Сведи меня в могилу

– За… зачем… за-платила… вперёд?

– Господи, – скисла та. – Потому что хотела поговорить о спаленной интрижке. Там, где никто не услышит. Но не дома. Мало ли, как всё повернётся. Вдруг кто уйдёт. Намечался конфликт. В такие моменты незачем отвлекаться на счёт.

– Пожалуйста…

– Что? – забеспокоилась она. – Ещё воды?

– Пожалуйста… не сиди… на полу. Холодно.

Вини даже хохотнула. Явно подумывала занять краешек постели, но в конечном итоге сходила за табуретом у окна.

Богат наблюдал за ней, упиваясь нежданным гаденьким удовольствием. Надо же! Стоило начать подыхать, Винивиан Степанчик растаяла и едва ли в рот ему не смотрит. А самое невероятное – сама прикоснулась к нему. Нежно. Любовно. Если это сон – пусть он не кончается. Если ход конём – плевать. Слишком уязвим сейчас. Оставалось только плыть по течению. И наслаждаться.

– Вини, – зашептал Богат столь доверительно, что супруга наклонилась ближе, вслушиваясь. – Не умирай. Это неприятно.

Мертвенно-белые губы едва заметно изогнулись, а её так и остались полосой. Опустила ресницы, понимающе кивнула…

«Нет. Ничего-то она не поняла».

Никто не собирался просить прощения. Стыд за резкость в выражениях неприятно ворочался в животе, но они и не думали забирать свои слова назад. После всего, что произошло, это было бы лицемерием.

– Тебе уже рассказали о твоём деле? – как бы между прочим поинтересовалась Вини.

– Нет. Молчат, партизаны. Как ты, – дыхание его более не сбивалось.

– А день какой сегодня, знаешь?

– Внимательная моя, я даже не знаю, где мои штаны. О чём ты?

Её омолодила смешинка.

– Уже декабрь.

– Новый год?! Ах, ты принесла мне мандаринки? – Богат подавил испуг от новости о пролетевшем времени детским восторгом. Всё же туго пришлось ему эту неделю без общения. Разучился. Вылетают всякие дурачества.

– Шибко вкусное тебе пока нельзя, но я собрала, что разрешили. Огуречно-мятное суфле, йогурты, паровой картофель из «Рестика». Все хвалят… Так, я не об этом… В общем, дело завели. Пока глухо. Оно и понятно.

– Что именно?

Вини помедлила, понизила тон.

– Богат, что у тебя с полицией? Заикнулся, мол, ходишь под пулями, и тебя тут же пристреливают. Во что ты вляпался? Скажи.

Медлил. Молча совещался сам с собой, теребя мятую ткань пододеяльника.

– Я уже сказал. Хотел помочь найти Мариду.

Уныние на лице жены больше походило на брезгливость.

– Во что ты вляпался? – настаивала она.

– Не могу сказать. Оно тебе и не надо. Если очень интересно – я просто знаю секрет. Лишь раз его упомянул… при ФСБшнице.

Вини выбирала вектор беседы с расчётливостью минера:

– Та тёмненькая? Думаешь, могла натравить на тебя своих?

– Не, – ни на секунду не заколебался тот. – Я просто сглупил. У стен уши. У их – тем более. Но я как-то не парился. Не догадывался о масштабах проблемы. Ничего не предвещало.

Прикрыла глаза. Зажмурилась.

– Богат, ты получил ответ на свой вопрос, что именно мне понятно?

– Я не тупой. Голова трещит, значит, мозги на месте.

– И во мне ты более врага не видишь?

Он смерил её взглядом, полным сарказма:

– Посмотрим на твоё поведение.

Она пропустила это мимо ушей. Её посетила новая догадка.

– А твои конкуренты по бизнесу? Или бывшие? Они на такое способны?

– Да ну. Я с отмороженными не вожусь.

– Уверен? – почувствовала силу Вини – И подружке своей веришь? Со свадьбы которой тебя умыкнули. Зачем обиженной женщине приглашать… – Она внезапно умолкла, буквально кожей ощущая, как от самой себя ей становится душно. – Хоть выходишь из палаты?

Богат порадовался смене темы. Оживился.

– Сначала бревном лежал. Потом потихоньку топ-топ. Под кроватью ходули. Вчера до туалета дополз без помощи сестрички. Тридцатый век, а обездвиженные до сих пор справляются в судно. Офигеть, не встать… А? Поняла? «Не встать».

Вини отплатила шутку кривой ухмылочкой. Он неисправим.

– Видел Рамираса?

– Кого?

– Бугай. У палаты сторожит. Это твой охранник.

Округлил глаза, вытянул губы уточкой.

– Так хмурый не в вечной очереди в процедурный?.. Спасибо, конечно. Но, знаешь, я не уверен, что оно меня спасёт. Если дело завели, скоро сюда припрутся легавые под предлогом допроса, и твой дружок никак не помешает им закончить то, что начали.

– Знаю. Но мне так спокойнее. Ему до ординаторской три прыжка.

«А телячьи нежности и не думают иссякать!» – ликовал про себя Богат. На радостях позволил себе лирическое отступление. – «Ля, хочу телятины. С укропным маслом. Если я попрошу, ты принесёшь, Вини? По моему велению. Исполнишь?»