О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!..

С этими словами Камбр развязал похитителей, запер дверь сортира и спокойно пошел спать.

За час до побудки он все же проснулся и отправился проведать бандитов. Увиденное вполне его удовлетворило. Туалет сиял, а Смеглис и Флайтер, свернувшись калачиком, спали в бытовке. Камбр растолкал их и отправил в кровати.

Протрубил рожок. В дверях возник сержант и заорал: «Подъем!» Новобранцы, скатившись с кроватей и кое-как одевшись, построились. Критически осмотрев строй, сержант хмыкнул и повел всех на плац. Утро нового дня началось.

Часть 2.

Пока под мрачным взглядом капитана Фрунтиша новобранцы осваивали премудрости строевой подготовки, а сержант Пуффикс надсаживался от крика, из окна второго этажа казармы за ними внимательно наблюдали двое. Один в мундире с пятью золотыми нашивками – полковник Мундак с квадратной нижней челюстью и вечно красными от бессонницы и перепоя глазами – больше напоминал болотного чвакла, особенно когда, презрительно морща бескровные губы и показывая красноватые от постоянного жевания дурницы клыки, отвечал что-то своему собеседнику. Нос его при этом нервно дергался, а седой хохолок на затылке вставал дыбом совсем как шерсть на загривке у чвакла.

Второй все время находился в тени, однако можно было разглядеть, что одет он был в штатском. И это казалось очень странным, ведь проклятые пикапы (как презрительно называли военные штатских) в казармы носа сунуть не смели. Еще более удивительным было то, что этот самый пикап по всей видимости что-то выговаривал полковнику, а тот смиренно выслушивал и только кивал головой в ответ.

Капитана Фрунтиша сменил капитан Фокстер, новобранцы отправились на стрельбы, а в ворота казармы въехал грязно-желтый в серых разводах, или, как его еще называют, цвета хайки, любимого цвета силизендских военных, кар-бас. Потягиваясь и позевывая, из него неторопливо вылезли трое в того же цвета форме с синими нашивками на рукавах и в синих беретах – медики специального полка, прибывшие для тщательного обследования новобранцев и их сортировки.

Полковник Мундак было отвернулся от окна, но вслед за медиками из кар-баса выскочил юркий дуркашка, с головы до ног затянутый в черное и с черным кейсом в руках, прикованным к запястью тонкой серебряной цепочкой. Полковник сразу узнал курьера по особым поручениям из Миски. Седой хохолок на затылке у него опять встал дыбом, а на лбу выступили капли пота. К медикам подошел капитан Фатфут. А курьер юркнул в боковую дверь и на специальном лифте поднялся прямо в кабинет полковника.

Мундака он застал нервно расхаживающим по кабинету, отсалютовав, вручил пакет с красной печатью – знаком особой секретности, после чего моментально удалился.

Полковник дрожащими руками сломал печать и вскрыл пакет. Лицо его приобрело землистый оттенок, когда он ознакомился с содержимым. Облизав внезапно пересохшие губы, полковник тяжело опустился на стул и тупо уставился в одну точку.

В это время Камбр со товарищи осваивал стрельбу по движущимся мишеням, а капитан Фокстер, наблюдая за ними в бинокль с почтительного расстояния, поливал их отборной бранью, поскольку Дигги все норовил попасть не в мишень, а в сержанта, да и добрая половина новобранцев стреляла в белый свет как в копеечку.

Исчерпав запас брани, капитан Фокстер слегка передохнул, построил новобранцев и повел их в штыковую атаку на соломенные чучела, одетые в форму мабригцев. Тут уж парни показали себя героями. Чучела были разодраны в клочья.

Сержант тем временем привел инструктора рукопашного боя Лумбракса, и вдвоем они начали учить «весь этот сброд», по выражению Фокстера, основам куси-боя. Ну тут уж Камбру не было равных. Он пару раз уронил самого Лумбракса, и тот проникся к нему такой симпатией, что сделал своим помощником.

Наконец занятия закончились. Солдаты уже предвкушали обед, но к немалому огорчению вместо столовой всех отправили в спортзал, где сидела высокая медкомиссия.

На сей раз осмотр был гораздо более тщательным. Камбра долго крутили на тренажерах, ощупывали и измеряли, делали какие-то уколы и брали кровь на анализ, сопровождая все это недовольным покачиванием головы и цоканьем языка. Он уже решил, что его отчислят, и тихо возрадовался, но не тут-то было. В самый разгар очередного психологического теста в спортзале появился адъютант Мундака, что-то шепнул на ухо председателю комиссии и сунул ему в руки лист бумаги. Председатель прочитал записку, обругал полковника больным чваклом и недоделанным мороком, прекратил тест, пожал Камбру руку и, кисло улыбаясь, сказал:

– Поздравляю, господин Строфанзен, вы зачислены в действующую армию и сегодня же отправляетесь в свою часть в Эдри-Хо. Можете одеваться и идти обедать.

