Фуга. Горсть вишневых косточек

– Сейчас я могу наговорить лишнего.

Отец круто повернулся и зашагал к дому. Недолго думая, Лика поспешила за ним.

– И к лучшему, – крикнула она, дернув отца за локоть, – наконец оставь свой умудренный тон и выскажи, как на духу. – Иоанн торопился уйти, но Лика не отставала, ей необходимо было решить все сейчас, чтоб не терзать себя целую ночь, в ожидании взбучки.

Иоанн влетел в дверь, стараясь затворить её побыстрее, но Лика успела проскользнуть.

– Ты обо всех готов думать плохо, а сам дальше своего носа не видишь – приголубил этого падлюгу Кирилла, позволяешь ему дурить себя и воровать иконы! – она распалилась не на шутку и, зная насыщенное прошлое их стычек, отец понял, что Лику уже не остановить. К сожалению, он и сам не был настроен на терпеливую беседу.

– При чем тут диакон! Ты довольно хапнула моего терпения, но ночные гости…

– О, разумеется, тебе на ум приходят только обвинения – тебе бы хотелось, чтоб и иконы своровала я, – перебила Лика, она давно уже не сдерживалась и кричала в голос. В комнатах зашевелились, в коридор проникли полосы света, кто-то выглянул. – А сам-то хорош! Именно ты сказал тогда, кто мы для тебя – навязанные пасынки! По крайней мере отношение как раз такое. Сваливаешь на нас этих неуравновешенных из общежития, меня гнобишь за каждое слово, а Андрей! Все знают, по твоей милости он удрал из дома, а ты и не чешешься.

– Сколько в тебе желчи!

– От церкви отлучи меня за это!

– Вон! – крикнул Иоанн, указывая на дверь, – Из дома вон! Чтоб ни ноги твоей, ни твоих выходок, ни дерзости, чтоб духу твоего здесь больше не было! Исчезни немедля. Тотчас! – отец перевёл дух, сказанное будто умиротворило его, уняло растерзанные чувства. На лицо вернулось привычное, умудренное, выражение, тихо, но твердо батюшка добавил: – Моё заднее слово.

Он быстро поднялся по лестнице и скрылся за дверью второго этажа, а Лика осталась в пустой прихожей, растерянно глядя во след. Ей на плечо опустилась чья-то рука. Женя.

– Иди сюда, – она увлекла сестру в комнату девочек. В растрепанных кудряшках на постели сидела Марина. Женя обратилась к ней: – Ты нас не оставишь?

Марина покорно исчезла за дверью.

– Так что стряслось?

– Отец меня выгнал, – заявила Лика, ее голос еще хранил в себе нотки сенсации и скандала.

– Это я поняла, но в чем причина?

Лика покачала головой, не зная, что ответить. Она поплотнее запахнула разметавшийся халат и ссутулилась на ещё тёплой кровати младшей сестры:

– Так ужасно, – пробормотал Лика, – он застал меня с приятелем.

– Боже, Лика…

– Сама знаю. Но я никак не ожидала, что он решит прогуляться средь ночи.

Скукожившись, но не от холода, а скорее от беспомощности, Лика казалась потерянной, печальной, а в голосе появилась грусть. Присущая ей бойкость на сей раз изменила, на смену явилось бессилие и упадок духа. Несмотря на то, что они с Ликой были родными сёстрами, Женя никогда не была близка с ней, но сейчас она опустилась рядом в желании поддержать.

– Переночуй тут, а Марина поспит у мальчишек. Поднимаешься пораньше, ещё до отца, он и не узнает.

– Нет – Лика покачала головой. Она собрала спутанные волосы в неопрятный хвостик и вдруг заметила, что руки словно налились свинцом, отяжелели, пальцы утратили ловкость, стали стомыми, немыми. Это от нервов, пора уходить.

Лика открыла шкаф и вытащила старую спортивную сумку. Женя наблюдала, как она собирает вещи, те, что оставила на хранение здесь, а не унесла в келью. Таких было много, ведь монашеская обитель тесна и не вмещает шифоньер.

– Быть может, мама сможет повлиять на отца, – проговорила Женя голосом, начисто лишенным надежды.

Лика с сомнением сморщила нос:

– На таких упрямцев нет управы. Но это ничего, – она выдавил улыбку, – я-то уйду, а тебе теперь придётся несладко.

Женя нахмурилась:

– Это почему же?

– Теперь ты старшая. Будешь готовить, стирать, штопать и прибираться для прожорливой огромной семьи.

– Разберусь.

– И ещё, – Лика скинула халат, надела свитер и брюки прямо на голое тело, – Про папу учти – прежде я была ему, как красная тряпка, но сейчас он обратит внимание на твои недостатки.

– Что ты хочешь сказать? – Женя будто бы правда не понимала, о чем говорила сестра.

– Например, то, что ты одеваешься, как мальчик, – невзначай заметила Лика.

Женя улыбнулась и нарочито вяло махнула рукой:

– Не думаю, что отца интересует такая ерунда, он выше этого.

– Вот и увидим. – Лика бросила многозначительный взгляд в ее сторону, – А это заискивание?

– Не понимаю, -Женя отошла в сторону.

– Понимаешь! Последнее время ты стелешься перед отцом, как коврик, всячески стараешься ублажить, – Лика болтала, набивая сумку и не заметила, как Женя отвернулась, чтоб уставиться в тёмное стекло окна, – Ты предугадываешь его слова, его желания – хочешь быть хорошей, как Люба? Тут хоть об стенку расшибись, а Любу в святости не переплюнуть. Женя? – Лика заметила, что сестра отстранилась.

– Это так заметно?

– О, более чем.

Женя отвернулась от окна, в полумраке комнаты Лика не заметила бедности на её лице, но услышала, что дыхание едва ощутимо сбилось. Лика нахмурила лоб:

– Что-то случилось?

– Я не знаю, как быть… – у Жени был странный пристыженный вид, будто её поймали с поличным. Она говорила тихо, едва шевеля губами, – Я делаю это, чтоб отец не догадался – он такой проницательный если речь касается веры, чует всякий обман.

– И при чем здесь ты? – Лика уже забыла о сумке и растрепанном шифоньере, тон, которым говорила сестра, её насторожил.

– Еще этот подопечный, этот Дима. У нас не ладится – моя вина. Я знала, что не сдюжу, с самого начала знала, тогда даже, когда отец только предложил его, но вызвалась.

Лика навострилась:

– Он донимает тебя, твой подопечный?

–Нет же. Но каждая встреча с ним напоминает мне о бессилии. Дело в том, – Женя тискала в пальцах краешек футболки, в которой спала, – Я не чувствую себя православной, – уже шёпотом договорила она. Лика не отвечала, только с интересом вглядывалась в сестру. Решив, что Лика недопоняла, Женя пояснила, тоже шёпотом, – Я не люблю церковь, во мне нет набожности и меня тяготят всякие разговоры о боге, службы и тому подобное вмешательство в мою духовную жизнь.

Лика продолжала непонимающе хмуриться. Когда Женя умолкла, она с неподдельным удивлением спросила: