Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена

«Неважно, главное, что не я.»

«Что случилось?»

«Кому-то не понравилось, как я преподаю и какие результаты у меня получаются на выходе. Все просто, как сама жизнь.»

«Но это же нечестно!»

«А честно ли все остальное в этой жизни?»

Говорил он без намека на злобу или обиду, но несущая частота его голоса была искажена дрожью.

«Честно ли то, что знания, которые нам преподают, мы используем не для их углубления и передачи новым поколениям, а лишь для собственного благосостояния? Честно ли то, с каким цинизмом обесценивается стремление человека к совершенствованию не только себя, но всего общества? Честно ли то, что желание быть полезным и справедливым воспринимается как демонстрация собственной важности, а честная оценка действий – как желание помешать без того уже разгулявшемуся беспределу? Честно ли, если у кого-то есть что-то, что он любит всем сердцем, что чувствует всей душой, что понимает своим умом и чувствует на пальцах, а ему твердят, что он должен быть таким, как все? Нет, уважаемая Стелла, нет. Если присмотреться, в этом мире все нечестно.»

Он отвернулся к окну, за которым постепенно сгущался туман. Мама заметила, с какой силой он сжимал в руках трубку и испугалась за его здоровье.

«Кстати, по вопросу, интересовавшему вас… Я нашла контакт одной корпорации…»

Профессор поднял руку и жестом попросил ее не продолжать, а когда она замолчала он другим жестом попросил оставить его наедине с самим собой.

Уже через неделю сетка расписаний пестрела от равномерно распределенных по всей неделе клеток с перечеркнутыми словами «проф. Робертсон». Успеваемость группы сделала резкий скачок вверх. Все были довольны, кроме мамы и еще нескольких сокурсников, которые, как и она, почувствовали, в каком болоте они теперь находились. Лектор оказался не только сверхподатливым к рекомендациям ректората, но и чрезвычайно слабым специалистом и никуда не годным педагогом.

Удивительно, но дивный лес, через который наши герои прошагали, ничем не привлек их особого внимания. Они вышли из него и зашагали по обочине дороги, ведущей к маленькому, но очень уютному поселку. Вспомнив о предстоящей перспективе вкусно поесть, они зашагали чуть быстрее. В этот самый момент Аарон усилил интригу.

– Но на этом история моей мамы не заканчивается. Дерзнув, решившись, не испугавшись последствий, она предложила своим сокурсникам – тем, кто понял всю трагичность ситуации, возникшей у них на курсе – не упустить момент и воспользоваться той самой контактной информацией корпорации и представиться группой студентов, желающих работать в качестве стажеров в новом проекте, для которого как раз открыли набор молодых специалистов. Знания у всех были самые свежие, головы работали как нельзя лучше, и имея такую движущую силу, как мама, у которой появилась какая-то идея – о! мама, когда у нее появляется какая-то идея – это сила, уверяю вас! – так вот, они обратились в корпорацию, подали резюме, прошли собеседование и вскоре, под самое Рождество, получили приглашение на встречу с менеджером того самого нового проекта. К их общему восторгу, им предложили поучаствовать в его разработке. На первых порах они, как и было обговорено, должны были работать как стажеры, но через три месяца им была обещана первая «несгораемая» цифра, если, конечно, им работа придется по душе.

«Представляете, в апреле мы уже будем считаться сотрудниками такой серьезной корпорации!», говорили они друг другу вечером того же дня, когда собрались отметить удачно реализованный дерзкий план по началу становления на самостоятельном пути в жизни. «Мы добились этого своим трудом, своим усердием, своей волей! Спасибо тебе, Стелла, которая во всей этой авантюре являлась движущей силой! За тебя!»

«Ребята, давайте не будем забывать о том человеке, кто смог пробудить в нас эту силу, указать нам на наши способности и дать их почувствовать, вызвать интерес к самосовершенствованию. Я говорю о профессоре Робертсоне. Лично я, да и, я уверена, каждый из вас на вопрос о том, когда и где именно началось становление вашей карьеры специалиста ответит: «На первом промежуточном экзамене по линейной алгебре, в аудитории номер двадцать два, когда нас чуть не срезал профессор Робертсон.»

«А меня он таки срезал!», вызвав общий смех, заявил один из будущих сотрудников еще большей компании, которая с потрохами покупала специалистов такого калибра.

Хорошо посмеявшись и заметно охмелев от пива, друзья притихли под какой-то блюз, в котором пелось о том, о чем всегда поется в блюзах: женщина ушла, виски закончилось, гитара сломалась, все такое. Кто-то тогда спросил у мамы: «Стелла, как нам сейчас держаться в универе? Наверное, лучше пока хранить это дело в тайне». Мама согласилась. На том и порешили.