Так Камбр и сделал, недоумевая, что же такое было в записке, отчего майор медицинской службы скис?..

В столовой к нему присоединился Дигги, которого тоже как-то удивительно быстро, несмотря на его плоскостопие и плохое зрение, зачислили в ту же часть, что и Камбра, хотя перед этим собирались отчислить как совершенно не годного к воинской службе. Поедая уже остывшую мангровую кашу с тушенкой, Дигги рассуждал вслух, размахивая ложкой, отчего каша летела в разные стороны.

– И что бы это значило? – вопил Дигги. – Только что они признали у меня плоскостопие, а теперь на войну гонят. Да кто они после этого?! Камбр, чего ты молчишь?

– Ты прав, Дигги, – пробормотал Камбр, уворачиваясь от очередного куска каши, – поосторожней, пожалуйста. Меня тоже хотели отчислить, а потом передумали. Что-то тут не чисто.

– Вот-вот, и я так говорю. А здоровяка Фрумбуза, ну того, который рядом со мной стоял, домой отправили. У него, видишь ли, язва. С таким цветом лица – и язва! Да они свихнулись там все.

– Дигги, ты бы поаккуратнее ел, – буркнул Камбр, – а то вокруг тебя уже все, наверное, в каше.

– Да я и так… – начал было Дигги, но тут раздался свист, все вскочили, и многострадальная каша таки оказалась на полу. В столовую вошел полковник Мундак.

– Вольно, садитесь, – кивнул он, подождал, когда все сядут, и продолжил. – Солдаты, я рад вам сообщить, что буквально через пару часов вы все, кто находится в столовой, отправитесь защищать рубежи нашей родины от злокозненного Мабра. Вам оказана великая честь. Теперь в нашей славной армии у вас появилась уникальная возможность на деле, а не на словах проявить свою любовь к нашей великой Родине, отдать ей себя всего без остатка и не посрамить чести родного города. Я горжусь вами и завидую вам, ведь вы едете убивать проклятых мабригцев. Желаю вам только победы! Можете доесть свой обед, потом получите сухой паек и отправляйтесь на склад, там вам выдадут обмундирование и оружие. На примерку и сборы час, после чего вы должны быть во дворе казармы. Все ясно? Продолжайте.

И полковник вышел.

Поскольку Дигги доедать было уже нечего, а Камбр давно все съел, они отправились к окошку раздаточной за сухим пайком. Без лишних разговоров каждому выдали 4 банки тушенки, 2 буханки хлеба, большой кусок хлюпса, бутылку заверюхи смородиновой, пачку сухого печенья, а также соль, спички и таблетки от голода. Со всем этим богатством Камбр и Дигги отправились на склад выбирать обмундирование и оружие, а затем в медпункт за комплектом первой помощи.

Через час они вместе с парой сотен других солдат сидели во дворе казармы в ожидании командира. Появился капитан Фрунтиш, всех построил, оглядел и остался, как ни странно, доволен. Затем все погрузились в зеленый с черным кар-бас и поехали на вокзал. Камбр грустно смотрел в окно на пробегающие мимо серые тамарские дома, чахлые деревья, беззаботных штатских, которым, похоже, не было никакого дела до какой-то там войны и того, что вот этот черно-зеленый кар-бас везет сейчас на вокзал тех, кого, может быть, завтра уже убьют или ранят на этой странной войне, где совершенно непонятно, кто прав, кто виноват, и зачем обязательно нужно палить друг в друга. Он смотрел и думал, что все это, возможно, видит в последний раз, и никогда уже не пройтись ему ни по грязным тамарским проспектам, ни по мукезским кривым улочкам…

Тамарский вокзал такой же длинный грязный и бестолковый, как и сам Тамар, встретил их суетой, гулом толпы, свистом отправляющихся и прибывающих трейек и запыленных в серых нефтяных пятнах и белых кислотных потеках, груженных фурок. Выгрузившись, новобранцы некоторое время недоуменно озирались по сторонам, шарахаясь от каждого крика, но долго осматриваться не пришлось. Неслышно подползла к перрону трейка цвета хайки, раздался свист, капитан Фрунтиш прокричал: «Всем лезть в десятый вагон», и вот на перроне уже только окурки да смятые обертки от печенья…

Оркестр грянул «Прощай, родная», и эшелон тронулся.

Глава 18. Как Камбр ходил на войну

Часть 1. Штаб

В ту самую минуту, когда эшелон вместе с Камбром, Дигги, Смеглисом и прочими под печальные звуки марша «Прощай родная» отправился в Эдри-Хо, воевать с мабригцами, полковник Мундак вытащил именной пистолет, приставил его к виску, закрыл глаза и, не колеблясь более ни секунды, нажал на курок.

