Последний отзыв
Удивительная книга. Как никогда актуальна сегодня. Язык и стиль автора настолько тонок, лёгок и изыскан, что легко поведёт читателя в мир героев, кото...
Далее
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Балтийская сага
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Икона была у Лизы.
Я стоял перед ней, крестился негнущимися пальцами, бормотал: – Господи, спаси мою любимую… Спаси, молю тебя… спаси ее, безгрешную… спаси, спаси…
Лиза стояла рядом, крестилась, молилась…
…Вернулись с прогулки, – и она свалилась. С трудом дошла. Сегодня лежит. Дремлет, просыпается. Тошнота. Почти не ест. Только морковно-яблочный сок и немного детского питания.
В больницу – отказалась решительно:
– Помирать – так дома.
Криком кричу:
– Не разрешаю тебе помирать!
– Не разрешаешь? – Рая смотрела на меня со слабой улыбкой. – Я послушная жена, но…
Она закашлялась. Я налил в чашку яблочный сок, дал ей выпить и, присев на тахту, погладил Раю по голове. Душа у меня содрогалась от печали и жалости.
– Дим, – Рая задержала мою руку на своей щеке. – Ты любишь меня?
– Да. Очень.
Она вздохнула, отпустила руку.
– Ты всю жизнь любил Машу.
– Любил, да… Но знаешь, не суждено…
– Что не суждено?
– Хочу сказать, предназначенность… или предназначение… оно существует… Не только в древнегреческих мифах и драмах, где роковые женщины и всё такое… Как тебе на роду написано, так и будет… Но и в реальной жизни! Извини, что путано говорю… В общем, так: вот мужчина – ему предназначена данная женщина. Судьбой или Богом предназначена. И он должен ее найти… понять, что именно она суждена… Ты понимаешь?
– Пытаюсь. – Рая задумчиво глядела на меня. – Продолжай.
– Ну вот. Маша была суждена Травникову. А моя суженая – ты. Только я понял это с опозданием чуть не в полжизни. Я же не воспринимал тебя как… ну как женщину. Мы были с самого раннего детства как брат и сестра. Ты была толстой капризной девочкой из детства…
– У нас в классе, – сердито прервала Рая, – были девчонки гораздо толще меня.
– Да, конечно. Хочу сказать: ты, хоть и с опозданием, но сильно вошла в мою жизнь. Знаешь, когда это произошло? Той осенью я приехал в отпуск, ты помнишь, мы слушали в филармонии «Времена года»?
Рая молчала.
– Ты помнишь, – продолжал я. – Нас в тот вечер сразила «Баркарола» – оторвала от земли, понесла в небеса… Мы не смогли расстаться, провели ночь вместе… первую нашу ночь… Вот тогда я и понял, что ты… да, моя суженая… По-моему, и ты поняла, что та ночь – не просто темное время суток.
Рая молчала, прикрыв глаза. Лицо у нее было бледное, заметно похудевшее.
– Но когда я написал тебе, предложил пожениться… ты ответила отказом. Тебе тоже казалось невозможным перевести наши отношения в супружеские. Помнишь? «“Баркаролы” больше не будет», – так ты написала в ответ на мой зов. Но ты ошиблась. Сработала предназначенность. Я тебя люблю. Райка, – позвал я после паузы, – ты слышишь? Ты спишь?
Она качнула головой. И – негромко, не раскрывая глаз:
Вы думаете, любовь —
Беседовать через столик?..
Звук, от коего уши рвутся,
Тянутся за предел тоски…
Расставание – не по-русски!
Не по-женски! Не по-мужски!
Ее голос налился силой. Ее серые глаза теперь, широко раскрывшись, встретились с моим пристальным взглядом.
Не по-божески! Что мы – овцы,
Раззевавшиеся в обед?
Расставание – по-каковски?
Даже смысла такого нет…
Мы же сросшиеся…
Да, именно так: мы сросшиеся! Райка, любимая, не уходи, как же мне жить без тебя?..
Безумное лето.
Ровный приезжал, привез дорогой итальянский препарат форлутал.
