Пределы нормы

– Тепло у вас?

– Не жалуемся.

О своем диагнозе, продолжил я, согрев на секунду душу нашими голосами, я узнал совершенно случайно, подслушал мамин разговор с подругой. Она опять плакала, ей, почему то, все время было меня жалко. Я записался в городскую библиотеку, заказал книгу по теме. Книга была старая, еще советских времен, с черно-белыми фотографиями. Прочитал оглавление, пролистал, всмотрелся в фотографии и ужасно себя забоялся. Это не я, Вера, придумал быть моему профилю темным, не от злобы на себя за все те смерти я слишком сильно давил на серый карандаш, это оказалась тень недуга, мы все ходим с такими лицами, я видел их в той книге. Спасибо маме за забор, ведь что-то обязательно должно отделять нас от мира – решетка, оградка, колючая проволока…

Вбежал по ступеням, остановился у двери доктора, а за ней опять крики. Я опять не вовремя. Вышел из подъезда, постоял минут пятнадцать. Та, которую держал в правой руке, извивалась, вырывалась, хотела убежать. Вернулся, приложил ухо к двери. Все тихо. Постучал. Долго не открывали. И наконец, щелчок замка, дверь приоткрылась, лицо Алены Игоревны.

– А, это ты? – сказала шепотом. Несколько секунд хмурясь, смотрела мне в глаза – завтра приходи, – подумав, добавила – в шесть, понял?

Я кивнул.

Захлопнула дверь. Слышал, как она крикнула: «Соседка», видимо, отвечая на вопрос мужа.

Разжал одну ладонь, и моя пленница убежала мохнатой кошкой по грязным ступеням. Вторую, и слова горошинами посыпались на бетонный пол. Одно только имя ее уберег и обратно в карман.

Минуя котельную, отправился сразу домой. Пришел раньше назначенных девяти. Лада сушила волосы феном, Роза примеряла ее наряды, доставая по одному из огромного чемодана. Из комнаты меня выставили, и я пошел к маме на кухню. Мама сидела на диванчике, смотрела фильм на планшете. Увидела меня, отложила планшет на стол. Кивнула на него:

– Лада подарила.

– Хорошо.

– Все прихорашиваются? – спросила она про девушек.

Я прилег на диван, согнув ноги в коленях, чтобы поместиться на нем, и положил голову маме на колени. Мама гладила мои волосы.

– Принял бы душ, пока они собираются.

Мама как всегда права. Но как хорошо так лежать! Знала бы она, что творится там, под ее рукой, в этой неспокойной голове. Сказать бы ей сейчас, мама, я Веру люблю. И чтобы она в ответ не отдернула руки, чтобы та даже не дрогнула, а также нежно и плавно продолжала гладить мои волосы.

– Мам…

– Вы там поаккуратнее, хорошо? Ночь все-таки.

И рука не то чтобы дрогнула, остановилась.

– Хорошо.

Нехотя встал. Веру оставил за дверью и закрылся в ванной. Поленился тереть себя щеткой, намыливать. Просто стоял под упругими струями горячей воды. Стоять бы так и никуда не идти.

Лада и Роза уже красили свои лица. Лада сосредоточенно покрывала чем-то блестящим губы, которые я помню не такими пухлыми, а Роза удлиняла черными линиями углы озорных глаз. Обе стояли у большого зеркала в маминой спальне. Я сидел на кровати позади. В проеме двери показался Марсель.

– Кто еще будет? – спросил он.

Лада, с трудом шевеля губами под кистью с помадой, ответила:

– Еще девчонки – одногруппницы. Они сразу туда подъедут.

Но это оказалось неправдой. Мы втроем приехали в ночной клуб, никто нас там не ждал и никто к нам не присоединился за целый вечер.

Глава 4

Мы сидели за низким столиком, на диванчике, лицом к пустой возвышенности, на которой, наверное, будут танцевать. Тихо играла музыка, вокруг ходили люди, приветствовали друг друга, соприкасались щеками изображая поцелуй, пожимали руки, рассаживались за такие же, как наш, столики. Похожие друг на друга девушки, с длинными волосами и длинными ногами, пили красивые пышные коктейли, мужчины пили пиво из стройных запотевших стаканов. Я пил вкусный апельсиновый сок, а Лада с Розой не отставали от прочих барышень.

