Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена

«Как называется другой изучаемый вами метод?»

«Метод Гаусса.»

«Верно. И в чем же их принципиальное отличие?», не убирая палец с листа бумаги и продолжая смотреть отличнице прямо в глаза, спросил профессор.

«С точки зрения затрат времени на вычисления, метод Крамера имеет сложность по элементарным операциям сложения-умножения порядка О Эн в четвертой степени, что сложнее, чем метод Гаусса при прямом решении системы», слово в слово считала Зубрила, время от времени стыдливо понимая глаза на экзаменатора.

«Источник?», поинтересовался профессор, улыбнувшись и слегка склонив голову влево.

«Вот этот учебник», незамедлительно открыв заложенную страницу и подвинув к нему книгу, отпарировала Зубрила.

«А как же наши лекции?», с деланым чувством сожаления об упущенной возможности ответил профессор. «Поправьте меня, если я не прав, но мне почему-то кажется, что я рассказывал вам о том, что совсем недавно было показано, что метод Крамера все же может быть реализован со сложностью О Эн третьей степени, которая сравнима со сложностью метода Гаусса. В учебнике этого нет, потому что он стар, стар как ваше отношение к науке. Наука подразумевает ежедневную работу, ежедневное обучение, ежедневные ошибки и достижения, а не раз и навсегда записанные на бумаге слова и чертежи. Было бы так, вы бы сегодня так и жили в лачугах, не ездили бы в своих автомобилях и не понимали бы, почему птицы не падают, а рыбы не тонут. На третий вопрос отвечать собираетесь, или может последуете примеру первопроходца?»

Получить удовлетворительную оценку чтобы лишь только не срезаться на первом промежуточном для Зубрилы было бы личным позором. Мама говорила, что там еще сильно работал фактор ее семьи: отец работал в одном из министерств, мать – в силовых структурах. Перенести двойную нагрузку на второй промежуточный? Такая перспектива тоже пугала. Короче говоря, она решилась на самую низкую оценку, гарантирующую ей проход во вторую половину курса без долга.

Зубрила вышла бледной и поникшей. Привыкнув к методу «два блестящих промежуточных, на основе которых автоматически выводится окончательный результат», бедняжка не знала, как дальше жить. Первая провалившаяся сессия, причем на промежуточном этапе, выбила ее из колеи на несколько дней. Она молча села рядом с Главой, который решил пока ничего у нее не спрашивать.

В конечном счете, из двадцати с лишним человек лишь двое получили заслуженный отличный балл, еще трое заработали оценку «хорошо», остальные же либо соглашались на минимум, либо сдавались без боя, попросив отложить сдачу этой части курса до конца семестра.

Мама тоже была в числе тех, кто согласился на низший балл, лишь бы не срезаться, и пройти дальше. Зато к следующему промежуточному она готовилась как следует. Она поставила целью выучить то, что выпало ей на экзамене – выучить по-настоящему, понимая то, что читает, пробуя на практике, сравнивая результаты применения различных методов, интересуясь новыми достижениями науки в этой сфере.

В преддверии второго промежуточного экзамена она попросила у профессора выделить ей полчаса для консультации, что он охотно ей устроил. Войдя в кабинет, она заметила каким мрачным он выглядел в тот момент, несмотря на то, что сидел за хорошо освещенным ярким зимним солнцем столом. В левой руке он крепко сжимал ту самую трубку, а правой нежно обводил контур мундштука. Вопросы, которые она задавала профессору, заметно оживили его. После консультации он сам задал ей пару вопросов из курса, видимо решив проверить насколько хороши ее фундаментальные знания, а после, словно почувствовав в ней близкого по интересам человека, вдруг задал еще один вопрос, который был далеко вне пределов изучаемого курса. Мама сразу это поняла и немного удивилась, но, быстро сообразив, в чем дело, высказала предположение о том, с какой стороны бы она подошла к решению задачи подобного рода. Пообещав покопаться в своих источниках, она заинтересовала его еще больше: что это за источники, кем представляются они и какие главные статьи опубликованы тем или иным ученым, есть ли контактная информация – все интересовало его. Простая, но стильная трубка уже десять минут как лежала на столе, а его глаза продолжали гореть каким-то живым огнем.

Когда время консультации вышло, мама поблагодарила профессора за уделенное ей время и пообещала еще покопаться в поисках решения интересовавшей его задачи, за что он был крайне признателен. Откланявшись, он посоветовал ей обращаться к нему с любыми вопросами, связанными с областью его деятельности, конечно же, договорившись о встрече заранее.

