Он молча кивнул, усаживаясь на опасно высокий табурет. Валон ловко наполнил две кружки, смахнул пену дощечкой в виде рыбы и толчком послал пиво прямо в шульцевы лапы. Тот повернул пинту маленьким пятнышком крови от себя и едва поднёс ко рту, когда новое ощущение вдруг остановило руку.
– Ты в нём портянки стираешь, что ли?
– Чего?
– Понюхай это пойло.
Лелой поводил широким носом над кружкой, опустошённой на треть.
– Обычное пойло без запаха, – протянул он, пожимая плечами. – Как и всё остальное.
Гёц решительно опустил пиво на стол.
– Я слышал, у тебя был спор со Стариком из-за груза травы для красильщиков.
– Уладили. Ты хотел руки погреть или нас помирить?
– По ситуации.
Пальцем он ненавязчиво подтолкнул кружку на ту сторону. Давай, голубчик, пей до икоты.
– Да знаешь, у нас, валонов, в крови вечно Бёльс бродит, вот и срёмся с утра по мелочам. А к вечеру уж миримся, обнимаемся и идём накидываться, – глубокомысленно изрёк Джакомо, продолжая жестикулировать пивом.
Что же это, изъявление верности или попытка набить цену?
– Поэтому ты здесь так хорошо устроился?
– Поверишь, если скажу, что это потому, что мы со Стариком земляки?
– Хрена с два.
Лелой хохотнул и подцепил вторую кружку.
– И то верно. Но придётся признать, моя кровь – большая сахарная вишенка на пироге, который называется «Я верю этому засранцу». И знаешь, почему?
Гёц мотнул головой.
– «Бей валонов»! – внезапно громко рявкнул вожак Пестряков. – Такое тут кричат чаще, чем «Бей хафеленских!» или «Бей холемских!», а? Пока серебро рекой течёт, можешь говорить что угодно, но, если прижмёт – старый козёл первым делом пошлёт ко мне.
– Понятно, – бесцветно протянул делец.
Не торопясь, он поправил берет на голове и спрыгнул со стула на пол. Взгляд валона последовал за ним.
– Бывай, Гёц, не кашляй. Если надумаешь-таки пасти кого-то за рекой, попроси меня, ладно?
– Как скажешь.
До чего досадно ретироваться, поджав хвост: по всему выходило, что он натурально просрал целый час с гаком на прогулку в вонючий райончик, только чтобы узнать, что пропавший агент имперской разведки сегодня пойдёт купаться!
Разум упорно твердил, что за пристойную цену Лелой и мать бы родную продал, пускай та со всех сторон самая чистокровная валонка, а плата – мерзотное грирское золото с отчеканенным профилем кайзера… Однако чутьё гнало дельца прочь. Теперь, когда у Треф появился столь внушительный союзник, у него изрядно поубавилось охоты пускаться в рискованные сделки. Безопаснее подумать о том, как бы в нужный день удержать валонского капитана с его ароматной бандой подальше от побоища.
– Лелой! – позвал он, остановившись у двери. – Ты б нанял хоть кого-то с работающим носом, а? Твоё пойло будут влёт тогда раскупать.
***
– Здравствуй, дорогуша!
Дачс развалился на табурете у сторожки с трубкой в зубах; приветственную тираду он наверняка мусолил на языке все те минуты, что Эрна карабкалась вверх по склону ко входу в Палаццо. Его поза, тон, одиночество – всё вопило в один голос: «Я тут помираю со скуки! Дай же мне к тебе прикопаться!»
– У всех детишек конфетки отобрала?
– Только у твоих, – без лишней злобы бросила женщина.
Желания вступать в очередную невероятно остроумную пикировку под вечер не осталось ни капли.
– Старик один?
– Да, прям как я, – проворчал громила в ответ, почёсывая шею.
– Трезв ещё?
– Четверть часа назад орал на лакея, где Эрна и Карл, бесы полосатые. Орал вполне чле… членоде… тьфу, что за слово ублюдское?
– Члено-раздельно? – она нетерпеливо взвесила мешок с деньгами на ладони.
– Ага, вот так. Едрить ты умная, а? Может, поучишь меня другим словам?
– Поди Бёльса в зад поцелуй – может, он тебя поучит.
Вздохнув, она поплелась по дорожке с проклятыми «налогами» в обнимку. Пасовать – не в её привычке, но кому охота спешить, когда тебя давно поджидают, при этом усердно накидываясь и обкладывая слуг по матери?
Сегодня Даголо пил в одиночку. Обычно он не позволял убирать пустые тарелки, бутылки и кувшины со стола, пока сам из-за него не поднимется. «Два прибора, три кувшина, – не потребовалось много времени, чтобы пересчитать посуду, – похоже, всё только началось».
Свободной рукой она стянула с головы берет. Взгляд снова споткнулся о пустоту на месте шикарного белого пера. С огорчённой бранью за зубами Эрна как тень пересекла трапезную, плюхнулась на один из множества пустых стульев.
Кошель с рентой громко опустился на стол.
Даголо медленно перевёл помутневший взгляд со стакана на денежный мешок, а с мешка – на неё.
– А, это ты.
– Ты ждал, и вот я тут, – хмыкнула мечница. – С монетами.
Старик уставился на кошель, откинулся на спинку кресла и устало махнул рукой.
– Да и хрен с ним. – Из его груди вырвался тяжёлый вздох. – Ты знаешь, она сбежала.
Такого Даголо она точно не ждала сегодня увидеть. Да и вообще увидеть когда-либо после того, как преставилась его жена, по правде говоря.