Тяга к свершениям: книга четвертая

– У меня же сосиски должны быть, – вдруг вымолвил он и, вскочив с табурета, открыл холодильник. – Где-то же были сосиски, – сокрушенно повторил Павел Федорович, пытаясь найти что-то внутри. Голова и плечи его скрылись за дверкой холодильника, так что Майский не мог видеть сейчас его лицо.

Никаких сосисок в холодильнике не было, да и не могло быть. Павел Федорович прекрасно знал это, но вдруг обуявшие его сейчас эмоции были столь сильными, что он несознательно попытался хоть даже таким образом, отгородившись дверкой холодильника, остаться наедине с собой, спрятаться от Майского, перед которым ему было сейчас ужасно стыдно и неловко. В то же время, стремясь загладить свою вину, Павел Федорович испытал сильнейшее желание угостить Майского еще хоть чем-нибудь, помимо жареной картошки, но смотря сейчас в холодильник к своему огромному сожалению понял, что предложить-то толком ничего и не может. Подробно изучив его содержимое, не забыв заглянуть при этом и в морозильную камеру, он, наконец, достал стеклянную банку с консервированным овощным салатом и небольшой бумажный сверток.

– Лечо будешь? – взволнованно поинтересовался Павел Федорович, избегая при этом смотреть Майскому в глаза, а уставившись куда-то в стол. – Отменное лечо… Тамара отправила. Сама готовила, – прибавил он и, не дожидаясь ответа, поспешно открыл банку, выложил ее содержимое в глубокую тарелку и придвинул ближе к Майскому. – Да еще сало есть. Тоже с посылки.

Павел Федорович развернул бумажный сверток, в котором оказался приличный кусок сала, и принялся нарезать его брусками. Хрюша, используемая для его производство, похоже была совсем молодая, потому что толщина сала от шкуры не превышала трех сантиметров, а в середине его рассекали две следующих одна за другой приличные мясные прослойки. Даже на расстоянии ощущалось, что шмат был очень душистым, засоленным по-домашнему с чесноком.

– Тетя Тамара отправила? – поинтересовался Майский.

– Да-да.

– Она знает, где ты находишься?

– Да. Я как-то несколько раз созванивался с ней.

– Ну и как она поживает? – спросил Майский, наложив себе в тарелку картошки, лечо, и с аппетитом приступив к еде.

– У нее все нормально. Новый магазин недавно открыла и сейчас в основном им занимается… Но вообще такие чудеса рассказывает! – оживился Павел Федорович и буквально весь просиял в этот момент, испытывая неодолимое желание высказать волнующие его мысли. – Представляешь, на рынке торговля совсем прекратилась! Поголовно все предприниматели понабрали кредитов, закупили товар, а спрос сжался. Никто ничего не покупает, оборота никакого нету, товар лежит мертвым грузом. Кредиторы заволновались, начали требовать возврат денег, но денег нет – все в товаре. В итоге – кто банкротится, кто распродает все, что только можно. Тамара говорит, там такой сейчас дурдом творится, что если бы она второй магазин не открыла, то неизвестно вообще на что бы сейчас жила.

Павел Федорович говорил громко, горячо, постоянно сопровождая свою речь размашистыми движениями сразу обеих рук. На лице его изобразилось одновременно веселье и изумление; широкая и открытая улыбка полностью оголяла металлические зубы. Всецело поглощенный рассказом, он не прерывался ни на секунду, совершенно забыв и про ужин, и про свое недавнее смущение, вызванное проявленной по отношению к племяннику бестактностью.

– Ведь посмотри, какая сейчас ситуация в экономике, – продолжил Павел Федорович с еще большим оживлением и азартом. – Что в N-ске с недвижимостью твориться. Ба-атюшки-и! Сколько недостроенных домов стоит. Вон, напротив дом, еще два года назад должны были сдать в эксплуатацию, а вместо этого – заморозили строительство. Сделали девять этажей из двенадцати и все встало. Нет денег, и неизвестно когда теперь достроят. И везде так! На стройплощадках все вымерло. Никто квартиры не покупает, а коммерческая площадь вообще никому даром не нужна! Я тут разговаривал с владельцем одного торгового комплекса, только что выстроенного, так он хоть сейчас готов по себестоимости его продать. Заполняемости нет совсем!.. Ой, чудеса-а-а! Переизбыток предложения уже везде, где только можно. Цены на недвижимость падают, а скоро вообще рухнут! Все к этому идет!.. Скоро вся эта экономика рухнет! – воскликнул он уже в каком-то детском безудержном веселье. – Все ценность свою потеряет! Ой, что будет, Максимка!..