Путешественники прошли уже половину пути. Легко было идти, дыша свежим лесным воздухом, наполненным пением птиц в верхушках деревьев. Все пространство казалось таким большим, величественным, даже бесконечным.

– Вы все, я думаю, представляете, как прошел второй промежуточный экзамен для моей мамы. Конечно же, не все отнеслись к предмету должным образом. Для многих он так и остался очередной занозой в заднице и причиной временных переживаний ради какой-то оценки в ведомости, и именно эту, вторую часть истории мама рассказала мне позавчера.

Трое слушателей с самого начала старались не перебивать Аарона и внимательно слушали его поучительный рассказ. Сейчас же они с еще большим трепетом стали внимать его словам.

– Как этого и следовало ожидать, высокопоставленные родители Зубрилы решили выяснить причину проблемы в успеваемости их обожаемой дочери. Сначала отец, будучи давним знакомым ректора университета, донес до него свои соображения по вопросу разрешения этой проблемы, а затем и мать, напомнив о своем положении в служебной иерархии и намекнув на то, что и у ректора есть ребенок, а именно – юноша призывного возраста, и что поэтому он должен понять ее родительские чувства и поддержать ее в противодействии спятившему профессору, придирающемуся к буквам и знакам.

«Видите ли, минус он захотел поставить в формулу. Я сама могу минусов понаставить, если до этого дойдет. Больше предупреждать я не собираюсь!»

Поздно вечером профессору позвонили и попросили зайти в десять часов утра к ректору на небольшое совещание. Не нужно обладать профессорским складом ума, чтобы почувствовать неладное, получив такой сигнал свыше.

«Мистер Робертсон! Дорогой наш профессор, пожалуйте за стол. Простите пожалуйста за столь поздний звонок, но у секретаря никак не нашлось свободной минуты, чтобы позвонить вам в рабочее время.»

«Доброе утро, господин ректор. Ничего страшного, не беспокойтесь», вежливо ответил профессор и сел за Т-образный стол поближе к ректору.

«Я не отниму у вас много времени, профессор. Вопрос действительно ничтожный, не требующий долгого разбирательства. Я уверен, что его возможно решить за секунды, но мне хотелось бы, чтобы мы его решили здесь и сейчас, не откладывая.»

Тон ректора из делано-театрального постепенно превращался в официально-деловой. После этих слов ректор стал нарочно оттягивать момент начала изложения сути приглашения профессора на ковер. Он начал с двух стопок бумаги, лежавших перед ним, принявшись перекладывал по одному листу из стопки слева от него в стопку справа, потом обратно. Отложив бумаги, ректор решил куда-то позвонить и какое-то время ждал пока ему ответят. Может быть он вообще никуда и не звонил. Потом он долго и нудно стал выковыривать забившуюся вглубь пачки последнюю подушечку жевательной резинки, совершенно не обращая внимания на давно уже начавшего нервничать пожилого профессора. Подушечка держалась до последнего и победила: ректор, скомкав помятую упаковку, нервно послал ее в мусорное ведро. Наконец, он выдвинул ящик стола, извлек оттуда пачку сигарет, распечатал ее и, едва донеся одну сигарету до рта, с легкой издевкой в голосе спросил: «Вы не против, профессор?».

Тот лишь покачал головой и опустил глаза. Левая рука незаметно скользнула в карман и нащупала в нем чашу стаммеля трубки. Сделав глубокую затяжку и выпустив дым вверх, ректор начал излагать суть проблемы.

«Одна из лучших студенток третьего курса, победительница многих конкурсов и олимпиад, ярчайшая представительница нашего университета как на научных, так и на спортивных площадках мира, почему-то стала испытывать трудности в изучении вашего предмета. Как вы прокомментируете это, мистер Робертсон?»

«Я прекрасно понимаю, о ком идет речь, господин ректор. Поверьте мне, она получила ту оценку своих знаний, какие она оказалась способной приобрести и продемонстрировать на экзамене по моему предмету, по предмету, которым я как ученый и преподаватель владею получше, чем кто-либо другой из нашего университета. Можно сказать, она пыталась сдать экзамен по любимому делу всей моей жизни», спокойно отвечал профессор.

«Да-да, я понимаю. У всех у нас бывают периоды взлетов, падений. Сейчас она, видимо, что-то переживает и ее нужно просто поддержать. Вероятно, сказывается чрезмерная нагрузка в университете, или, может быть, работа консультантом в нашей спортивной сборной оказалась слишком нервной, или же какие-то там домашние обстоятельства, в которые нам не стоит углубляться – все может быть.»

