Одно Целое

– Не знаю. С одной стороны могут помниться какие-то обиды, которые сейчас я бы даже не воспринял как обиды или что-то мало-мальски существенное. Наверное, это мешает. А с другой – у меня нет какой-то щенячьей радости по прошлому, какой-то разрушающей ностальгической грусти, желания вернуться в школу, например, или типа того. Поэтому я могу идти дальше, так как это интересней, жить, пробовать развиваться.

– Хм. А я вот списываю всё на опыт, даже плохое, – разворачивает мысль Лена. – Всё перерабатывается и выходит в виде опыта, «то, что нас не убивает, делает нас сильнее». Помнишь это изречение Ницше?

– Помню, конечно. Оно настолько часто используется, что уже замылилось до безобразия. Хотя суть вещей отражает, тут не поспоришь.

– Вот он – господин Циник Сарказмович: «Клише, замыленные цитаты», – Лена немного куксится.

– Да ладно, я не то имел в виду. Ты, видимо, позитивнее меня или мудрее, или и то и другое, если у тебя получается переработать, получить опыт и относится ко всему с более-менее добротой. Я же застрял на стадии, что вот есть – как есть, случилось – как случилось. Если хорошо, значит хорошо, порадуемся. Плохо, ну что поделать, хрен с ним, идём дальше. Но запомню этот момент именно таким, как он есть, без прикрас. И в будущем, при встрече с чем-то похожим, буду решать: надо оно мне или нет, исходя из ощущений предыдущего опыта.

– Тоже неплохой вариант, – чуть улыбается Лена.

Ветки потрескивали дальше, огонь горел, мы продолжали рассуждать о чем-то ещё, вспоминали что-то ещё, пока совсем не стемнело.

Глава 25

До отеля мы добрались уже за полночь. Зашли, поздоровавшись с портье, и направились к лифту. В холле было немноголюдно. Шум веселья открытия стих, большинство гостей разъехалось. Мы поднялись на наш этаж, зашли в номер, повесив табличку «не беспокоить». Было холодно: окно осталось открытым после нашей спешной погони за Тамарой и Сержем, так что ветер гулял в своё удовольствие.

– Что дубак-то ттакой? – Лена ёжилась от холода.

– Да вон – окно нараспашку, сейчас закрою, – отвечаю я, направляясь к окну.

– Я сегодня здесь побуду, ты не против? Не хочу находиться в одиночестве.

– Нет, конечно, оставайся. Я и сам хотел тебе это предложить.

– Тогда я душ приму, переоденусь и приду, – Лена выходит из номера.

– Хорошо.

Я сбрасываю с себя одежду и иду в душ, чтобы смыть эту усталость и непонятность от всего происходящего. Вода омывает моё тело и лицо, я согреваюсь. Кайф. Мог бы так вечно простоять. Наслаждение сиюминутного блаженства. Вся история жизни – лишь бегство от одного такого наслаждения к другому. Все вечные ценности настолько глобальны и эпохальны, что они даже не замечают тебя, им на тебя наплевать. Ты им следовать должен, а им на тебя наплевать. Немного несправедливо, не правда ли? А маленькие ценности и радости, как этот вот душ сейчас или чашка кофе поутру, они здесь с тобой, они помогают тебе наслаждаться. И в чём же тогда прикол глобальных ценностей? В том, что тебе придёт какое-то озарение на смертном одре, и ты станешь дико просвещённым? Не кажется ли вам, что будет уже малость поздновато? Мы постоянно во что-то верим, на что-то надеемся. Вот завтра всё обязательно исполнится, чудо произойдёт. А потом, когда чуда не происходит, мы переосмысливаем его, говорим ну вот оно и чудо: прожили как-то, сделали что-то, и вот теперь оказалось, что всё правильно, так предначертано и, на самом деле, действительно, всё необходимое дано и, собственно, всё хорошо. Занавес. Бред. Что это за херня?! Почему с такой лёгкостью предаются детские мечты. Почему не замечаются маленькие радости? Мы вечно куда-то идём, а когда доходим, то видим огромный баннер с надписью «Молодец, дошёл!». И всё. Мы спрашиваем себя: «И что?». В ответ тишина. Только дополнительные вопросы: «а ты сюда шёл?», «ты точно сделал всё правильно?» Ведь если ты шёл сюда и сделал всё правильно, то должен получить ответы, что-то как-то прояснить для себя. Ты же не просто шёл, а ГЛОБАЛЬНО, ЭПОХАЛЬНО. А там баннер: «Молодец, дошёл!». Что было по пути, ты же уже забыл, в этом же не было СМЫСЛА ВЕЛИКОГО. Можешь попытаться вспомнить и поностальгировать. Молодец, дошёл. Жизнь-то она сейчас и сейчас же. Хорошо тебе сейчас, значит, хорошо всё, плохо, значит, попробуй переделать в хорошо. Усложнения ни к чему не приводят. Можно повздыхать о прошлом, оно было. Можно помечтать о будущем, оно будет, наверное, скорее всего. Но жажда сейчас лишь понятна. Жажда жизни, ощущение радостей, пусть маленьких и сиюминутных, но настоящих. Воспоминание о радости, мечта о радости – не то же самое, что радость. Испытай её, насладись ею. Не пытайся запротоколировать, запомнить.

