Висячие мосты Фортуны

Впоследствии один случайный разговор объяснил мне её поведение. Уже будучи замужем, я встретила её на улице, после приличных случаю ахов и вздохов она с места в карьер начала разговор о мужьях вообще и о их повадках в частности. Заговорщицки подмигнув мне, моя учительница поделилась со мной своим жизненным опытом: «Надя, запомни: проституток много, а жена одна…» Так вот какой червь иссушал сердце бедной Фаины! Вот чем объяснялся внезапный

приступ злобы на том уроке! Гулящий муж! Всех молоденьких и симпатичных девушек она воспринимала через призму ревности как потенциальных соперниц…

Проверяющие должны были посетить одно внеклассное мероприятие. Ещё до их появления Люба Локтева на всю учительскую, ни к кому конкретно не обращаясь, спросила:

-– А почему фашистик до сих пор никак не проявила себя на сцене?

Народ переглянулся.

-– Как вы сказали, Любовь Андреевна? Фашистик? – напустив на себя официоз, спросила я. – А вот я возьму и напишу куда следует – и придётся вам ответить за оскорбление личности, – Народ ржанул. – А что, ваш творческий фонтан уже иссяк? Сцена свободна?

Учительская заинтересованно уставилась на Любу – моральной поддержки в этих глазах уже не было: народ устал жить под постоянным напряжением выше 220 вольт. Любин авторитет, похоже, стремительно терял завоёванные в боях высоты…

-– Хорошо, – согласилась я, – мы с моим классом выступим перед проверяющими. Только патетики не ждите – будет юмор!

Что-то мы изобразили… помню по сцене скакала корова в маске, похожей на рогатый шлем тевтонского рыцаря… Мне даже казалось, что по лицам проверяющих особ временами проскальзывало какое-то подобие улыбки, но, скорее всего, мне показалось…

* * *

«Февраль. Достать чернил и плакать!»… Из всех годовых месяцев я не люблю ноябрь и февраль. В лютом (так называют февраль на Украине) со мной всегда случаются какие-нибудь неприятности, но усть-анзасский февраль оказался на редкость лютым:

во-первых, я заболела бронхитом;

во-вторых, в нашем доме обрушился потолок;

в-третьих, мне изменил Он.

Героический поход за дровами окончился для меня сильнейшим бронхитом. Скорее всего, это было воспаление лёгких, но без рентгена точный диагноз не поставить, да и врача в посёлке не было – только фельдшер. Кашляла я долго: ни мёду, ни горячего молока, ни липового цвету – ничего не было. Фельдшер выдала мне две упаковки норсульфазола да пачку горчичников, а через неделю выписала на работу. Кашель не проходил больше месяца, постоянная слабость – но как-то вычухалась: в юности у человека ещё много ресурсов для преодоления телесных недугов.

Во время болезни меня пару раз навестил Григорий Александрович.

Неожиданные и странные визиты.

Представляю, как он лез к нам на Гору (это у тех горка, а у нас – гора!) на виду у всех… Что люди подумают? А что додумают? А что скажут?!

Во всяком случае, я не узнала ни того, ни другого, ни третьего – и слава богу…

Он всегда носил чёрный костюм, сидевший на нём безукоризненно, брюки необходимой длины со стрелками, заутюженными так, что об них можно было порезаться…

Учитель математики оказался интересным и приятным собеседником, говорил хорошим русским языком, может быть, чересчур правильным. Собственно, «интересный собеседник» – это был его комплимент в мой адрес…

Он улыбался и тепло смотрел на меня, а в глубине его глаз таилась печаль. Они оставались грустными, даже когда он смеялся… Постойте! я уже знаю одного человека с таким же свойством глаз, его тоже звали Григорий Александрович… Печорин. Судьба нашего Григория Александровича оказалась похожей в своём финале на судьбу его книжного тёзки: они оба погибли в дороге…

Это случилось спустя два года…

«Был затёрт льдами», – буквально так сказал Судочаков, случайно встреченный в институте (он учился заочно на геофаке).

Погиб!!!

На весенних каникулах Григорий Александрович взялся отвезти детей в Усть-Ортон на моторной лодке. Мрас-Су ещё не совсем освободилась ото льда. На обратном пути лодка застряла среди льдин. Помощи ждать было неоткуда. Гриша спрыгнул в воду, попытался вывести лодку из затора – не смог и замёрз. Его так и нашли вцепившемся в борт лодки и вмёрзшим в лёд…

Героическая смерть… Благородный герой…

Шапка курчавых волос, негритянские губы, белые, полупрозрачные на солнце зубы, печальная улыбка – ничего этого больше нет…

Вот кому надо поставить памятник в Таштаголе!..

