– Пальчиками… пальчиком работать надо.
– Аг-га, головой работать надо.
– Голова не пролезет – засомневался Шкалик.
Последняя реплика вызвала за перегородкой истерический смешок.
В сучок Людка Ильченка просунула рукоятку молотка и вращала её, как автоматное дуло.
Истерический хохот взорвал мужскую секцию барака. Женская – не заставила себя ждать. И, переигрывая друг друга, обе половины людского рода закатились в лёгкой истерике. Смех стих. В сучок, напротив венькиной кровати, влетела тонкая лучинка от полена и едва не вонзилась Смолькину в щёку…
– Т-ты чо, д-д-дура, глаз выткнешь! Заигрываешь? Тут больниц нет, только аптека… – И порывисто соскочив с кровати, Венька запустил лучину в обратную сторону…
Гы-гы-гы с обеих сторон волной потрясли атмосферу.
– Евгений Борисович, а я фюзен от кларена отличить не могу… Колупаю ножичком, даже бритвочкой, а всё никак… Что мне делать?
– Ильченка, а ты пиши везде «дюрен», и морду ботинком делай… быстро вставил свою лепту Жила. – Да и никто их не отличает, даже… сам Болото, и… Шкалик. Скажи, шеф?
– Отличаю. А Константиныч подавно. Он меня и обучал. А тебе, Людмила Даниловна, назначаю наставника в лице геолога Ковальчук. Она тебя на раз-два натаскает.
– Она отказывается, головой вон машет… А ещё, Евгений Борисович, меня буровики не слушаются. Буровой журнал не дают. Говорят, башь на башь – и что это значит? Я им и шипку и боргес даю, а ящики керновые… сама таскаю… И вообще я домой хочу. – Ильченко деланно всхлипнула.
– Ира, уйми там свою з-землячку, – мирно попросил Венька, – чуть поленом не заколола.
А я-то шо? – по—хохлацки бойко отозвалась Людка Ильченко – Я ничо не сувала…
– Так у тебя нету… ничо – подхватил реплику Санька Крестовников – ну, хоть молотком поверти…
Люда Ильченко взвилась на кровати и тут же упала на другой бок. Глубоко задышала. Её деланный всхлип грозил и впрямь перейти в рёв. Стройная, складная и порывистая, словно оживший оловянный солдатик, девчонка пугала окружающих скорой переменой настроений. В сумасбродной её головке ещё не уместились нормы и правила оптимального поведения и – мучали… мучали…
– Кончайте вы там… с намёками. – Нина Ковальчук, старшая среди девчонок, взрывчато-смешливая и с беременностью неизвестного происхождения, строго следила за нравами барака. Выпускница свердловского вуза, она невероятным стечением обстоятельств, или непостижимой логикой поведения, оказалась в Черемховской ГРП, быстро освоилась, прижилась в общежитии, поднаторела в работе. Не шибко вдумчивое начальство её, застав в очевидном интересном положении, но по принципу незаменимости, направило в очередную командировку. Женщину на сносях – в щелясто-сквозящий балок, выстывающий к утру, словно алюминиевый чайник, – на мартовский ветродуй и каждодневную битву с тяжелючими керновыми ящиками…
– Ильченка, та ни бери в голову… Это они сдуру бесятся. Ты же знаешь… – манерно успокаивает Ира Шепель.
– Мы ни на чо не намекаем… Без намёков ясно, зачем вы сучки вышибли… Пойду, однако, з-заделаю…
– Кому заделаешь?.. – тихо пробормотал, не сдержался Крестик.
– Не кому, а что… Сучки, б-б-блин! А то глаза выткнут. – Он и впрямь встал, сгреб с подоконника гвозди и принялся забивать их над каждым глазком сучка. Повесил на гвозди полевые сумки.
– Смолькин! Весь сон перебил… – пожаловалась Ира Шепель. Ну, я те завтра дам!
