Властитель груш

Эрна стиснула зубы, чувствуя, как свирепеет от этой ухмылочки, глубоко вздохнула и кашлянула, коснувшись пальцами горла.

– Дай горло промочить, – услышала она свой голос, чуть надломившийся по новой.

– Конечно – хочешь винца?

Удивительно, но вместо того, чтоб при словах о жажде схватиться за гульфик, Гюнтер потянулся к кувшину на окне. Женщина молча кивнула и отхлебнула из грубоватой глиняной кружки, глазами проследив поверх заднего её края за Сивым. Тот опустил кувшин на стол, повернулся к ней и подбоченился, чтобы из-за ссутуленных плеч не проиграть в росте.

Третий ворюга, чуть помладше Гюнтера, но с солидной плешью, скорбно вздохнул и занялся сбором монеток.

В мутноватой красной жидкости без труда угадывался плод тяжких трудов местных крестьян с местными чахлыми виноградниками, на вкус вязковатый и кислый. Горло тут же напряглось, размышляя, не выкашлять ли ему обратно то, что дрянная хозяйка задумала проглотить.

Сделав над собой усилие, она обуздала непокорную глотку и мужественно дошла до дна.

– Совсем жажда замучила? – сочувственно поинтересовался Сивый, демонстрируя неполный комплект зубов, когда Эрна сделала шаг ему навстречу и потянулась за кувшином.

С плотно сжатыми зубами она подняла глиняный сосуд со стола – и с огромным удовольствием раскрошила его вдребезги о голову вожака.

Хюгел и номер третий рыпнулись с обеих сторон стола почти сразу. Именно это «почти» и отделяло их от главной душегубки Даголо. Когда Сивый растянулся на полу и заревел от боли, левая рука женщины уже сжимала стилет, сияющий, как офицерская кираса.

Острие нацелилось на шею парня чуть пониже кадыка. «Тихо ты!» – мысленно цыкнула она мечу, свирепо гудящему с пояса: «Пусти кровь, давай!»

– Ну-ка брось эту штуку!

Плешивый, вооружившийся дубовой скамеечкой, недружелюбно засопел.

– Не то племяш кровью захлебнётся!

Скамейку покорно опустили на место. Хюгел застыл с разведёнными руками, пуча на неё разом испугавшиеся глаза и почти не дыша. Вот теперь точно хорошие мальчики.

– Сивый! Живой?

Эрна покосилась на Гюнтера, шарившего по полу вокруг себя в поисках опоры. Ни следа надлома в голосе не осталось – питьё, хоть и дрянное, всё же немного помогало. Прекрасная тошнотворная смазка для горла.

– С-сука… – простонал Сивый в ответ. Что ж, звук достаточно жизнеобразный.

– Тут кой-чего не хватает. Грошей на семь, если я считать не разучилась? Старик должен получить всё и сразу.

– Глюм, отсыпь ей… м-мать…

Плешивый Глюм медленно подошёл к сундуку, не спуская с неё глаз, достал другой свёрток с деньгами и украдкой принялся копаться в нём. Как будто она отсюда не видит, что там такая мошна припрятана, с какой можно целый сезон на боку лежать.

Держась одной рукой за голову, Гюнтер сумел отползти в сторонку и прислониться спиной к стене под окном.

– Глюм, у меня рука устала. Ты б не ковырялся там, как курица в дерьме.

Буркнув что-то неразборчивое, плешивый наконец вернулся к столу и демонстративно ссыпал обратно в кошель и то, что они поначалу хотели всучить, и «добавку».

– Отличненько!

Эрна резко отвела клинок от горла парня. Короткий алый штрих на коже тут же пустил скупую слезу.

Она обогнула стол и присела на корточки подле вожака. Кровь врезала по ушам недовольным гулом, но тихо клокотавший в груди гнев пока заглушал прочие позывы.

– Посмотри на меня, хер сивый, – негромко прошипела она, держа стилет наготове. Пальцы правой руки нетерпеливо постукивали по колену.

Сивый, перемазанный кровью и местным вином – поди разбери, что из этого дряннее, – медленно поднял голову. Один глаз залило, под кожей ходят желваки, правая ладонь сжалась в кулак так, что костяшки побелели.

«Давай, ударь меня», – раздался изнутри её другой голос; однако вслух она ничего не сказала, а Гюнтер без призыва и всего лишь с парой подпевышей дёргаться не стал.

– Если хочешь что-то перетереть, идёшь ко мне. Не к Карлу, не к Стефану, не к Старику или ещё какому фуфелу, а ко мне. Усёк?

– Усёк.

Он внимательно глядел на неё одним левым глазом. Смирением тут и не пахло, но оно ни к чему. Смирение только монаху на пользу.

– И в следующий раз, когда я сюда приду, я рассчитываю увидеть должное уважение, а не сраные девчачьи шпильки по поводу скачек и остального дерьма, усёк?

– Усёк…

– Славно!

Она занесла руку, чтобы напоследок расквасить Сивому нос, но за миг до удара передумала и похлопала зажмурившегося негодяя по щеке.

– Когда сбагришь сукно, я жду твою половину для Старика. Не заставляй меня за тобой бегать. Чем больше я бегаю, тем жирнее сбор.

Подхватив со стола мешок с деньгами, налившийся жизненными соками и подобающей тяжестью, мечница подошла к двери, только тут заткнула стилет за пояс и обернулась к троим мужчинам. Те дружно ответили ей взглядами, полными страха и ненависти.

Так и должно быть. Так, собственно, пару месяцев назад и было. Посмотришь – и душа радуется.

– Не налегали б на эту мерзость, – посоветовала она, так и не вспомнив, чем ещё хотела напутствовать их с порога, и постучала согнутым пальцем по виску. – Голова болеть будет.

***

С двенадцатым ударом соборного колокола Гёц спустился с Большого рёйстерского моста. От пяток до кончиков ушей его тут же объял воздух Красильного Угла, густо насыщенный запахами возгоняемого зелёного змия, нагретой мочи и дубильного состава из кожевенных мастерских в восточной части квартала. Столько денежных мест на одном маленьком пятачке, и каждое смердит так, словно там у Бёльса личный нужник.

Местный кабачок Лелой возвёл на холмике посреди зловонного района. Раньше тут жил ростовщик Брюггер – его вздёрнули ещё до приезда Готфрида в город. Видимо, смысл в том, чтобы в месте культурного отдыха уважаемых красильщиков и скорняков гулял ветерок и хоть немного разгонял миазмы.

Эффект не шибко впечатлял, но кальварцы любят говорить, что они хотя бы попытались.

В последний раз делец прокрутил в голове заход к соблазняющей беседе, ощупал кончиком языка верхние резцы и постучался в непривычно запертую дверь.

Приоткрылась она очень не сразу. В щели возникло смуглое лицо с серьгой в ухе, зато без половины носа. Харя амморийского разбойника, которого Лелой взял в подручные за полное отсутствие совести – такой просто так на двери не стоит.

– Ты, – спокойно заметил Диего Спанс и оглянулся куда-то внутрь зала. – Хотел чего?

– Лелой тут?

Спанс снова покрутил головой, вытянул губы в трубочку. Не слишком похоже на колебания. Скорее, на придуривание или страшный затуп. О пристрастиях полуносого амморийца Гёц не больно-то знал, но по крайней мере его зрачки сейчас имели нормальный размер.