Вбежавший на звук выстрела адъютант нашел полковника бездыханным. Голова Мундака покоилась на столе, и темная кровь заливала бумагу из Миски, на которой все еще можно было прочесть только: «3500».

Что означали эти цифры, они ли стали причиной самоубийства, полковник уже никогда никому не расскажет, и нам с вами остается лишь гадать… Но поскольку гадание – дело неблагодарное, последуем-ка мы лучше с вами за Камбром.

Война превратила Эдри-хо – некогда цветущий курортный, а ныне прифронтовой городок в настоящую крепость. Он и раньше-то не поражал обилием народа, а сейчас, когда мирных жителей почти не осталось, казался совсем пустым. По узким кривым улочкам, пугая одичавших балинных кошек и позабытых хозяевами собак, с ревом проносились кар-басы и сотки, поднимая тучи пыли. Грохотали, едва протискиваясь между домами и разбивая вдрызг булыжные и брусчатые мостовый, многотонные кар-мудрики, перевозившие тяжелые пушки и минометы. Брошенные дома молча и как-то отстраненно смотрели на это безобразие черными провалами окон (стекла во многих уже давно были выбиты). А по ночам по всему городу слышалось тихое шуршание, волнами накатывавшее на темные окраины. Что странно, оно никогда не достигало ярко освещенного и хорошо охраняемого центра, словно полчища кровожадных рэтров оккупировали город и теперь грызли, грызли корни домов в диком желании превратить городок вместе с поселившимися в нем военными в серую каменную пыль.

Эшелон с Камбром и прочими прибыл в Эдри-Хо на рассвете. Выгрузка не заняла много времени. Однако долго пришлось дожидаться кар-баса, и солдаты разбрелись по привокзальной площади, устраиваясь под кошачьими пальмами и кустами валеандра.

Поздняя осень в Эдри-Хо в отличие от Тамаизы была теплой и сухой. Правда, кокосовые елки здесь не росли и потому не могли радовать буйным цветом, но зато в изобилии цвел валеандр, и ярко-алые лепестки его цветов густо усеяли землю под кустами, немного напоминая лужицы крови.

Камбр, поглядывая то на горы, высившиеся серо-синей громадой, то на маленькие разноцветные домишки, прилепившиеся к скалам (пока городок был маленьким, он вполне умещался весь на берегах горного озера, но понаехали курортники, места стало не хватать и домишки полезли на скалы), то на пыльную привокзальную площадь, насвистывал какой-то прилипчивый популярный мотивчик из репертуара Тарики Зой и думал: как это несправедливо – маленький городок, тихий, уютный, теплый, и война, смерть, запустение, грохот орудий, стоны, кровь… Зачем все это? Неужели нельзя иначе?..

Дигги Сориц ткнул его в бок, грубо прервав философские размышления, сунул в руку невесть откуда раздобытую меднокаменную грушу невероятных размеров, готовую лопнуть от сока, и, мотнув головой, мол, ешь давай, глубокомысленно заметил:

– Кажись, чегой-то мы тут застряли, а?

Камбр молча кивнул, впиваясь в сочную мякоть. Но Дигги не унимался.

– Везли-везли, чего спрашивается? Чтоб мы тут на вокзале штаны протирали? Ребята недовольные, и жрать хочется. Уж скорей бы война, – Камбр аж поперхнулся.

– Будет тебе война, успеешь еще, – проворчал он, откашлявшись. – Ты где грушу-то взял?

– Грушу? – расплылся в довольной улыбке Дигги. – А вон там, за забором. – И он ткнул пальцем в сторону привокзальных домишек. – Там сад шикарный, ну мы с ребятами его немного обтрясли. А че? Не убудет же, да и, кажись, хозяин-то тю-тю…

Дигги подождал, пока Камбр доест грушу и, запустив отгрызок подальше в самую гущу колючего мальвинника, достанет платок и тщательно вытрет липкие от сока пальцы, затем откашлялся и начал:

– Между прочим, вот Камбр, я тут стишок вот накропал. Ну, пока ехали, делать нечего было. Ага, ну, – Дигги торопливо вытащил из кармана мятый листок и нежно разгладил его на коленке. – Я счас тебе почитаю, по-моему, ничего себе вышло. Вот послушай…

На площадь въехали сразу четыре здоровенных кар-баса. Поднялась суета. Сопровождающие эшелон сержанты загудели в рожки, собирая разбредшихся солдат.

Дигги с сожалением сунул листок обратно в карман, а Камбр, пытаясь состроить огорченную мину, но с явным облегчением развел руками – «что поделать, не получилось».

– Я потом, в кар-басе… – прокричал на ходу Дигги. Но не получилось и потом. Камбр и Дигги оказались в разных машинах.

Так и вышло, что до самого штаба Сорица Камбр не видел, да и потом увидел его разок, и то мельком…