Услышав последнюю фразу Павла Федоровича, Майский поморщился, как будто ему попалось сейчас в картошке что-то горькое и противное. В последнее время он сильно раздражался, когда тот называл его «Максимка», справедливо усматривая в этом уменьшительно-ласкательном прозвище несознательное стремление принизить значение его личности. Сам же Майский всегда обращался к Павлу Федоровичу исключительно «дядя Паша». В принципе он и вправду приходился ему дядей, да к тому же был сантиметров на сорок выше и значительно шире, так что визуально разница в возрасте между ними составляла лет двадцать, но в действительности они относились к одному поколению – Павел Федорович был всего на восемь лет старше своего племянника. Пока их общение ограничивалось семейным кругом, Майский не придавал особого значения тому, как называл его Павел Федорович, но с того времени, когда они стали равноправными партнерами в общем бизнесе, он уже не мог спокойно переносить прежнего положения. Он выглядел просто глупо, когда при обсуждении какого-нибудь вопроса с поставщиком или, например, арендатором Павел Федорович называл его «Максимкой».

Все время, пока дядя изливался своей тирадой, Майский продолжал есть, лишь несколько раз мимоходом взглянув на него, чтобы не показаться уж совсем бестактным. Он слышал подобные монологи каждый раз, когда встречался с Павлом Федоровичем, смертельно устал от этих пустых откровений и давно уже не воспринимал его слова всерьез.

– Завтра подходит срок оплаты аренды, – вставил Майский, как только почувствовал, что мысли дяди несколько поиссякли.

– Да-а-а, – серьезно протянул Павел Федорович, вмиг перестав улыбаться и изобразив одновременно озадаченное и опечаленное выражение лица. – Он сказал, что придет ближе к вечеру, после шести.

– Сколько у нас сейчас наличности?

– Две тысячи триста рублей. Этого никак не хватит.

– Здесь двадцать четыре тысячи. Деньги за два месяца, – сказал Майский, доставая из кармана пачку купюр и протягивая их Павлу Федоровичу.

– Здорово! Ты где их достал?

– Занял.

– Так мы завтра весь наш долг погасим! – воспрянул духом Павел Федорович, убирая деньги в карман своих брюк, которые висели тут же на вешалке.

– Да. Но уже через месяц мне надо будет их вернуть.

– Вернем, Максимка! Ко мне сегодня уже шесть человек приходило учебники заказывать. Сейчас к учебному году такая торговля будет! – улыбка снова озарила лицо Павла Федоровича.

– Но у нас же нет учебников?

– В наличие нет, но я сегодня уже заказ поставщикам сделал. На днях привезут!

– А какие учебники?

– Самые разные! Я всю ситуацию уже понял! Смотри, – вдруг начал Павел Федорович серьезно, – сейчас в младших классах есть четыре образовательных программы и по каждой из этих четырех программ выпускаются свои учебные пособия. При этом все эти программы совершенно новые и соответствующих учебников нет не только у родителей, но и в школах. Понимаешь, что это значит?! – еле сдерживал он уже свое ликование. – Родители вынуждены самостоятельно за свой счет приобретать учебники для своих детей. Учебники, которых нет ни у старшеклассников, ни в библиотеках! По моим оценкам это только первая волна пошла, а где-то через неделю начнется настоящий ажиотаж и книги с тетрадками будут разлетаться как горячие пирожки.

– А у наших поставщиков есть эти учебники?

– Да конечно есть! Для всех программ! Ой, Максимка-а, сейчас у нас с тобой такая торговля пойдет!.. А вообще я эту систему всю уже раскусил! Вот посмотри, что китайцы да армяне делают. Они же совсем не торгуют в течение года. В июле мастерят деревянный прилавок, находят место, закупают школьных принадлежностей (учебники, ручки, тетрадки, карандаши, прочее по мелочи) и за два месяца, за август и сентябрь, наторговывают себе на весь год. Представляешь, как все грамотно?! Но это нужны объемы, – тут же охладительно произнес Павел Федорович. – Они закупают сразу на десять миллионов и за эти месяцы все деньги полностью два раза успевают прокрутить. Вот тебе и получается чистыми пять миллионов! Представляешь?! И все с одной только точки. Но для этого обязательно хорошие объемы нужны… Эх, Максимка, было бы у нас сейчас миллионов пять, мы бы тут такую торговлю устроили!

