Бык и бабочка

– Я иногда думаю, как было бы здорово, если бы все друг друга любили. Не играли, не делали вид, что любят, не учили любить, не сублимировали, а тихо любили, как и должно любить. Любили по-настоящему, как в последний раз. Скажи, – спрашивает Вера, немного повернув голову, чтобы заглянуть в глаза Игорю, – ты любил так кого-нибудь, – и ее голос вздрагивает. – Любил?

Вера боится ответа Игоря. Он это чувствует.

– Когда ты так смотришь на меня, ты похожа на ангела, – говорит с нежностью в голосе Игорь, ничуть не лукавя. – Маленького наивного с пятнадцатью пельмешками в животе ангела…

– Семнадцатью, – перебивает его строго Вера. – А еще там два огурца и еще чашка кофе.

Ей обидно, что Игорь не отвечает на ее вопрос прямо, как будто не отвечать на ее вопросы вошло в норму вещей для него.

– Ну хорошо, – продолжает совершенно невозмутимо Игорь, – с семнадцатью пельмешками в животе.

– А ты знаешь, – с нервной и легкой улыбкой произносит Вера тонким дрожащим в глубине голосом, – я тебе изменила.

Она смотрит Игорю в глаза с вызовом, она хочет эмоций. Настоящих неподдельных эмоций, какие могут быть у любящего мужчины, узнавшего об измене любимой женщине. Но Игорь просто смотрит на нее и молчит, и Вера не может понять, что творится у него в душе, потому что внешне он абсолютно невозмутим и спокоен. Игорь убирает руку с живота и начинает смотреть в стену. От сердцебиения у Веры начинает вздрагивать живот, как будто сердце у нее в животе.

– Это неважно, – очень спокойно отвечает ей Игорь и поворачивает к ней голову. – Просто ангел стал ненадолго человеком, а потом снова вернулся в свою ангельскую обитель.

21

– …И тогда я сказал себе: запомни ее такой, запомни ее такой летающей сверкающей бабочкой. Я сказала себе: запомни такой, потому что обязательно наступит момент, когда ее с тобою не будет, когда ты не сможешь на нее посмотреть, поэтому смотри сейчас. – Смотри и запоминай ее. Запоминай ее легкой воздушной очаровательной бабочкой, подмигивающей лету своими крыльями. Запомни ее как легкую излучающую сияние бабочку, которая всегда будет кружиться в моем мозгу. Эту опасную бабочку, которая будет кружиться в моем мозгу.

– И ты запомнил?

– Нет, не получалось. Я смотрел, я старался, но память отказывала мне в этом счастье. Она была слишком мелкой, я не мог.

– И что было дальше?

– Выбежал бык.

– И что, он убил бабочку?

– Нет, он остановился возле нее, и она села ему на ухо. А у меня в голове пульсировала только одна мысль, я твердил себе только одно: запомни ее, посмотри на нее и запомни ее. Но я не мог наглядеться и не мог запомнить. И я чувствовал, как ангелы смеются и подшучивают надо мной и кидают мне сверху слово. И ты знаешь, что это за слово?

– Любовь?

– Нет, это было слово – разлука, – через долгую паузу произносит он. – Тогда я его поймал, я поймал это слово, кинутое с неба мне ангелами. Я поймал, и все погубил. Я же всего лишь писатель…

Один актер кладет руку на плечо другому актеру, и они молчат.

– Нет, – раздается из зала голос негромкий, но плотный и сильный голос Игоря. Игорь редко что-то говорил в током напряженном тоне актерам, но сейчас он это произнес как-то по-особенному, как будто он один знал, как правильно надо играть. – Вы должны быть как единое целое, как две половинки одного человека, поэтому прижмитесь друг к другу мордами, как две лошади и помолчите без всякого страдания на лицах. Когда есть безысходность, тогда уже нет этого ярко выраженного страдания на лицах. Не нужно из себя выдавливать слезу, она не нужна, потому фальшива. Попробуйте еще раз. Попробуйте помолчать без слез и страдальческой ноты. Прижмитесь друг к другу, как единое целое. Как две половинки одного человека.

Актеры прислоняют друг к другу головы, но Игорю их игра не нравится. Для него очень важна именно эта сцена.

– Нет, – говорит немножко нервно. – Не то. Все не то, – говорит Игорь и, поднявшись со своего места, идет на сцену.

Игорь очень редко так реагирует. Обычно он позволяет своих актерам импровизацию, лишь направляя их. Но сейчас он действительно верит в то, что только он может знать, как правильно надо играть.

Игорь быстро поднимается на сцену, и просит жестом актеров встать со стульев. Актеры встают. Игорь садится на стул один.

