О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!..

– Следующий…

Камбр скинул одежду и пошел к столу. Его осмотрели со всех сторон, ощупали мускулы, заставили присесть, вытянув руки перед собой, закрыть глаза и дотронуться до кончика носа, пройти по воображаемому канату, пробежаться на беговом тренажере, подышать в трубку, затем осмотрели горло, проверили слух, зрение, сердце, легкие, после чего устроили допрос с пристрастием: когда и чем болел, лежал ли в больницах. Камбр сообщил, что не далее как вчера сбежал из госпиталя св. Минздрава, но на комиссию это не произвело никакого впечатления, один из военных только отправил курьера в госпиталь за Камбровыми документами, а ему велели одеваться и ждать.

Все происходило быстро и походило на конвейер. Через минуту рядом с Камбром, всхлипывая от холода, одевался Дигги, еще через минуту парнишка Самбр, кажется, его звали Джоникл…

Потом всех отправили на прививки и каждому сделали по пять весьма болезненных уколов, после чего они вернулись в кабинет.

– Ну что же, – сказал профессор, почесывая переносицу и просматривая карту Камбра, которую ему только что вручил запыхавшийся курьер, – ну что же, думаю, все в порядке. К службе годен. Следующий.

Камбр пришел домой уже затемно с вещмешком за плечами и длиннющим списком того, что необходимо иметь каждому солдату.

– Ну? – Риза с затухающей надеждой в глазах встретила его на пороге.

– Зачислили в сержанты, – махнул рукой Камбр, – 3-й самоходный полк. Послезавтра нужно быть в Тамаре, а потом видно будет.

– Ох, отправят тебя в самое пекло, – чуть слышно прошептала Риза и заплакала.

– Посмотрим. Может, и не отправят, – сказал Камбр, чтобы хоть что-то сказать, и прошел в гостиную.

Там уже сидел Руфус, нервно дергал себя за волосы и что-то бормотал. Увидев Камбра, он рванулся навстречу, чуть не своротив стол.

– Ну?

– А, – Камбр махнул рукой.

– Но у тебя же дети, трое.

– Шутишь? Кого это интересует? «Если мы будем освобождать всех отцов, некому будет защищать наши земли!» – явно кого-то передразнивая, прогнусавил Камбр. – Это мне наш военком сказал.

– Старый мордоворот!

– Точно. Да что тут говорить, собираться надо. У меня только завтрашний день, потом еду в Тамар.

– Я попробую на кое-кого нажать, – жалобно сказал Руфус, – но ты же знаешь, какие они упрямые, хуже вислорогов, тех хоть в чем-то убедить можно…

– Не стоит Руфус, не лезь на рожон.

– Как это не стоит, – Риза уже вытерла глаза и накрывала на стол. – Надо. Руфус, ты мог бы узнать хотя бы, куда его направляют. А если в Мабр?! Можно же попытаться…

– Риза, Риза, успокойся, конечно, в Мабр, куда ж еще-то? Если б не война, никто б меня и не призвал. Перестань реветь, лучше помоги собраться.

Риза всхлипнула, а Руфус с укоризной посмотрел на Камбра.

– Ну что ты ее пугаешь, может, все еще и обойдется. Риза, что там с чаем?

– Сейчас-сейчас. Ох, Камбр, ты ведь мог сказать… объяснить… ты же известный поэт, тебя нельзя на войну, никак нельзя, а если тебя там… – и Риза опять залилась слезами. Руфус принялся ее утешать, а Камбр, меря шагами комнату, что-то бормотал себе под нос.

Наконец Риза немного успокоилась, вытерла слезы, и все сели пить чай. Обильно сдобренный Ризиными слезами, он оказался совсем невкусным, горько-соленым, да к тому же еще и хородным, но Камбр выпил его, не сказав ни слова.

Руфус вскоре ушел, пообещав Ризе потрясти генералов за шкирку, но оба прекрасно понимали, что уговаривать военных, а тем более спорить или ругаться с ними, доказывая, что они неправы, – дело совершенно бессмысленное.

Весь следующий день Камбр лихорадочно собирался и носился метеором по городу. Нужно было срочно посетить Берри Струпника, дать ему последние указания по поводу новой книги, отнести в госпитать св. Минздрава, бывшему соседу по палате, сигареты, закупить кучу вещей, уладить сотню дел и поговорить с глюком Хамфри, чтобы тот в его отсутствие снова поработал сторожем в космопорте.

Руфус тоже зря времени не терял. Он отправился в военкомат на прием к генералу Мурдуну.

Генерал принял его в своем кабинете, развалившись в глубоком кресле, задрав ноги на стол и попыхивая трубкой.

– Проходите, – небрежно помахал он пухлой ручкой, – присаживайтесь. Что у вас за дело, господин мнэ-э Паперс?

– Видите ли, – разговаривая с военными, Руфус всегда немного робел и тут он замялся, не зная, с чего лучше начать.

– Смелее, смелее, – подбодрил его генерал.

Руфус откашлялся и начал снова.

– Видите ли, господин генерал, мой друг господин Строфанзен получил повестку. Его призывают в армию.

– Да. И что же?

– Но его нельзя посылать на фронт.

– Это еще почему? Он что, болен, калека?

– Нет, что вы! Но он известный поэт! Он нужен здесь. Он нужен нации.

– Фу, – генерал презрительно оттопырил нижнюю губу. – Нации нужны солдаты и пушки. Поэ-эт. Из поэтов получаются отличные солдаты, если приложить к ним немного усилий.

– Но он великий поэт!

– Бросьте, господин Паперс, это Лавкин – великий поэт, но он давно умер, как известно. А господин, как его?..

– Строфанзен.

– Вот-вот, он ведь даже живет здесь, а не в Миске или в Леденце.

– Ну и что?

– Великие поэты не живут в таких захолустьях, как Дурмунурзад.

– Чвакл меня задери, – начал горячиться Руфус, – разве Бойлинг не жил в еще большем захолустье?! Да о чем мы говорим, всем известно, что Камбр Строфанзен великий поэт. Ему нельзя на войну!

– Что вы мне тут голову морочите?! У меня приказ и план, а господин Строфанзен, в отличие от многих других, весьма здоровый дурканин, и я не понимаю, почему он не может воевать во славу Шары, – военком побагровел, и голос его, потеряв вальяжность, стал резким и скрипучим.

– Но ведь его могут убить!

– Что ж, все когда-нибудь умирают, кроме разве что фей.

– Но ведь…