– Эй, ты здесь? – Лена заходит в номер.

– Да-да, – пытаясь перекричать шум воды, отвечаю я, – сейчас иду.

– Не торопись, я пока налью чего-нибудь выпить. Ты как, будешь?

– Давай. Там на столе, что-то, вроде, оставалось.

– Ага, вижу.

Сиюминутные радости, временные анестезии. Убегая от действительности и глобальности, укрываемся в нашем маленьком полуразрушенном замке, запираем двери на засов. Напиваемся и держим оборону от атакующих событий и предчувствий. Завтра наступает сегодня, вчера уже было, у нас есть только сейчас.

Глава 26

Художественный вымысел рождает в голове самые яркие краски. Он резонирует с душой, сердцем, звенит внутри нас, орошая дивным светом прекрасных временных иллюзий. Оставаться в них огромное наслаждение. Звучат лучшие отрывки лучших произведений лучших авторов, они сплетаются в фонтаны лучезарной энергии вдали от хаоса, разрушения и кошмара. Создаётся собственная альтернативная вселенная, которая ощущается совершенно реально. Эти сны в сладком забвении и полном отрешении от хода дел мирской суеты раньше постоянно окутывали нас, теперь же они стали редки и, тем самым, очень ценны. Хотелось бы верить, что это обволакивающее ощущение не растворяется и уходит из наших жизней, а просто концентрируется, чтобы выплеск был сильнее и направленнее. Раньше мы совершенно не замечали этих снов, они были сами собой разумеющимися, были нормой жизни. После пребывания в буднях мы погружались в ночное исследование внутренней вселенной, затем просыпались, и снова был обычный день, а потом снова ныряли с головой во сны. Мы летели, держась за руки, смотрели по сторонам и улыбались тому, что происходило вокруг и с нами. Сейчас мы уже не созерцаем их с тем же завидным постоянством и начинаем ценить каждую возможность такого путешествия.

Мы лежали с Леной под одеялом, когда сквозь пасмурные облака начали прорываться солнечные лучи. Они проходили сквозь оконные занавески и прыгали нам на глаза, пытаясь разбудить. Отмахиваясь и отворачиваясь от них, мы пытались сохранить остатки сна ещё хотя бы на несколько минут, но ничего не получалось, и пробуждение становилось неизбежным.

– Доброе утро, – открыв один глаз, сказал я новому дню.

– Доброе, – отозвалась Лена, – который час?

Я потянулся, посмотрел на часы, было десять минут двенадцатого.

– Мы проспали почти до полудня, думаю, пора вставать, – говорю я.

– Да, сейчас, – отвечает Лена, привстаёт на кровати, я смотрю на неё. Она похожа на такого милого совёнка с растрёпанной шевелюрой и заспанными глазами. Такого очень дорого моему сердцу совёнка.

Мы приводим себя в порядок, проводим необходимые утренние процедуры и спускаемся в кафе отеля на поздний завтрак. Выпив кофе, окончательно просыпаемся.