– А мне… – невнятно пробормотал Крестик. И подхватился: – Кстати, про аптеку… Кто со мной в библиотеку хотел? Заодно и в аптеку заглянем…
Саня Крестовников, как всегда заразительно и ехидно хихикая, стал торопливо одеваться. Секунды раздумывал Венька. Встал с кровати и Шкалик, обмозговывая внезапную мысль. Жила не реагировал. Ластиком он тёр-тёр пикетажку, уничтожая следы временных записей.
– А шо, в Солонечной театра нет случайно? – среагировала уже оправившаяся от досады Людка Ильченко. Вероятно, Санькина затея её зацепила. – А планетария? Я б всий душой…
– …Пурга!.. Как зверь она завоет…
Приятен рокот хрипотцы.
Пуржит мелодия гобоя.
По декам взвизгивают псы… – снова принялась за своё Нина.
– Токо баня… без душа. – притушил Людкины страсти Шкалик. Он тоже оделся и всматривался в зеркало у рукомойника.
– Молоток брать будем? – снова заразительно хохотнув, вспомнил Крестовский. И вынул из баула сувенир, подаренный на пятидесятилетие ГРП, который по традиции геологи полевой группы возили с собой.
Парни ушли. Жила, затерев пикетажку до глянцевого лоска, улёгся спать. Библиотекарши и аптекарши его не интересовали. С чего бы это?
Девчонки тоже погасили свет. Сумрак подступающей ночи окутал геологический барак, пробиваясь в него через решётки оконных проёмов и пару не заколоченных Венькой сучков – в девичий будуар.
В аптеке геологов не ждали. Аптекарши, толстенькая и худенькая, Тамарка и Ирма, две лаборантки на практике, одна из которых поселилась, как требовалось по договору, прямо на рабочем месте, пили нескончаемый чай. Больше дел не было. Сюда и днем-то мало кто заглядывал. Аптечный дом, пропитавшийся специфическим запахом, и ничем другим не отличавшийся от сельских построек, стоял в центре деревни, обособившись специально для удобства жителей и заезжих посетителей. Калитка, крылечко, на котором висела выцветшая вывеска, крепкая дверь со щеколдой. Парни стояли перед ней, не решаясь войти, подталкивая друг друга.
– Чо просить-то будем?
– Как чо?.. Спирт, конечно…
Дверь внезапно распахнулась. Под ноги парней кинулась ухоженная дворняжка, незлобиво тявкающая на непрошенных гостей. Её отодвинули девичьей ногой. Тамарка, внезапно смутившись, молча глядела на остолбеневших парней.
– Здрасьте… Мы за йодом…
– Ага, нам бы литра три…
Тамарка молча растворилась в проёме. Парни, помедлив, вошли следом, обходя собаку. Очутились у прилавка. Девчонки стояли рядом, на изготовку, как бравый солдатский редут.
Шкалик неожиданно широко улыбнулся. Девчонки слегка оттаяли.
– Ну, чо вам надо-то, говорите? – спросила Ирма. В свете лампочки щёки её рдели фиолетовым румянцем, а во рту блистала металлическая фикса.
– Нам бы йоду – попросил Шкалик.
– И горчишников пачки… шесть… – нашёлся Крестик. – Это срочно. Радикулит что-то шалит. Извините, что разбудили.
– Да мы и не спали. У нас рабочий день до десяти вечера. И я вообще не здесь живу. – Ирма отошла к стеллажу с препаратами, а Тамарка обиженно оправдывалась.
– А йоду вам сколько? У нас тара разная.
– Можно… литра т-три? – внезапно обозначил запрос Смолькин. – Меня Веня зовут. А вас как?
– Что?.. Три… банку целую, что ли?.. У нас же в пузырьках по 50 грамм.
– Слить надо…
Ирма принесла упаковки горчичников. И вернулась к стеллажу, вероятно, за пузырьками.