– Смотрите, – говорит он очень уверенно, скрывая свою тревожность. – Вот две руки, – Игорь подымает вверх руки, согнутые в локтях. Мои руки – это вы. А теперь смотрите, – Игорь плавно склоняет руки друг другу, – смотрите, как нужно склонить друг к другу голову. Почувствуйте интонацию. Нужно просто сделать вот так, – Игорь снова приближает друг к другу руки, – просто сделать вот так. Поймали импульс, почувствовали интонацию? Без слез и соплей. Должно быть молчание как молитва. Как вечернее путешествие духа по тихой реке. Это не надрыв, это после надрыва.

Актеры соглашаясь, кивают.

– Тогда садитесь и пробуйте, – произносит Игорь негромко. – Пробуйте, пока не получится. Пробуйте до прозрачности. Мне нужна сцена, прозрачная, как слеза.

22

Тонкие пальцы Веры танцуют на черной клавиатуре ноутбука, который стоит на ее письменном столе. Это довольно печальный, но осмысленный танец. Быстрое прикосновение ее пальцев к ноутбуку рождает шелест, который в тишине комнате напоминает Вере звуки, царящие на болоте. Шум камышей напоминает ей шум в ее городской квартире.

Вера смотрит на экран компьютера очень сосредоточенно, когда она перестала писать и обдумывает написанное. В этот момент она прислоняет руку, опершуюся локтем на стол, ко лбу, и ее лицо начинает выглядеть очень изнеможденной. Вера очень устала. Иногда она бросает писать и выходит на балкон, чтобы подышать свежим воздухом. Вера учится в институте, поэтому она много сидит за компьютером, читая учебную литературу и занимаясь написанием заданных работ. Но сейчас она пишет работу не по акушерству и гинекологии. Она пишет письмо самой себе, пытаясь разобрать с тем, что ей делать со своей жизнью дальше, потому что ей хочется перемен. И она хочет покончить с болотом в ее жизни. Она хочет либо вырваться из трясины, либо уже спокойно идти ко дну.

Уже ночь. Вера стоит на балконе почти раздетая, но ей не холодно. Ей наплевать на холод, потому внутри у нее беспощадная война с самой собой за право понять, что же ей дальше делать. Вера уже давно воют сама с собой, потому одна часть ее натуры хочет одного, а другая другого. Вера не может прийти к компромиссу, она не может определиться. Противоречия разрывают ее изнутри.

В первом письме к себе, она попросила себя бросить Андрея, потому что это ей ничего не стоило. Вера так и не сумела прирасти к нему душой, несмотря на то, что это был ее первый мужчина. Эта письмо ей было скучно. К тому же, разрыв с Андреем ничего бы не решил по-настоящему. И Вера не хотела терять человека, который так от нее зависим. Ей нравилась власть над ним и то, какими он глазами на нее смотрит. Для Веры много значил сексуальный спектакль, который ей мог дать только он. Зачастую физическая близость оказывается лучшей с тем, к кому меньше всего испытываешь настоящих чувств, потому что это позволяет думать только о своем удовольствии. Вера перечислила все «плюсы» и «минусы» нахождения в ее жизни Андрея, и плюсов оказалось больше, поэтому она решила не отправлять себе это письмо.

Второе письмо Веры к самой себе далось очень тяжело. Это было мучительное письмо, в котором значительная доля принадлежала сарказму. Потому что Вере гораздо приятнее бесконечно и грубо подшучивать над своим состоянием, чем осознавать себя глубоко несчастной. Она начала его со слов: «Я умираю от тоски по нему, а он умирает со мной от тоски по театру…». Вере действительно очень тяжело было начать, потому ее душа противилась рождению этого письма, а разум говорил, что это единственно правильный выход из создавшейся ситуации. Вера не видела разумом ни одно плюса в своих отношениях с Игорем, поэтому страница была наполнена энергией «минусов». Написав около пятнадцати пунктов причин, почему ей лучше расстаться с Игорем, она поднесла руку ко лбу и закрыла глаза. Посидев так около получала, она, наконец, открыла глаза увидев черный монитор компьютера, который уже успел уйти в режим ожидания. Это чернота соответствовала той черноте, которую она видела в своей жизни, если в ней не останется Игоря. Поэтому, несмотря ни на какие минусы, Вера удалила это письмо, чтобы никогда больше не возвращаться к нему. Все возможные «минусы» перевесила одно один плюс – любовь.

Третье письмо было для Веры более, чем обыкновенным, потому что она уже давно о нем думала. Она думала, что сможет покончить с бессмысленным существованием, только покончив с самою собой. Это было вполне обычно для нее, ее эти мысли часто занимали. Она даже хотела заняться психиатрией, но потом все-таки выбрала акушерство и гинекологию. Ей почему-то показалась, что во втором случае от нее будет больше толку. Вера пыталась взвесить все «за» и «против» ее пребывания на этой планете. Выявить все минусы и плюсы.