– Нужно ехать в больницу, – выдыхая, произносит Лена,– последняя встреча была какой-то совсем не правильной, теперь, надеюсь, всё будет иначе.

– Я тоже надеюсь, что нас пустят, и Тамара захочет нас видеть. В её глазах читалось какое-то смятение, – отвечаю я.

– Не говори чепухи! Конечно, захочет! Она попала в аварию, поэтому и ведёт себя так, – пытается взбодриться уверенностью Лена.

– Как так? – видя её сомнения, спрашиваю.

– Так…Так… – Лена немного теряется.

– Так, что разлюбила и мы стали ей безразличны? – продолжаю я.

– Нет… Не знаю… Надеюсь, что нет.

– Может, дать ей какое-то время? – пытаюсь предложить какие-то варианты я.

– Она была странной, я согласна. Но это вовсе не означает, что мы вот так должны пустить всё на самотёк и не общаться с ней. Я так не могу, – Лена вновь обретает уверенность в голосе.

– Я тоже не могу, но давай хотя бы не будем давить на неё, не будем расспрашивать ни о чём, а просто побудем с ней. Захочет – расскажет, не захочет, тогда просто время вместе проведём. Пусть немного придёт в себя. Я уверен в том, что когда ей станет лучше, она обязательно поделится с нами своими мыслями и переживаниями. А сейчас, мне кажется, что ей хочется просто как-то осознать, что у неё внутри происходит.

– Наверное, ты прав, кроме теплоты и поддержки мы вряд ли что-то сейчас сможем предложить, – соглашается со мной Лена.

– Тогда допивай кофе, и пойдём.

Глава 27

В ожидании встречи мы волновались, хотя и не показывали вида. По дороге к больнице почти всё время молчали, просто смотрели в окно и периодически щурились, так как солнце стало светить достаточно ярко. Утренняя пасмурность рассеялась и канула куда-то вместе с ветром и накрапывающим дождём.

К Тамаре мы попали, на удивление, легко, даже не пришлось продумывать какие-то шпионские способы, как вчера. Охранников не было. Мы поднялись по лестнице, прошли по коридору, остановились возле двери её палаты, переглянулись и мысленно сказали друг другу, что всё будет хорошо. Затем, наконец, набрались смелости, постучались и вошли.

Тамара была рада нас видеть, может, специально ждала для чего-то, может, просто соскучилась. Вид у неё был посвежевший, хотя и немного уставший от больницы. Она сидела на кровати, периодически поправляя волосы, что спадали ей на плечи милым беспорядком. Мы улыбнулись друг другу и обнялись. После обмена парой общих фраз разговор перешёл в лёгкое воздушное русло, без перипетий и расспросов. Просто что-то такое хорошее происходило в тот момент в больничной палате. Тамара ничего не рассказывала, а мы и не спрашивали. Наслаждались друг другом, будто ничего и не сучилось. Я периодически выпадал из разговора и наслаждался этой атмосферой. Она растекалась по мне приятным потоком и избавляла от переживаний. Разрушать этот хрупкий баланс никому не хотелось, и мы очень осторожно и трепетно пытались его сохранить. Минуты ускользали со скоростью секунд, час, другой, третий и вот уже за окном стемнело. Сотрудники больницы то и дело пытались выпроводить нас, говоря, что время посещений закончилось. С каждым их заходом в палату намёки становились всё сильнее, и, в конце концов, нам пришлось начать обмениваться прощальными объятиями и поцелуями. Тамара благодарила нас за визит, говоря, что очень хорошо провела время, мы обещали непременно прийти завтра.

Выйдя из больницы, Лена буквально светилась от счастья, моё лицо выражало схожие эмоции. Отойдя несколько метров, мы обернулись и помахали Тамаре, которая провожала нас взглядом, стоя у окна. Затем двинулись в сторону остановки, погружённые в собственные мысли и фантазии. Нам не требовался обмен словами, мы и так прекрасно понимали друг друга и разделяли между собой каждое мгновение пережитых положительных эмоций.

Мы ехали на автобусе, но, переглянувшись, решили выйти на несколько остановок раньше, чтобы немного прогуляться.

– Как думаешь, скоро её выпишут? – начала Лена.