Поселок, в который вошли Филипп с компанией, оказался действительно уютным и очень приятным местом. Местные жители встретили гостей и сразу предложили отдохнуть и пообедать, заведя их в излюбленное место всех туристов, посещавших их поселок – «Закусочную». Удивившись такому обилию предложенной им еды, они сказали, что слово «закусочная» никак не дотягивает до настоящей сути заведения.

– Ресторан, как минимум!

– Нее, ресторан – это в городах, а у нас – закусочная. То, что надо! Больше этого только у нас в домах. Если нашей «Закусочной» будет вам мало – закусите и пойдем по нашим домам кушать по-настоящему! А, пойдем?

Обалдев от такого гостеприимства, путники сказали, что им, конечно же, очень хочется отведать еды именно в «Закусочной». Поинтересовавшись наличием транспорта до ресорта, они получили предложение сразу от трех жителей: «Довезем, потом снова привезем поужинать и обратно еще раз довезем, если вам у нас понравится, дорогие гости!». Сюзанна успела предупредить Филиппа перед спуском в поселок о могущем показаться чрезмерным и даже навязчивым гостеприимстве его жителей, но заверила, что души у них чистые, как здешний воздух, а сердца открытые, как их двери. Поэтому, сказав, что одного подъема к ресорту им будет вполне достаточно, они договорились с владельцем машины побольше и поинтересовались, можно ли будет у них купить еду на утро.

– На утро? А что, там уже не кормят? – поинтересовался хозяин «Закусочной», крупный мужчина лет шестидесяти с пышными усами и трехдневной щетиной.

– Да нет, кормят, хорошо кормят, только нам завтра уезжать обратно, и мы хотели бы взять с собой еды и на дорогу, и, может быть, еще и для дома останется. Где мы в городе такие блюда еще найдем!

– Сколько угодно можете взять! – сквозь широченную улыбку ответил хозяин, весьма польщенный таким искренним ответом.

С расчетом на вечерние посиделки, на ночные вылазки к холодильнику и на обратную дорогу они накупили столько еды, что самим невольно показалось, будто они объедают жителей поселка, да и цены здесь были не под стать городским. Им даже неудобно было, но хозяин заверил, что в курсе того, сколько они заплатили бы за такой стол в городе, но наживаться на них никогда не стал бы.

– Поверьте, мне так приятно сейчас видеть вас, ценящих мой труд и заботу о гостях. Эх, мой отец знал, что говорил: «Будешь делать свою любимую работу – станешь счастливым, когда увидишь какими полезными окажутся ее плоды». Он сейчас счастлив на небе, видя каким счастливым стал его сын.

Стол быстро заставлялся посудой, закусками, салатами, разнообразными сырами и колбасами, свежими хлебами различных сортов. Потом принесли два кувшина с вином, и пока его разливали по глиняным кружкам, Аарон улучил момент и вбросил фразу, несколько озадачившую начинавших пировать друзей.

– Увы, моя история подошла к концу, но все же еще не закончена.

– Ой, прости, Аарон. Мы отвлеклись на разговоры со здешними. Надо было, наверное, сначала дослушать, потом заходить, – всячески пытались оправдаться голодные путешественники, но он убедил их не беспокоиться на этот счет.

– Я сам приостановил свой рассказ, потому что мне нужно правильно его закончить. Я успел сказать о том, что мама с друзьями решили до конца третьего курса не распространяться по поводу работы. Но ее все еще беспокоила судьба профессора. Все реже и реже встречая его в университете, она замечала, как он менялся, становясь все более замкнутым. Уже работая стажером, она как-то поинтересовалась о возможности дополнить их группу новыми специалистами.

«Если это действительно хорошие ребята, то почему бы и нет? Запомни, Стелла: каждый человек уникален, каждый человек может обладать уникальным взглядом на проблему, может предложить неожиданное решение, а мы таких людей всегда оцениваем по достоинству», ответил ей менеджер.

Аарон взял паузу, и молчал до тех пор, пока его не спросили:

– Ты все еще думаешь как закончить рассказ?

– Это мама все еще думает, как закончить этот рассказ. Она только успела сказать, что до сих пор не может простить себя за то, что из всего, что сказал ей в тот день менеджер, в ее голове засело лишь одно слово: «ребята». И еще она рассказала о том, что недавно случайно встретила профессора – слабенького, сгорбленного старика со спутанной, неаккуратно подстриженной бородой, но в неизменном костюме-тройке, давно уже вышедшем из моды. Он медленно шагал по тротуару ей навстречу, опираясь на поношенную, но изысканную трость и неся в авоське хлеб, сыр и банку сметаны. То был легко узнаваемый, самый дешевый хлеб из продуктовой лавки, находящейся недалеко от дома, самый обыкновенный сыр и сметана в баночке среднего размера. Все это свидетельствовало об уровне его… не могу даже это слово сказать… благосостояния, а очки с мутными толстыми стеклами вдобавок к общей картине свидетельствовали о сильно ухудшившемся зрении, которое ему, скорее всего, никто никогда не восстановит.

