Фуга. Горсть вишневых косточек

– Ясно,– выцедил он сквозь зубы.

– Ответь внятно, будто сам в это веришь.

Сашку уже трясло от гнева.

– Да. Мой. Патриарх.

– Теперь вынужден попросить тебя уйти.

– У тебя, отец, входит в привычку всех выгонять!

Отец был несгибаем, как всегда. Настырное, упрямое нежелание взглянуть на ситуацию под другим углом. Минуту назад Сашка злился, но сейчас чувства были притуплены, задушены. Это вернулась всеобъемлющая, глубокая болью – почти скорбью – утраты, словно внушительный кусок души вырвали с мясом и полощут на глазах толпы. Если уж на чистоту, дела Лики не так сильно затрагивали его, как он пытался продемонстрировать отцу. Все мысли занимала Регина. Сашка сбежал по ступеням флигеля на узкую дорожку монастыря, но пошел не прямо, к боковым воротам, а вправо, туда, где был парадный вход. Он больше не мог ходить через боковые ворота, ведь они вели на кленовую аллею. Там они гуляли с Региной. Скосив переднее колесо, сиротливо притулившись у арки парадного входа, стоял мотоцикл. Сашка прошел мимо, даже не взглянув на него. Больше не было сил кататься на нем, ухаживать, мыть, прятать под навес от дождя и пыли – Сашка больше не любил его, почти ненавидел. Стоило схватиться за руль, как воздух тут же пах Региной, а спина ожидала, что она прижмется сзади. Сашка решил проветриться, пошел к Кириллу пешком, через полгорода, но это не расстояние, учитывая размеры городка. Собственно говоря, Регина выдрала из его жизни и неспешные прогулки, и колокольный перезвон, и утренние лучи солнца, даже Леопольда. С Леопольдом больше всего жаль! Но к деду идти было совсем невозможно, хоть Сашка наверняка знал, что не встретит Регину там – сама она не станет навещать старого брюзгу, но видеть сейчас старика было непосильно. Сашка не навещал его уже несколько дней, бедняга Леопольд, наверное, зарылся в своих теплицах.

Чтоб не думать о Регине, а, заодно и о том, какой же он разнесчастный, Сашка сосредоточился на предстоящем разговоре с диаконом. Прикидываться блаженным придурком, чтоб в тихую обчищать церковное хранилище – это да! Бесстыжий человек с которым стоит держать ухо в остро, так что сердечные страсти лучше оставить на потом.

Кирилл жил в квартире на втором этаже. Сашка поднялся – дверь была приоткрыта, играла безвкусная музыка. Он осторожно толкнул дверь. В квартире стояла возня, было шумно, людно, подвыпившие незнакомцы радушно приняли Сашку, пригласи войти. Он не ожидал такого приема, но нехотя согласился. В прихожей горой валялась обувь, и Сашка скинул ботинки в общую кучу. Народ шнырял по комнатам в пелене сизого дыма, было человек шесть гостей – Сашку явно приняли за своего. Квартира больше напоминала логово, чем уютное человеческое жилье: скудная, поломанная мебель стояла невпопад, пол загажен, всюду валялся мусор, пахло табаком, пивом и потными носками, а шершавая короста грязи цеплялась за пятки. Сашка пожалел, что оставил ботинки. И вообще, он явно не вовремя, если Кирилл закатил праздник, то уместно ли будет говорить сейчас об иконах. Впрочем, в такой обстановке разговор о церкви не серьезен сам по себе; не стоило и ожидать, что диакон живет, как праведник. Кстати, его что-то не видно. Сашка все равно решил поговорить сейчас. Возможно, на своей территории дьяк будет более открыт и словоохотлив.

– Где Кирилл? – спросил он у первого, кто попался на глаза. Указали на дверь в прилегающую к залу комнату. Сашка не стал церемониться, стучать, сразу вошел. Шторы были задернуты, внутри стоял полумрак. – Ну у тебя и гадюшник, – бросил Сашка, высматривая в темноте Кирилла. Глаза быстро привыкали. Заметив на кровати голую спину диакона, в первое мгновение Сашка решил, что он спит, но тот обернулся, а рядом на подушке каштаново-золотистые кудри… Сердце пропустило удар.

