Изгой

Мы шли по парку, в котором не знали, как оказались. Всё смешалось.

– Ты помнишь где машина? – спросил меня Барон.

– Должна быть на стоянке, у торгового центра. Только вот где этот торговый центр.

– Тогда давай вспоминать. Машину нужно найти непременно и желательно раньше, чем её найдут полицейские – в ней видимо осталось всё нелегальное, которое тянет на проведение двух жизней за решёткой.

Мы протаскались по городу в поиске машины около часа. Хорошо, что попалась хорошенькая старушка, божий одуванчик, которая объяснила нам как добраться до торгового центра.

Много ли таких как мы? Отчаянных и действующих назло системе людей. Очень мало. Раньше такими людьми наполнялись субкультуры и они действовали открыто. Теперь забитые остатки таких людей собираются кучками где-нибудь в подвале, и потихоньку читают проповеди, как Иисус однажды. Христос был запрещён и он создал субкультуру-религию. Теперь этой субкультуры придерживаются миллиарды людей, и, видимо жертва Иисуса была не напрасной. Тотальная истина кроется в моментах истории.

Самое ужасное будет, если не останется противодействующих системе элементов. Тогда – система победит окончательно и навсегда. Система – это огромный зверь, медуза Горгона, Левиафан, змей Горыныч. Она питается людьми, пока люди молятся ей.

На дворе было утро, а для нас это всё был один не прекращающийся день. Мы устали тратить деньги, курить траву, пить, нюхать порошок, поэтому, как только сели в машину, сразу же отключились.

4

– Господи, сейчас звонил Вася и пригласил нас отметить Новый год у них, – разбудил меня Барон.

– Какое число сегодня?

– Тридцатое декабря! Представь себе, чёртово тридцатое декабря.

– Ну и как, пойдём к ним?

– Думаю, можно. Правда, Васька, если напьётся – то держись – у него абсолютно съезжает крыша. Поверь мне, сколько бы мы с ним ни пили, поначалу всё ничего, но как доходит до кондиции – фенита ля комедия.

– Я думаю, всё будет нормально.

Со всеми нашими приключениями, мы вовсе позабыли о надвигающемся Новом годе. Да и погода особо не спешила нам об этом напоминать: была осенняя грязь, температура едва опускалась ниже нуля.

Мы решили снять номер в ближайшей гостинице и привести себя в надлежащий вид. Плечо Барона пришлось ещё раз обработать и обеззаразить. Потом мы зашли в парикмахерскую, где Барон было начал заигрывать с молоденькой парикмахершей. После, решили пройтись по магазинам, чтобы обновить свой гардероб – денег было полно и тратить их сплошное удовольствие. Мы были полностью обмундированы, чисты и гладковыбритые.

По пути в гостиницу, мы отобедали в прекрасном ресторане на тридцать две тысячи рублей – причём чаевых мы оставили на три тысячи. Потом заскочили в магазин, купили сигарет и бутылку хорошего виски. Придя в гостиницу, я сразу лёг на чистую постель. Барон включил телевизор и начал громко комментировать новости. Я был в состоянии полусна и половину его монолога совершенно не запомнил. Неожиданно я уснул и проснулся поздно вечером.

– Слушай, эти америкосы что вообще из себя представляют? – сразу спросил меня Барон, будто я совсем не спал.

– Какие америкосы?

– Американцы. Ты новости смотришь? – Он лежал на своей кровати в майке, трусах и носках, курил сигарету и выразительно жестикулировал руками.

– Нет. У меня нет телевизора. – Я сел на кровать и протёр глаза.

– Нет телевизора? – Он посмотрел на меня круглыми глазами и тоже сел на кровать.

– Ну да. Не имею привычки смотреть телевизор. Тем более нет никакой уверенности в достоверности той информации, которую тебе преподносят. Поэтому я выбросил его, чтобы лишний раз не искушаться. Его ещё тогда помню, бомж подобрал, не успел я отойти от помойки, – улыбнулся я.

– Достоверность, – насмешливо сказал Барон и улёгся обратно. – Это же новости – там рассказывают о событиях, которые произошли. Как они могут быть недостоверными? Ты чего?

– Вот так и могут быть. Понимаешь, тебе показывают не прямые события, а уже пережеванные, то есть уже с той стороны, с которой на них нужно смотреть. Ты разве не замечал этого? Чтобы иметь представление о каком-либо событии, его нужно видеть своими глазами, иначе – это всего лишь пересказ, либо сплетня, даже из источников новостей.