Когда они поравнялись, мама негромко окликнула его.

«Профессор?»

Он прошагал еще пару-другую шагов, потом остановился, повернулся и внимательно посмотрел на маму. Вдруг лицо его засияло и он, так же негромко, но так же эмоционально насыщенно, сказал:

«Стелла! Вот это встреча! Прости, я не узнал тебя, хотя должен был. Ты такая же молодая и красивая.»

«Что вы, профессор, я уже не та, а вот вы, как всегда, при параде, как я погляжу.»

«Да что уж там, парада-то никакого и нет. Ну, может и при параде, зато не при деле. Я всегда говорил, что когда человек перестает производить материальные блага его нужно выбросить на помойку. Все через это пройдут.»

«Нет, профессор, не думаю, что это правило распространяется на всех. Кто-то может и сдается, а кто-то находит желание жить мелочами, которые окружают нас.»

«Во всяком случае, на моей родне оно работает идеально. Когда меня вышвырнули из университета я какое-то время еще надеялся найти другую базу для своей работы, но меня никто не захотел взять к себе. Если бы я знал, куда можно было бы обратиться хотя бы для того, чтобы формально быть зачисленным, я бы согласился на все условия, лишь бы спокойно заниматься своей математикой после работы, зная, что кусок хлеба мне обеспечен. Но кому нужен был я тогда?»

При этих словах у мамы защемило сердце. Видимо, она сильно изменилась в лице, потому что профессор поторопился ее успокоить.

«Ты не переживай, все уже позади, я получаю заслуженную пенсию, каждый день выхожу на прогулку, поддерживаю себя в форме. Вот только голова уже не та. Если смотреть в целом, со мной произошло то же, что и с моим отцом, когда он уехал за границу чтобы заработать немного денег, чтобы после вернуться и купить дом. Кому-то здесь не понравилось мое отношение к работе, к правде и к жизни, а там его попросили не вмешиваться в процесс работы, хотя отец просто пытался указать на слабые места в производстве именно с целью его улучшения. Кто-то подумал, что он начал копать под него, и в один прекрасный день его просто уволили. Плюс ко всему, ему припомнили чрезмерное увлечением табакокурением. «Курил бы простые сигареты, так бы хоть нам время наше сэкономил, а себе – здоровье», укоряли они его. Говорили, что он все сильнее и болезненнее кашлял, однако продолжал курить. Очень скоро он остался без средств к оплате жилья, а потом уже и к существованию. О том, чтобы купить билет и вернуться сюда и речи не было. Он даже попытался совершить преступление, чтобы его экстрадировали на родину, но вместо этого отца просто подержали в заключении, хорошенько поизмывались над ним и выкинули на улицу. Он превратился в бродягу. Последнее, единственное связывавшее с домом звено, что оставалось у него, была…»

Профессор привычным движением левой руки полез в карман и достал…

«… вот эта трубка, которую он чудом смог переслать мне через случайно встретившего его на улице чужого города соотечественника. Узнав, что тот в конечном счете приедет на родину, отец слезно попросил его передать ее мне, тогда еще школьнику с редкой для нашего города фамилией Робертсон».

Аарон замолчал. После короткой паузы он побросал себе в тарелку немного овощей, разложенных по нескольким плетеным подносам, положил зелени, зеленого лука, сбоку на тарелку он положил два куска прожаренного мяса, посолил, взял толстый ломоть свежего хлеба…

– Среднего размера хлеб, кусок сыра… сметан…

Вдруг он бросил вилку и хлеб перед собой, закрыл лицо руками и его плечи затряслись, а из глаз брызнули слезы. Саад, сидевший справа от него, крепко его обнял. Аарон же повернулся к нему, уткнулся в плечо, крепко обняв его в ответ, и зарыдал, в голос, стесняясь показать заплаканное лицо, но не стесняясь быть услышанным. Саад растерянно смотрел поверх его плеча на друзей, Я'эль нервно покусывала губы и смахивала то и дело накатывавшиеся слезинки. Филипп же спокойным, но тяжелым кивком указал Сааду не беспокоить Аарона, и жестом руки успокоил хозяина, вышедшего на его плач. Селянки то и дело выглядывали из-за его широкой спины, но он шепнул им что-то, после чего они ушли в другую комнату. Филипп снова воспользовался жестом, на этот раз прося хозяина присесть рядом.

– Это нервы, это скопившиеся эмоции, это ответы на все терзающие его душу вопросы, – прошептал он хозяину.