– Регина?

Она подтянула одеяло, чтоб спрятать лицо.

– А ты тут что забыл!? – окрысился диакон.

Что-то невероятное вспыхнуло внутри и разрослось всего за секунду – Сашка и не подозревал, что способен на такие чувства! Оглушающая, горячая ярость схватила за горло, дыхание замерло, взбеленился мозг, тотчас по венам заструился лютый яд обмана. Разум закоротило, загудело в голове. Сашка сжал кулаки и куском гнева ринулся вперед.

– Поганец! Мало того, что ты церковь ограбил…

Это было опрометчиво, Сашка не умел драться. Но он вцепился в голые плечи дьячка и выволок того на пол. Захлебываясь от ярости, Сашка невпопад размахивал кулаками, нанося стремительные, но неряшливые удары. Ни один из них не попадал в цель, кулак только скользил по коже, предательски ерзая по тощему телу Кирилла. Диакон поспешил защищаться – он проворно вывернулся и, с негодующем воплем, сам бросился на Сашку. Сцепившись, они вылетели в зал. Диакон навалился всем телом, так, что Сашка упал, ударившись затылком и локтями. От удара он на мгновение растерялся, но тут же попытался схватить Кирилла, удержать его руки. Это оказалось нелегко, голый диакон был изворотлив, вышмыгивал, ускользал, как пресноводная гадина. Их обступили люди, для гостей диакона это была явно привычная сцена, они что-то кричали, Кирилл кричал в ответ. Сашка терпел неудачу. Кирилл прижал его к полу, залез верхом, он здорово одурел от драки! Напомаженный хвостик разметался и теперь свисал липкими лохмами, затеняя лицо; кривым от ярости, алым ртом дьяк изрыгнул клич и тут удары посыпались со всех сторон. Сашка силился подняться – впустую. Всюду мелькали ноги, тут и там в теле вспыхивала боль всевозможного сорта, от чуть заметной до ослепляющей. В горло протолкнулся соленый вязкий сгусток. Время будто застыло. Под гнусную музыку и полудикие крики Сашка крутился на полу, пытаясь скрыться от побоев, но его топтали, лупили, не давая вздохнуть. Среди общей неразберихи показалась крохотная босая ножка.

– Саша!

Регина выбежала на цыпочках. Сашка не слышал ее, лишь краешком рассудка зацепился за слова:

– Пожалуйста… Не говори моему отцу, где видел меня!

Нехороший удар пришелся по виску, тут же вызвав тошноту и гадкое ощущение битого стекла под костью. Вообще, особенно больно били по голове, Сашка скукожился в комочек и закрыл ее руками. Он успел поразиться, какое же это шумное занятие – каждый тумак взрывом гремел в ушах. Удары полетели по спине и коленям, они уже были без боли, все, как один бесконечный раскат.

Мелькнула мысль, что Регина видит его, поверженного, побежденного… Срамота какая! Тут же явилось озарение – надо спасаться, отстоять себя, Сашка резко вскочил, но зуботычины и его подхватили, поволокли меж вопящих людей, выворачивая локти. Что-то кричал Кирилл, но грохот крови в ушах не давал расслышать. Сашка дернулся, когда открылась балконная дверь, но дьяк остервенело толкнул его плечом в спину. Холодный прут перил впился в живот и с последним тычком Сашка полетел вниз.

Удар о землю прояснил мысли. Покачиваясь, Сашка поднялся и пошел вперед. В голове гудело, гудело все громче, а он крепился, однако усилия тщетны. Так бывает от шока – если ничего не чувствуешь, но тот проходит и боль накатывает сполна. Спустя неимоверно много дрожащих, нетвердых шагов, Сашка качнулся и земля притянула его, встретив пахучей весенней травой. Уже на исходе сознания он перекатился на бок, подтянул коленки к груди и ускользнул в забытье.

