Властитель груш

– Я не прошу устраивать большие поиски, переворачивать квартал, просто… Держите меня в курсе.

На суровом лике старца ни единая морщина не шевельнулась. Его зять наклонил голову, умело изобразив понимание и сочувствие.

– Посмотрим.

***

– Едва ли они его держат, – заметил Гёц, когда они поднялись от канала аж до крайнего фонаря на соборной площади.

Штифт покачал головой.

– Ну, разумеется. Был резон показать мне его в первый раз, теперь же… Разве что сразу тихо убрали.

Старший агент имперской разведки пребывал в дерьмовом расположении духа, как сказал бы отец. Прямо-таки немного обидно в тот самый первый за долгое время вечер, когда Господь снизошёл до Готфрида и подбросил хоть один славный шанс наклонить доску к себе.

Хотя он, конечно, шпиона понимал. В том, чтобы своих людей терять, приятного нет ни капли. Хуже всего даже не тот момент, когда человек исчезает, а всё время после этого, когда он так и не появляется. И ты вынужден по новой тратить драгоценное время, а с ним неизбежно и деньги, в попытках только натаскать новичка на то, что пропавший делал, не почесавшись.

– Идём, угощу тебя выпивкой, – предложил делец, кивнув в сторону Серебряного Пути.

Удивительно некривой проспект так поименовали за то, что денежки полной струёй перетекали по нему от рынков до собора и обратно, но Гёц сейчас имел в виду всего лишь дорогу к Вихрю Бовриса. Любая мало-мальски приличная улица в Кальваре рано или поздно приведёт тебя к кабаку.

Серебряный Путь, впрочем, ещё и предложит пару вариантов на выбор.

– Не время. Угостишь меня, когда насадишь башку Даголо на шест.

Ну, что ж, тоже неплохо – не придётся несколько пфеннигов тратить. Трезвость Гёц весьма уважал, покуда эта черта оставалась привилегией меньшинства и не мешала зарабатывать.

– Я так понимаю, гостинцы из Арсенала у тебя?

– На складе у Мюнцера, да.

Шпион громко цыкнул в темноте.

– Не бзди. Курт ландскнехт и пьяница, но не дурак. Пока у него на складе бренди и порох рядом лежат, он своих заставит там на цыпочках ходить.

– Меня не искра беспокоит, а сам Курт.

– Слишком уж хреновые отношения у них с Даголо сложились за всё то время, что он у нас гонит, – усмехнулся Шульц. – И Даголо скорее шляпу сожрёт без соли, чем предложит Курту, сколько я предложил.

– Рад, что ты так уверен…

Они вышли из межфонарной полутени к следующему столбу, но тон агента остался таким же сдержанным и осторожным, как когда его укрывала завеса тьмы.

– Проклятье!

К ним постепенно приближалась тёмная фигура, что резво двигалась в направлении от следующего из фонарей, указывающих дорогу к Вихрю. По лёгкой и настороженной походке, по мечу на поясе, по торчащему перу Гёц мигом признал Эрну.

Штифт, видимо, опознал её ещё раньше – сказывался месяц ночных наблюдений. Его нос смотрел в сторону ближайшей подворотни с явным намерением задать стрекача.

Подобное Шульц видал не раз, да и пресекать такие попытки ему частенько случалось.

– Спокойно, – прошипел он, умело ловя агента за плечо прежде, чем его инстинктивное движение успело стать достаточно похожим на бегство.

– Гёц!

После глаз-буравчиков Колёсного Дирка делец встретил взгляд мечницы спокойно, как отожравшийся волк.

– Чего это и ты тут шляешься?

Готфрид глубоко втянул носом воздух. К запахам вечерней прохлады, речной сырости и лёгкого недоверия примешивались отчётливые нотки грушевого бренди. И в этот раз поблизости не смердела ни одна винокурня.

Испытанный нос отлично различал оттенки винного духа, витающего над клиентами. То, что он улавливал сейчас, стояло посредине между «Немедленно прекрати на меня пялиться, урод, не то…» и «Ладно, так и быть, угости меня стаканчиком, но после…»

– Заговоры плету вот, – спокойно ответил он.

Штифт вежливо кашлянул и наступил ему на ногу. Гёц не издал ни звука, но твёрдо решил: ещё один такой шажок, и он при полном соблюдении конспирации натравит Эрну на имперского лиса.

– Это мой приятель из Грисколя. Дешёвое сукно, много – я говорил.

– А-а. Мутотень торгашеская… – женщина демонстративно приложила ладонь к приоткрытому рту. – Давно у нас в городе, приятель?

– Пару дней как, госпожа, – отозвался шпион, легонько качнув головой – ровно так, как подобало купчине средней руки при встрече с кем-то не шибко значительным, но всё же в своём уголке не последним.

Эрна, впрочем, только хмыкнула.

– Я не госпожа. Я Эрна.

– Пару дней как, Эрна, – охотно повторил Штифт, беззлобно усмехаясь.

– А я тут…

Она махнула рукой в направлении мрачного квартала ткачей; её губы бессильно кривились в попытке подобрать слово.

– А-а, м-мать, всё равно уже не важно.

Не то, чтобы Гёц её никогда такой не видел, и не то, чтобы она с отравой в желудке держать в руках себя не умела – но сейчас, на самой границе с цеховиками, с мечом у пояса да после стакана смелости её тут оставлять точно не стоило.

– Давай-ка провожу тебя к «Короне», – быстро проговорил он, протягивая к мечнице левую руку.

Правая же исподтишка яростно ткнула спутника в бок: давай, исчезни, пока к тебе интерес потеряли.

– Пойду я, пересчитаю рулоны, – тотчас буркнул шпион и скрылся. Только облезлый плащ махнул за углом, как хвост.

Эрна охотно зацепилась за предложенную руку. Локоть Шульца потянула к земле та часть мечницы, которую в столь поздний час ей не слишком хотелось волочь самой. А ведь со стороны вряд ли понятно, кто кого куда ведёт, при их-то разнице в росте.

Впрочем, кто в такой час смотрит с этой стороны, кроме пары-тройки соглядатаев от Штифта, Дирка и, быть может, Карла Даголо?

– Что у тебя на уме, Гёц? – тёплое дуновение коснулось левого уха вместе с вопросом.