Дом медленно повернулась. Ноги вдруг стали ватными. Все стоявшие в часовне смотрели на неё. Отец, сестры, граф де Брие, Жан-Жак, Жерар, Пьер, Филипп, Бастьен, Ришар… В их взглядах было недоумение. И только Элиза, схватившись за сердце, в ужасе глядела то на разгневанного отца Игнасио, то на несчастную Дом.
– Святой отец, – произнес граф де Руссильон, – к кому вы обращаетесь?
– К невесте, мессир граф!
– Но… но ведь это же Флоранс, а не Доминик, падре.
– Вы ошибаетесь, – сурово сказал капеллан. – Это именно Мари-Доминик! Прошу вас, снимите с неё вуаль и убедитесь сами!
Дом вдруг очень захотелось упасть в обморок. «Пожалуйста, Господи, позволь мне лишиться чувств! – взмолилась она так горячо, как никогда еще не обращалась к Всевышнему. – Ну почему я не могу потерять сознание и не видеть всего этого? Какой позор!..» И она крепко зажмурилась.
Отец подошел к ней, поднял вуаль… И отступил, пораженный. Дом услышала, как ахнули вместе её сестры и Пьер с Филиппом:
– Мари-Доминик!
– Открой глаза и посмотри на меня, – хриплым голосом приказал граф. – Немедленно!
Она открыла глаза. Во взгляде отца она прочитала – нет, не ярость, не бешенство… А лишь глубокое, искреннее горе, печаль, которые больше ранили сердце Дом, чем самая ужасная вспышка отцовского гнева.
– Зачем ты это сделала, дитя моё? – спросил тихо и мягко Руссильон.
Она закусила губу и замотала головой, отказываясь отвечать и чувствуя, что слезы вот-вот брызнут из глаз.
– Ты понимаешь, Мари-Доминик, ЧТО ты сделала?
– Я… я… это была просто шутка, папа… – пробормотала девочка.
– Шутка? Дочь моя! Ты только что обвенчалась с герцогом Черная Роза!
– Нет, папа… подожди! Ведь герцог женился не на мне… а на Мари-Флоранс!
– Нет, – вмешался очень бледный и серьезный отец Игнасио, – он женился именно на тебе. Ты стояла с ним перед алтарем, ты дала все положенные обеты, и тебе он надел на палец обручальное кольцо. Я вовремя, хвала Создателю, увидел твой обман. У вас с Мари-Флоранс одинаковое первое имя, – а я ни разу не произнес имени твоей старшей сестры. И теперь ты, Мари-Доминик – законная супруга герцога!
– Жена… жена Черной Розы?.. Правый Боже!!! Никогда! – потрясенно прошептала Дом.
О, что она наделала?
– Зачем, дочь моя, зачем? – восклицал отец, тряся её за плечи.
Но тут де Брие, который, как и все в часовне, сначала удивленно следил за этой сценой, но затем явно развеселился, сказал, обращаясь к старому графу:
– Умоляю вас, господин де Руссильон, пощадите новобрачную! Ведь сегодня – самый важный день в её жизни! Будьте к ней снисходительны, прошу вас. Ничего ужасного не случилось, – герцог же сказал, что готов жениться на любой из ваших дочерей!
Слезы все-таки полились из глаз Доминик. Размазывая их по своему набеленному Элизой лицу, она вдруг увидела, как переглядываются между собой и мерзко улыбаются оруженосцы Черной Розы. Девочка задохнулась от ярости и унижения. Два подлых негодяя! Особенно Жан-Жак! Зачем, зачем она пощадила его там, на площадке!..
В это время в часовню вбежали Элиза (она потихоньку покинула храм и сейчас вернулась с Флоранс, которой по дороге все рассказала) и старшая сестра Дом.
Фло и Элиза бросились на колени перед графом и стали целовать его руки.
– Батюшка! Умоляю, простите меня! – рыдала Флоранс. – Это была моя задумка! Батюшка! Я вышла замуж за Гийома Савиньи… тайно… не испросив вашего благословения! Но побоялась признаться вам сегодня, когда вы объявили мне, что выдаете меня за герцога… И тогда… тогда я придумала этот чудовищный обман. А Доминик ни в чем не виновата! Это все я!
– Встаньте обе, – сказал Руссильон. – Флоранс! Я прекрасно понимаю твое желание защитить сестру. Но я знаю и то, что столь кощунственный безумный план не мог прийти тебе в голову… Виновна Доминик, – но вышло так, что она сама себя наказала, да так, что запомнит этот день на всю свою жизнь!