Девчонки закурили тонкие, сладко пахнущие сигареты. Роза предложила и мне, я, конечно же, отказался. Они разглядывали новоприбывших, обсуждали, смеялись.

К одиннадцати музыка стала невыносимо громкой. Я уже не слышал своих спутниц. Объяснялись жестами, тщетно кричали друг другу в уши. Становилось людно, душно, накурено, темно. Когда же все это кончится? Мама, наверное, никогда не бывала в таких местах, иначе вряд ли бы так легко меня отпустила. Лада с Розой пошли танцевать. Двигались в такт музыке, заигрывали друг с другом, с другими танцующими, посылали мне воздушные поцелуи.

Вернулись, отдохнули, заказали еще по коктейлю. Потом они ходили танцевать по очереди, звали меня с собой, шутили, конечно. Еще что-то пили из маленьких рюмок. Потом Лада показала жестами, что им с Розой нужно отлучиться, они скоро вернутся. Скорей бы вернулись, скорей бы уйти отсюда. Мы сидели вместе с Верой в этом аду, закрывали руками уши, задыхались дымом, мечтали убежать.

Роза вернулась одна. Допила остатки из своей рюмки. Сидела, двигая плечами под музыку. Я крикнул ей в ухо:

– Где Лада?

Она лишь улыбнулась в ответ. Посидели еще немного. Потом Роза взяла свою сумочку, меня за руку и потянула за собой. Мы прошли мимо беснующихся под музыку, подошли к барной стойке. Роза расплатилась, и мы вышли в холл. Долгожданная тишина. Приглушенное бам-бам осталось позади за тяжелой дверью. В уши будто ваты напихали.

– Где Лада? – спросил я снова, не узнав своего голоса. По-моему, я по привычке крикнул.

Роза лишь шикнула на меня и улыбнулась охранникам. Те с серьезными лицами смотрели мимо нас.

Забрали в гардеробе верхнюю одежду. Я надел свою куртку, протянул Розе ее шубку. Видимо, я что-то сделал не так, моя спутница недовольно цокнула на меня, закатила глаза. Роза надела шубку, и мы вышли на улицу.

Счастьем было дышать свежим воздухом при ровном свете фонарей. Роза заметно шаталась на высоких каблуках.

– Лада… – напомнил я ей.

Роза по-дамски взяла меня под руку, пошла вперед, я послушно поддался за ней. Перешли дорогу и оказались на слабоосвещенной аллее, зажатой между двумя дорогами, по которым то в одну, то в другою сторону проезжали редкие автомобили. Встали где-то под деревом и Роза закурила.

– Уехала Лада, – ответила она.

Ее голос, казалось, доносился откуда-то издалека.

– А мы? – как можно тише спросил я.

– Мы ее подождем, потом вместе поедем домой.

Она медленно курила, дым был сладок. Стояли также, сцепленные руками. Всего один Розин шаг и уже лицом к лицу. На вытянутой в сторону руке она держала сигарету. Коснулась горячим дыханием моих губ. Прошептала:

– Алешка. Алешка Карамазов. Святая невинность.

А мне еле слышно. Я словно в ватной шапке стою. Встряхнул бы головой, да побоялся не удержаться на ногах.

Прикусила мне губу, чуть потянула на себя. Сладко, пьяно пахло от Розы. Но это не она так пахнет, подумал я, – спиртное, сигареты, духи. Лучше бы пахло ею. Отпустила губу, лбом прижалась к моей щеке.

– Не бойся, Лешка, солдат ребенка не обидит.

Поцеловала в губы. Губы у нее были мягкие, чуть скользкие. И вкуса у Розы своего нет, заключил я.

Стояли и зря смотрели друг другу в глаза. Мне ее виделись лишь черными размытыми пятнами, да и она вряд ли что могла разглядеть в моих.