– Она горит, – сказал он, когда я вышел проводить его на лестничную площадку. – Вадим Львович, подумайте и о себе. Вам необходимо проделать курс инъекций бэ-один и бэ-шесть. Вы слышите? – Он всмотрелся в меня.
Я услышал, что Рая закашлялась, и, простившись с Ровным, поспешил в спальню. Дал Рае выпить сок. Спросил, когда кашель ее отпустил:
– Почитать тебе?
Она кивнула. Я раскрыл том Пушкина на заложенной странице и продолжил чтение «Пиковой дамы», – это была у Раи любимейшая вещь. (Образцовой классической прозой она считала «Пиковую даму», «Отцов и детей» и «Обрыв». Да были у нее, заядлой читательницы, множество и других пристрастий.)
Я читал, стараясь, чтобы голос звучал внятно:
«Как и все старые люди вообще, графиня страдала бессонницею. Раздевшись, она села у окна в вольтеровы кресла и отослала горничных. Свечи вынесли, комната опять осветилась одною лампадою. Графиня сидела вся желтая, шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево. В мутных глазах ее изображалось совершенное отсутствие мысли; смотря на нее, можно было бы подумать, что качание страшной старухи происходило не от ее воли, но по действию скрытого гальванизма…»
– Какой Пушкин молодец, – оторвался я от чтения. – Опыты Гальвани с электричеством, его тогда называли гальваническим током, были в России малоизвестны. А он знал… Райка, – позвал я, вдруг испугавшись ее неподвижности. – Ты спишь?
– Нет. – Она приоткрыла глаза. – Пушкин молодец… да… Ты тоже… ты был хорошим мужем… А я плохая жена… не родила тебе сына…
– Ты прекрасная жена. Лучше не бывает.
– Спасибо… за доброту ко мне…
Я продолжил чтение. Дочитав до конца, спросил Раю, знает ли она, где находится Обуховская больница, в которую поместили Германна, сошедшего с ума.
– На Фонтанке, – сказала она. – Напротив Большого драмтеатра.
– Райка, тебе надо поесть. Я разогрею геркулес…
Я стоял перед ней, крестился негнущимися пальцами, бормотал: – Господи, спаси мою любимую… Спаси, молю тебя… спаси ее, безгрешную… спаси, спаси…
Лиза стояла рядом, крестилась, молилась…
…Вернулись с прогулки, – и она свалилась. С трудом дошла. Сегодня лежит. Дремлет, просыпается. Тошнота. Почти не ест. Только морковно-яблочный сок и немного детского питания.
В больницу – отказалась решительно:
– Помирать – так дома.
Криком кричу:
– Не разрешаю тебе помирать!
– Не разрешаешь? – Рая смотрела на меня со слабой улыбкой. – Я послушная жена, но…
Она закашлялась. Я налил в чашку яблочный сок, дал ей выпить и, присев на тахту, погладил Раю по голове. Душа у меня содрогалась от печали и жалости.
– Дим, – Рая задержала мою руку на своей щеке. – Ты любишь меня?
– Да. Очень.
Она вздохнула, отпустила руку.
– Ты всю жизнь любил Машу.
– Любил, да… Но знаешь, не суждено…
– Что не суждено?
– Хочу сказать, предназначенность… или предназначение… оно существует… Не только в древнегреческих мифах и драмах, где роковые женщины и всё такое… Как тебе на роду написано, так и будет… Но и в реальной жизни! Извини, что путано говорю… В общем, так: вот мужчина – ему предназначена данная женщина. Судьбой или Богом предназначена. И он должен ее найти… понять, что именно она суждена… Ты понимаешь?
– Пытаюсь. – Рая задумчиво глядела на меня. – Продолжай.
– Ну вот. Маша была суждена Травникову. А моя суженая – ты. Только я понял это с опозданием чуть не в полжизни. Я же не воспринимал тебя как… ну как женщину. Мы были с самого раннего детства как брат и сестра. Ты была толстой капризной девочкой из детства…
– У нас в классе, – сердито прервала Рая, – были девчонки гораздо толще меня.