Жерар и Жан-Жак уже откровенно хихикали. Де Брие тоже с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.
«Весёлая семейка у Руссильонов! – подумал молодой человек. – А моему герцогу всё же досталась не монашка, а рыжая бестия. Впрочем, что бы он ни говорил, – она подходит ему гораздо больше!»
Анри невольно стало жаль бедную девочку, загнавшую саму себя в ловушку нежданного брака. Он подошел к Доминик и, галантно преклонив перед ней колено, приподнял и поцеловал край её подвенечного платья.
– Мадам герцогиня, не плачьте, умоляю вас. Ваш муж вернется к вам – и очень скоро!
Дом метнула на него яростный взгляд. Он издевается над её горем! Но молодой граф смотрел на девочку хоть и с улыбкой, но в улыбке этой были и понимание, и доброжелательность. Она вдруг догадалась, что он просто решил слегка подбодрить и развеселить её. Она криво улыбнулась ему в ответ.
– Что же делать с брачным контрактом? – тем временем спрашивал у отца Игнасио Руссильон.
– Я перепишу его, господин граф.
– Сколько на это уйдет времени? – обернулся к ним де Брие.
– Столь важную бумагу нельзя писать в спешке. В контракте должно перечисляться все приданое жены герцога, а это весьма немало. Около часа, пожалуй, уйдет на составление нового документа.
– Я не могу ждать так долго, падре, – сказал де Брие. – Перепишите контракт, и пусть он пока останется здесь, в замке. Вы сейчас нужны Жан-Жаку. Наложите ему повязку потуже. Времени у нас очень мало, герцог уже на пути в Каркассон!
– А кольцо?.. – вдруг спохватился капеллан. – Ведь Мари-Доминик не надела его на палец жениху!
Действительно, кольцо по-прежнему лежало на атласной подушечке около алтаря. Дом узнала этот старинный перстень с крупным бриллиантом необычной огранки. Его совсем недавно носил сам её отец.
– Если вы разрешите, господин де Руссильон, кольцо я возьму с собой и сразу же передам его монсеньору, -промолвил де Брие.
– Конечно, любезный граф! Пока вы готовитесь к отъезду, разрешите мне черкнуть две строчки моему зятю…
Через полчаса кони оруженосцев Черной Розы и Сарацин были оседланы, и трое мужчин готовы в дорогу. Граф Руссильон вышел проводить их. В руке его была небольшая агатовая шкатулка.
– Передайте это герцогу, господин де Брие, – сказал старик. – Расскажите все, чему стали свидетелем после его отъезда. Клянусь вам честью, я не знал об обмане, затеянном Мари-Доминик! Надеюсь, однако, что пути Господни неисповедимы, и этот столь странно заключенный брак будет все же счастливым и удачным. Передайте герцогу мое благословение – и да хранит его Всемогущий Боже!
Де Брие спрятал шкатулку под белый плащ, который дал ему граф.
– Поверьте, дорогой де Руссильон, – произнес молодой человек, – все, что говорят о герцоге Черная Роза в Лангедоке, да и в Париже, – ложь! Он благородный и честный человек. И, возможно, совсем скоро и вы, и ваша сейчас столь несчастная дочь поймете это и будете гордиться: вы – зятем, а она – мужем!
И де Брие вонзил шпоры в бока Сарацина. Три всадника галопом поскакали со двора, и скоро стук копыт замер в отдалении.
Тогда граф направился в комнату Доминик, в которую он отослал свою дочь из часовни. Казалось, Руссильон постарел сразу на несколько лет. Походка его стала шаркающей, седая голова низко опустилась на грудь.
Дом, не переодетая, сидела на кровати. Слезы её давно высохли, проложив уродливые черные дорожки по набеленным щекам. Девочка была в каком-то оцепенении, её широко открытые синие глаза, не моргая, смотрели куда-то в одну точку.
К ней приходили и пытались утешать и её сестрички, и Пьер с Филиппом, и Элиза. Но она всех просила мертвенно-спокойным голосом оставить её одну, – и то, что она именно ПРОСИЛА, а не кричала, не ругалась и не топала в бешенстве ногами, говорило соболезнующим яснее всего, какое тяжкое постигло её горе.
«Она не вела себя так даже когда умерла её мать, – с тревогой подумал, увидев дочь, граф. – Как это не похоже на мою неунывающую, жизнерадостную Дом! Мне надо ещё навестить и успокоить Мари-Флоранс… Но с ней гораздо проще. Фло всегда может найти утешение в молитве; а Доминик невозможно представить кающейся и бьющей себя в грудь перед распятием, как Магдалина.»