Потолок обвалился, когда мы с Машей были на занятиях. Пришли – вверху дыра, на полу куча какого-то чёрного шлака. Оказалось, что через трещину в стыке труб искры сыпались на чердак, пока он не прогорел и не рухнул. Приятного мало, когда среди зимы в доме выходит из строя печка и обваливается потолок. Правда, надо отдать должное рабочим, трубу заменили и потолок залатали быстро – до конца учебного года его прочности хватило…

В время февральских каникул после сессии должен был приехать Он. Вообще надо сказать, что в наш таёжный тупик гости ни к кому из учителей не приезжали, посылки слали, а в гости – нет, не решались, да и условий для их приёма не было. Правда, весной приехала Любина мама, но её визит был исключением…

Если честно, я не очень-то и хотела, чтобы Он прилетел, и не очень-то на это надеялась. И Он, слава богу, не прилетел… А ближе к концу марта от Него пришло письмо, оно было довольно длинным, передам только смысл: «Прости, не прилетел, потому что побоялся застрять из-за нелётной погоды и опоздать на занятия… На каникулах я встречался с Галей Николаевой… Ещё раз прости, но проходит время – и происходит переоценка ценностей… Если цела «Улитка» Стругацких – вышли»…

За письмами в связи с начавшимся таянием снегов мы сами ходили на почту. Бредя в резиновых сапогах по снежно-водяной каше, я читала письмо, часто останавливалась и поднимала глаза к небу, чтобы ни одна слезинка не смогла выкатиться на щёку (ещё не хватало!)… Высокое, небывалой синевы небо предвещало скорый приход настоящей весны, снег на склонах гор нестерпимо сверкал на солнце… А я… а мне… переоценка ценностей… Галя Николаева…

Галя Николаева. С лёгкой руки Сашки Дмитриева, главного художника нашего класса (кстати сказать, у нас многие мальчики хорошо рисовали, в том числе и Он), так вот, Сашка объявил Галю классическим образцом романтической девушки: вздёрнутый носик, веснушки, ещё в ней чего-то там набралось романтического. «Образец» приняла всё это к сведению и ещё больше усугубила классику образа, вздёрнув подбородок на девять градусов выше отметки «девичья гордость» и слегка заступив грань «надменность, переходящая в самолюбование», как будто она уже эталон, а не образец…

Как-то раз я услышала от Гали шутливое сочетание «положительный комод». Выражение родилось из слов колыбельной в фильме «Операция «Ы»:

-– Я вам денежки принёс за квартиру, за январь, – пел Демьяненко.

-– Вот спасибо, хорошо. Положите на комод… – отвечала хозяйка квартиры, укачивая ребёнка.

Шутка отличная, но её автором была, конечно, не Галя. С присущей мне непосредственностью, я тут же поделилась ею с Юркой. «Положительный комод?» – переспросил он и заподозрил в Гале недюжинный ум…

К Гале я его ревновать, конечно, не могла. Какая там Галя! «Переоценка ценностей» – вот что, как пуля со смещённым центром тяжести, терзало и жгло моё нутро.

Откуда он выцепил эту «переоценку»?!

Переоценка ценностей – какая прелесть!!

Наверно, позаимствовал у какого-нибудь философа…

Я прям вижу, как он расцеловал кончики собственных пальцев – привычка у него такая: как услышит что-нибудь особенное, так и начинает нацеловывать…

Ну разве мог он упустить случай, чтобы не покрасоваться эффектной фразой?!

Могу представить, с каким удовольствием он её написал, зная, что уж кто-кто, а я-то сумею оценить глубину её смысла, – просмаковал, упился ожидаемым результатом и послал в мой медвежий тупик, как скорпиона, в конверте без марки… Тогда я ещё не понимала, что это чисто женская черта – найти в обидном самое обидное…

«Получив письмо, прочитав его, перестал он собой дорожить…» – вспомнила я Любкину песню про Аллочку и её убитого горем папочку… Как раз подвернулся случай поехать в Усть-Кобырзу по льду реки, уже приготовившейся к ледоходу, – я с радостью согласилась занять единственное место рядом с водителем (в кузов брать людей было уже опасно).

Мы выехали после полудня. Солнце светило вовсю, лёд трещал и прогибался под колёсами грузовика. Вода от снега, растаявшего на поверхности льда, наполовину заливала колёса, ехали быстро, молча: водитель полностью сосредоточился на дороге. А мне впервые после получения злосчастного письма было весело: чувство реальной опасности полностью вытеснило душевную боль…

* * *

После каникул меня ждало ещё большее несчастье – застрелили Белого…

Мы с Машей сидели за столом, обедали – вдруг залаял Белый. Он был не из пустобрёхов – лаял только по делу. Выглянув в окно, я увидела за забором двух незнакомцев, один из них вроде как русский. Я не заметила ружья, да если бы и заметила, мне бы и в голову не пришло, что они пришли убивать мою собаку.