«Мир без меня, – начала писать Вера будет тревожным и странным. Тихим и смелым. Наивным и тихим. Он будет биться с людьми, а они будут биться с ним. Игорь будет работать, родители жить, трава зеленить, листья лететь по ветру, снег выпадать, небо тоже будет менять окраску в зависимости от времени суток и года, иногда облачаясь в цвет хаки, чтобы в него не стреляли… В общем, все будет также. Как будто я по-прежнему здесь. Или как будто меня и не было вовсе». После того, как Вера написала это письмо, она оставила его на свой же электронный адрес. Но она еще не решила, будет ли она его открывать или нет. В раздумьях Вера отправилась на балкон, чтобы немного подумать. На балконе было по-прежнему холодно.

23

Вера прислоняет пустой стакан к губам и смотрит на Игоря. Вера пьяна. Они с Игорем пьют водку с апельсиновым соком. Причем, Вера старается наливать себе спиртное так, чтобы в ее стакане было как меньше сока и как можно больше водки. Игорь смотрит на Веру, точнее на ее губы, которые сквозь стакан напоминают розовую рыбку.

– Если ты так будешь смотреть на меня, то я исчезну, – говорит Вера, прижимая стакан к щеке. – Возьму и исчезну, потому что ты смотришь на меня так, как будто меня нет. Как будто бы меня нет. Меня нет, – произносит Вера с какой-то особенно плывучей интонацией, потому что ей в ее состоянии кажется, что это красиво.

Вера и Игорь не то чтобы помирились, скорее они и не ругались, потому что для Игоря понятия измены как такового не существует. Для него не существует измены, потому что Вера не является его любимой женщиной. А Вера не могла ему простить того, что он ее так быстро простил за измену. Она не хотела верить в свою малозначительность в его жизни, хотя знала это наверняка.

– Просто смотрю, – отвечает Игорь, опуская глаза и пробегая взглядом на ее обнаженной груди и останавливаясь взглядом на большом двухлитровом пакете апельсинного сока.

Игорь действительно не смотрит на ее грудь. Вера просто пришла к Игорю на кухню в одних брюках и с бутылкой водки и пригласила ее выпить. Вообще-то Игорь не пьет, и сейчас он пьет с ней только потому, что уже не чувствует себя Игорем, тем самым, которым был. Все его представления о себе разбились о лед повседневной реальности, и он стал идти ко дну. А в состоянии алкогольного опьянения идти ко дну легче, ну или если не легче, то, по крайне мере, не так обременительно, как трезвым. То, что Вера сняла кофточку и решила напиться с ним в таком полуголом виде, для него уже не ново. Это в ее репертуаре, и Игорь уже успел привыкнуть к ее репертуару. Игорь больше думает о своем спектакле, чем о Вере, и он не хочет быть вовлечен в ту игру, в которую играет сейчас она.

– Как мне осточертело, – произносит Вера, ставя стакан на стол и подливая в него алкогольный напиток. – Как мне осточертело жить в этом мире, – продолжает она. – Жить в этом мире на трезвую голову не рекомендуется, – смеется она немного пьяным и одновременно грустным смехом, а зачем выпивает залпом содержимое стакана.

– Ты забываешь наливать себе сок, – произносит Игорь, сделавший всего несколько глотков из своего стакана.

– Да пошел он, этот сок. И вообще пошло оно все… Водка – лучший друг человека, – улыбается она, потому что сейчас ей эта шутка кажется довольно удачной. Она смотрит на реакцию Игоря. Реакции нет.

Игорь смотрит на Веру, не смотря на нее, и слушает то, что она говорит, не обращая внимания на ее слова. Игорь очень боится, что в какой-то момент Вера станет ему напоминать Ему, потому что у Веры есть то ли врожденная, то ли приобретенная способность напоминать ему о его женщине. Она как будто бы играет Еву, пытаясь оправдать его ожидая от нее. Игорю от этого становится не по себе, но Вера копирует его возлюбленную неосознанно, сама не понимая, что она делает. Она просто очень хочет быть любимой, и подсознательно ее поведение, подчинившись этой цели, становится для Игоря узнаваемым. В ее поведении появляется до боли знакомая Игорю интонация обреченности и надрыва, какая была у Евы.

– А здорово было бы наплакать в бутылку, – говорит с полуулыбкою на устах Вера. – Интересно сколько туда помещается слез и сколько нужно по времени плакать, что наплакать целую эту бутылку. Нет, ну а главное от чего нужно так заплакать, чтобы набрать эту целую бутылку. Вот ты, скажи мне, от чего бы ты мог заплакать так, чтобы наплакать целую бутылку?

Игорь смотрит на стол перед собой и иногда отводит взгляд в сторону. Он понимает, зачем судьба издевается над ним, зачем она смеется на ним, заставляя думать о том, чего не вернуть. Заставляя думать о Еве.

– Я не плачу, – коротко отвечает Игорь, надеясь, что с его репликой этот разговор будет исчерпан. – Я не умею плакать.

– Ах-ри-неть, – деля свой ответ на слоги, констатирует Вера. – И этот человек мне еще что-то будет говорить о прекрасном. – Нет, я не верю, – выпячивая нижнюю губу, произносит Вера. – Так нечестно.