«Домашние обстоятельства – это точно! При всем уважении к вам, господин ректор, я не знаю какие у нее успехи в изучении тех или иных дисциплин, и уж тем более в спортивной сфере, но в моем предмете знания ее не соответствуют высшему уровню, предъявляемому нашим университетом и мной лично. Я считаю свой опыт и свой авторитет достаточным для того, чтобы оценивать ее ниже, чем ей бы самой этого хотелось.»

«То есть вы хотите сказать, что ваш несомненно бесценный опыт и высокий авторитет в мировом сообществе математиков и кибернетиков не позволит вам сделать снисхождение в этом одном частном случае? Всего лишь один раз, профессор.»

«Увы, господин ректор, мне жаль. Если это все, то…»

«Нет, не все». Не столько жесткость, сколько безжалостный холод в голосе ректора не позволил профессору встать с места. «Далеко не все.»

Ректор сделал еще более глубокую затяжку и выпустил дым чуть ниже, чем в первый раз. Облако медленно пролетело над головой профессора, который так же медленно пригнулся, словно уклоняясь от тяжелого шара, которым разбивают стены сносимых зданий.

«Если бы вы могли сделать одно снисхождение, вам бы не было так трудно сделать и остальные, но в вашем случае я не знаю что и сказать.»

«Вы это о чем?»

«Профессор, у вас целый курс не успевает. Весь третий курс если и получил какие-то оценки во время вашего первого промежуточного экзамена, то самые низкие, унизительно низкие оценки. А это как вы объясните?»

«Господин ректор, во-первых, не все: пятеро студентов сдали экзамен достойно и получили высокие оценки.»

«Всего пять? Из двадцати четырех?»

«Мы работаем, по сути дела, с детьми, а предмет мой достаточно сложный, и неудивительно, что в первом семестре многие пока не смогли почувствовать всех нюансов в его изучении и подобрать к нему ключ. Скоро у нас второй промежуточный, а после и основной. Проследите и вы сами увидите, как будут отличаться новые результаты от осенних.»

«Вы думаете мне больше нечем заняться, как следить за тем, какие оценки вы соблаговолите поставить нашим студентам? Знайте меру. Вы обязаны учить их, а не воспитывать. Дома пусть их воспитывают, а вы должны учить, повышать успеваемость вашего курса, а следовательно и всего университета. На всеобщем фоне ваш курс стал выделяться, и мне это, поверьте, неприятно слышать из отчетов об успеваемости.»

«Каких еще отчетов? Кто сейчас занимается отчетами? О чем вы?»

«Я о том, что просто попросил вас об услуге, в которой вы мне отказали. Теперь я уже не прошу ничего, а просто констатирую факт: уровень вашего обучения, вашей способности обучать резко упал, о чем свидетельствует резкий спад успеваемости третьего курса факультета кибернетики. Против статистики не попрешь, профессор. Так у вас, математиков, говорят?»

Профессор молчал, высоко держа голову, но опустив глаза. По его лицу можно было догадаться, что в этот самый момент он решал новую задачу, поставленную перед ним жизнью, перебирал известные и неизвестные величины, взвешивал постоянные, анализировал функции и искал оптимальное решение.

«Мне можно идти, господин ректор?», вымолвил он наконец.

«А разве я вас удерживаю?», цинично улыбаясь, ответил ректор.

Поднявшись со своего места и задвигая стул, профессор заметил, как облако табачного дыма, исподтишка выпущенное ректором и направленное прямо на него, окружило его, словно поймав в кольцо. Замерев на мгновение от такой дерзости, он развернулся и, не промолвив ни слова, направился к выходу.

«Время от времени проверяйте вашу нагрузку, профессор. Возможны изменения в расписании», швырнул ему напоследок ректор.

Именно в этот день мама и была у профессора на той самой консультации. А днем позже она снова постучалась в дверь его кабинета. Услышав приглашение войти, она толкнула тяжелую дверь и обнаружила профессора Робертсона, безмятежно сидящего за своим столом и читающего какие-то рукописные бумаги. Может быть, очередную статью какого-то из своих аспирантов.

«Профессор, добрый день! А наше занятие…», растерянно начала было спрашивать мама, но он перебил ее.

«Ваше занятие начинается через десять минут, насколько я помню. Аудитория номер двадцать два.»

«Но как же вы? Нам только что объявили, что вести курс теперь будет… этот, как его…»