– Погляди-ка на него – лекцию начал мне читать. Я понял, но мне кажется, что ты слишком паришься. Будь проще: все эти теории заговора ни к чему не приведут. Ты параноик.

– Может быть. Просто я не хочу быть обманутым. Причём, ты сейчас сидишь, смотришь и веришь во всю эту информацию. Просто заочно веришь, потому, что не можешь не верить. А вдруг это ложь? Ты об этом не задумывался? Это же как религия.

– А что ты имеешь против религии? – сказал он и вновь посмотрел на меня, оторвавшись от телевизора. Видимо я ненароком затронул его за волнующую тему.

– Ничего особенного. Просто сравнил её с телевизором – вот и всё.

– Ну, знаешь, религия – это святое и если ты не веришь в бога, что очень прискорбно, если это действительно так, всё равно это не даёт тебе права оскорблять его.

– Слушай, я не хотел сказать ничего плохого насчёт религии. Просто, пойми… вот ты религиозный человек?

– Да.

– И ты можешь допустить отсутствие бога? Просто позволить отпустить свою веру.

– Думаю, нет. Да я и не буду этого делать.

– Просто ты не хочешь, а потому не сможешь понять правду. Для начала нужно просто допустить попробовать поверить в то, что религия – туфта.

– И что тогда будет? Прозрение? – засмеялся Барон.

– Понимание того, что бог не помогает людям, и все молитвы – это пустые слова в никуда; все поклонения и исповеди – это желание быть оправданным; все притчи о рае и аде – неизбежность человеческой участи; все эти грехи и праведность – это ограничение человеческих действий и ограничение мыслей. Ты тратишь время на всё это, вместо того, чтобы действовать. Ты этого не понимаешь и мои слова пропускаешь сейчас мимо ушей, потому что отказаться от религии достаточно трудно. Она заседает в человеке как рак.

– Ты погляди на него. Ты хоть Библию читал?

– Читал. Я верил, так же как ты. И вообще, ты задумывался обо всех этих грехах, об аде и рае? Подумай о том, что существуют смертные грехи. И сколько из них уже осуществил ты? И что-то я не вижу, что все верующие ходят нищие в лохмотьях и подставляют вторую щёку. Ад к чёртовой матери переполнен. В раю тогда сидит Иисус и ревёт по людям, со своими апостолами и ещё десятком людей. Все остальные внизу: и кто раскаялся, и кто верил от всей души. И ты веришь?

– Да. Я хоть и грешен, но признаю все свои грехи. И я не стремлюсь куда-то в рай, я понимаю свою обречённость. Так что я просто верю и понимаю, что я поступаю неправильно. В чём-то ты прав, но ты меня не переубедишь.

– Я и не хочу тебя переубедить. Я изначально сказал, что это трудно. Просто пойми: смысл не в вере, а в делах. Так что, если человек и придерживается религии, то мне кажется он должен соответствовать своему мировоззрению и Писанию. Хотя, мне это не по душе, честно говоря. Но, что поделать.

– А что тогда происходит с человеком после смерти, если не библейский сценарий?

– Не знаю, тогда и узнаем, когда придёт время. Ну а так, чисто гипотетически, то мы просто растворимся в бытии, как сахар в воде.

Мы замолчали. Барон переключил канал и как-то иначе поглядывал на меня. Мы разлили по стаканам виски и смеялись над идущей по телевизору комедией. Больше тему религии мы решили не затрагивать.

Позже Барон уснул, а на меня напало вдохновение. Я достал толстую тетрадь и принялся записывать свои мысли и часть нашего диалога с Бароном. Сначала я написал большими буквами одну фразу: «Стоит ли во имя всемогущего господа жертвовать собой?» – и просто глядел в глухую стену. Я просидел около получаса, потягивая горький виски, размышляя в непрерывной тишине, и записывая все мысли на бумагу.

Потом я лёг на кровать и вслушался в тишину. В тишине, такой мёртвой, у меня случился непонятный звон в ушах. Он не даёт человеку почувствовать эту тишину, ведь тишина сводит с ума. Она по-настоящему может дать человеку проводить чистый, без внешних примесей, диалог самим с собой. Поэтому звон встаёт на защиту психики и говорит: «Не надо слушать тишину – в ней сокрыты воистину важнейшие тайны, познав которые, человек никогда не сможет стать прежним». Я услышал это в этом звоне.

5

Я проснулся днём, тридцать первого декабря, в сильнейшем подъёме духа и желании свернуть горы. Барон встал раньше меня и умывался в ванной.

– Который час? – спросил я.