***

По выходным всегда суета, полный дом и необходимо помогать в бесплатной трапезе – проще говоря, Богдан не спешил рассказать отцу о часах. Легкость после удачного завершения с Травницей ввела в такую сладкую беззаботность, даже думать не хотелось о чем-то важном, уж тем более, отягощать себя неприятной беседой во флигеле. К тому же, Сашка сегодня уже успел поругаться с отцом, так что есть вероятность нарваться на дурное расположение. Но к вечеру, когда оттягивать было больше некуда, Богдан постучал в дверь флигеля. Отец был один и довольно приветливо его встретил.

– Я хотел кое о чем поговорить, – пробормотал Богдан.

Батюшка тут же пошел в наступление:

– О, прекрасно, тогда поговорим о том, что ты прогуливаешь уроки? – отец указал на старомодный телефонный аппарат у себя на столе,– Сегодня твоя учительница рассказала мне об этом, чем изумила меня несказанно.

Отец оказался напорист и очень осведомлен, Богдан не ожидал такого, стушевался.

– Этого не повторится.

– Андрей в бега, и ты решил показать норов? – отец, кажется, совсем не злился, хотя никогда не разберешь, что у него на уме.

– Тут дело в другом.

– И в чем же дело? – Иоанн внимательно посмотрел на сына.

Богдан поерзал на стуле:

– Отец, пожалуйста, не заставляй меня рассказывать. Но я даю обещание, больше досаждать тебе не буду.

Секунду батюшка размышлял:

– Что ж, добро. Так о чем пойдет речь?

Поглубже вздохнув, Богдан вцепился в стул и начал:

– Не знаю даже, как спросить… Я родился здесь, в городке?

Вопрос застал Иоанна врасплох, он немного помолчал, собираясь с мыслями:

– О, нет. Не здесь, – отец махнул рукой, – Давным-давно мы с матушкой отправились погостить к ее родне, они живут на юге – мы рассказывали вам, много раз. Там-то и происходила вся история с тобой. Не хорошо так получилось, об этом много трезвонили в то время и мы решили побыстрее забрать тебя к себе. – Иоанн погладил бороду, на минуту им завладели воспоминания, взгляд затуманился, на лице появилась улыбка, – Забавный случай тогда вышел, – пробормотал батюшка.

– Забавный!?

– Эмм… Я не о тебе, – немного протянулась тишина, – Ты что-то хотел знать о том месте, может, о сопутствующих событиях? Такой интерес вполне понятен, я расскажу, что знаю. Только вот знаю я совсем немного.

– Не хочу, – Богдан для убедительности потряс головой, – Ничего не хочу знать. Вообще, это так, праздный интерес, – неожиданно, во флигеле стало необычайно душно, так, что нечем дышать. Богдан сглотнул сухой ком: – Я пришел поговорить не совсем об этом…

– Так что же?– Иоанн вперил озадаченный взгляд в Богдана.

Слова застряли в горле. Страх того, что он собирался сказать похитил воздух из флигеля. Легкие схлопнулись. Одними губами Богдан проскрежетал:

– Я о часах…

Затрещал телефон, Богдан даже вздрогнул от его резкого звука. Отец поднял трубку. В миг лицо Иоанна приобрело выражение небывалого удивления, брови подскочили вверх, губы сложились в трубочку, он без конца повторял:

– Понятно… Да-да…Что вы говорите! Буду… Все ясно… – разговор продолжался недолго, Иоанн положил трубку и в задумчивости откинулся на высокую спинку стула. Растерянность стала отступать, взамен на лице отразилось удовлетворение, а следом появилась и сытая улыбка.

– Что такое случилось? – Богдана встревожил телефонный разговор, обычно отец сдержан и не выражает чувства столь явно.

С толикой нескрываемого ликования батюшка ответил: