписи соберем?

– Да иди ты! – отмахнулся Жила. – Ты-то за гитару ревнуешь, а я про другое… Почему у нас можно с незаконченным… должность получить? Карьеру сделать дядиными ручонками! Заседать в конторах и нам инструкции гнать. Почему, например, ёшь в твою пуговку…

– Да потому как… – перпендикуляр! – прокричал Крестик – И пусть Шкалик будет! Хоть и с гитарой! Он не нормальный, но правильный, как… Иванушка-дурачок, в общем… – показал рукой вслед Шкалику, тщедушная фигура которого скрылась в предбаннике.

– Правильные дурачки, слышь ты, умник, только в сказках выигрывают. Да и то за счёт какого-нибудь волка. А ты, как видно, тоже теплое местечко присматриваешь?

– Язычок укороти, не то…

– Врежешь? Ручки гитарные у тебя. Побереги.

Крестовников внезапно выкинул правую руку, ударив в лицо Жиле.