– Да, конечно. Хочу сказать: ты, хоть и с опозданием, но сильно вошла в мою жизнь. Знаешь, когда это произошло? Той осенью я приехал в отпуск, ты помнишь, мы слушали в филармонии «Времена года»?
Рая молчала.
– Ты помнишь, – продолжал я. – Нас в тот вечер сразила «Баркарола» – оторвала от земли, понесла в небеса… Мы не смогли расстаться, провели ночь вместе… первую нашу ночь… Вот тогда я и понял, что ты… да, моя суженая… По-моему, и ты поняла, что та ночь – не просто темное время суток.
Рая молчала, прикрыв глаза. Лицо у нее было бледное, заметно похудевшее.
– Но когда я написал тебе, предложил пожениться… ты ответила отказом. Тебе тоже казалось невозможным перевести наши отношения в супружеские. Помнишь? «“Баркаролы” больше не будет», – так ты написала в ответ на мой зов. Но ты ошиблась. Сработала предназначенность. Я тебя люблю. Райка, – позвал я после паузы, – ты слышишь? Ты спишь?
Она качнула головой. И – негромко, не раскрывая глаз:
Вы думаете, любовь —
Беседовать через столик?..
Звук, от коего уши рвутся,
Тянутся за предел тоски…
Расставание – не по-русски!
Не по-женски! Не по-мужски!
Ее голос налился силой. Ее серые глаза теперь, широко раскрывшись, встретились с моим пристальным взглядом.
Не по-божески! Что мы – овцы,
Раззевавшиеся в обед?
Расставание – по-каковски?
Даже смысла такого нет…
Мы же сросшиеся…
Да, именно так: мы сросшиеся! Райка, любимая, не уходи, как же мне жить без тебя?..
Безумное лето.
Ровный приезжал, привез дорогой итальянский препарат форлутал.
– Она горит, – сказал он, когда я вышел проводить его на лестничную площадку. – Вадим Львович, подумайте и о себе. Вам необходимо проделать курс инъекций бэ-один и бэ-шесть. Вы слышите? – Он всмотрелся в меня.
Я услышал, что Рая закашлялась, и, простившись с Ровным, поспешил в спальню. Дал Рае выпить сок. Спросил, когда кашель ее отпустил:
– Почитать тебе?
Она кивнула. Я раскрыл том Пушкина на заложенной странице и продолжил чтение «Пиковой дамы», – это была у Раи любимейшая вещь. (Образцовой классической прозой она считала «Пиковую даму», «Отцов и детей» и «Обрыв». Да были у нее, заядлой читательницы, множество и других пристрастий.)
Я читал, стараясь, чтобы голос звучал внятно:
«Как и все старые люди вообще, графиня страдала бессонницею. Раздевшись, она села у окна в вольтеровы кресла и отослала горничных. Свечи вынесли, комната опять осветилась одною лампадою. Графиня сидела вся желтая, шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево. В мутных глазах ее изображалось совершенное отсутствие мысли; смотря на нее, можно было бы подумать, что качание страшной старухи происходило не от ее воли, но по действию скрытого гальванизма…»
– Какой Пушкин молодец, – оторвался я от чтения. – Опыты Гальвани с электричеством, его тогда называли гальваническим током, были в России малоизвестны. А он знал… Райка, – позвал я, вдруг испугавшись ее неподвижности. – Ты спишь?
– Нет. – Она приоткрыла глаза. – Пушкин молодец… да… Ты тоже… ты был хорошим мужем… А я плохая жена… не родила тебе сына…
– Ты прекрасная жена. Лучше не бывает.
– Спасибо… за доброту ко мне…
Я продолжил чтение. Дочитав до конца, спросил Раю, знает ли она, где находится Обуховская больница, в которую поместили Германна, сошедшего с ума.
– На Фонтанке, – сказала она. – Напротив Большого драмтеатра.
– Райка, тебе надо поесть. Я разогрею геркулес…
Другие электронные книги автора Евгений Львович Войскунский
Последний отзыв
Удивительная книга. Как никогда актуальна сегодня. Язык и стиль автора настолько тонок, лёгок и изыскан, что легко поведёт читателя в мир героев, кото...
Далее