Майский слушал Павла Федоровича абсолютно не скрывая своего скептического отношения к его словам и с огромным трудом сдерживая в себе раздражение. Его переполняло сильное желание выплеснуть недовольство наружу, чтобы прекратить эти никчемные и так нервировавшие его бесплодные грезы. Внутреннее состояние Майского открыто читалось в его кислом выражении лица и сощуренном, смотрящем исподлобья взгляде, но Павел Федорович в силу своего характера совсем не чувствовал собеседника, да к тому же был не в силах остановиться, не изложив до конца своих мыслей. Когда же он, наконец, закончил, Майский тут же попытался сменить направление разговора.

– Ты слышал про Табаров и Большой Уссурийский?

– Что это такое?

– Это два острова на Амуре. Я тут на днях в интернете прочитал, что их, оказывается, еще несколько лет назад отдали Китаю! – в сильнейшем негодовании произнес Майский.

Он говорил это с видом человека, озвучивающего что-то сенсационное и ожидавшего соответствующей реакции. Но вопреки его чаяниям Павел Федорович остался совершенно безразличным к этому известию.

– Нет, никогда о них не слышал, – произнес он, сохраняя абсолютное безучастие. – А что большие острова?

– Ну, не такие уж и большие…, – смешался, было, Майский, но тут же пылко продолжил: – Но это территории! Территории, которые всегда, сколько я себя помню, принадлежали России. А тут вдруг оказывается, что их попросту отдали Китаю!.. Ну о Даманском-то ты наверняка что-нибудь слышал.

– Это там, где в семидесятые с китайцами конфликт произошел?

– Да! – загорелся Майский. – Там настоящие бои были!.. В шестьдесят девятом китайцы попытались занять остров. Они высадили на него десант, который был остановлен нашими пограничниками. Тогда китайцы подвели со своего берега к острову несколько тысяч солдат и принялись обстреливать наших, готовясь к атаке. Но атаки так и не последовало. Мы применили против них новейшую реактивную артиллерию «Град». За несколько минут десятки километров китайского берега были полностью выжжены и в живых практически никого не осталось. Те же, кто смогли уцелеть, посчитали, что мы использовали секретное лазерное оружие и в панике разбежались.

– А что это за оружие было?

– Реактивная установка «Град». Типа улучшенная «Катюша»… В советское время информация об инциденте была засекречена и официально о нем никому не сообщалось.

– А ты откуда так хорошо о нем знаешь?

– Я же служил в погранотряде, в нескольких сотнях километрах от Даманского. И на Табарове службу нес, и на Большом Уссурийском. А сейчас все эти острова отдали Китаю! Знаешь, я когда узнал об этом, такое ощущение испытал, будто меня предали, мою страну предали! Вся теперешняя власть – предатели! У них единственная задача – нажиться, наворовать побольше, остальное их не интересует… Два года моей жизни, на протяжении которых я, служа в армии, защищал границу на этих островах – псу под хвост. А представляешь, каково тем, кто учувствовал в боях за Даманский? Каково родственникам тех шестидесяти солдат, которые погибли там, бесстрашно пролив свою кровь за эту землю, за нашу землю, когда сейчас власть просто берет и дарит острова Китаю. Да на всех этих людей просто наплевали!.. И наверняка многие на этом еще и хорошо наварились. Посмотри, как все сделано было. Я несколько лет вообще не знал об этом. Втихушку отдали острова, ничего не рассказав людям. Хотя согласно конституции без всеобщего народного согласия нельзя отчуждать ни клочка Российской земли? Они не имели на это права!..

– У меня последнее время такое странное покалывание в пальцах появилось, – оборвав Майского, тревожно произнес Павел Федорович, разглядывая растопыренные пальцы своей правой ноги.

– Покалывания?.. – совершенно опешив, переспросил Майский.

– Да, покалывания. Даже знаешь, пальцы иногда немеют… Ты не куришь, Максимка?

– Нет.

– Молодец! Вот я тоже уже два дня не курю. Недавно посмотрел передачу, в которой говорили о вреде курения, и там рассказывали как раз что в результате табакокурения закупориваются мельчайшие сосуды в пальцах конечностей, отчего человек может ощущать покалывания, что такие покалывания в пальцах очень часто приводят к гангрене и как следствие – к ампутации конечностей… Фотографии показывали – жуть, – съежился и поморщился Павел Федорович. – И я начал ощущать такие же покалывания в пальцах ног и рук: знаешь, как будто изнутри кто-то иголочками колет…

– А до того, как ты посмотрел передачу, ты замечал эти покалывания? – спросил Майский с недовольной миной. Его обуяла сильная злость, когда он понял, что Павел Федорович, похоже, вообще не слушал его.

– Нет, – задумчиво произнес тот. – Раньше как-то не ощущал.