Я выглянула из окна дилижанса, сонно потягиваясь. И обмерла. Плеск воды мне не почудился. За окном была вода. Казалось, что горизонта не было, и небо просто не заканчивалось, а сине-голубой бездной продолжалось стелиться по земле. Причудливое отражение лучей от водной ряби создавало иллюзию пляшущего белого пламени. Ближе к берегу вода была тёмно-синей, почти чёрной, с белыми гребешками, словно сахарная пенка на ежевичном варенье. И эта громада, эта огромная вода находилась в постоянном движении – то приливаясь к берегу, то отступая от него. Плавно, как будто крона леса, потревоженная ветром.
Но главное очарование заключалось в какой-то тайне, которую эта огромная вода хранила в своих пространствах. Наше озеро всегда казалось мне большим и прекрасным, но по сравнению с тем, что я видела сейчас – Фарелби было просто ничтожной лужицей. Я знала, что море – просто большой водоём, но никогда не могла представить себе его силу и его могущество. Это завораживало и… пугало. Я вспомнила о том обещании, которое дала себе в моё последнее утро дома. Я собиралась убить Кирмоса лин де Блайта. Сейчас я казалась себе маленьким озером в далёкой тихой провинции, которое собиралось утопить в своих водах море. Я знала о нынешнем наместнике Полуострова Змеи не так много, но даже в нашей глуши знали, что он – великий воин, подчинивший себе несколько видов магии. Могущественный и жестокий, сметающий всё на своём пути, как море. Что ж… надо будет выяснить о нём побольше в академии. Уверена, у него тоже есть свои слабости.
Дилижанс остановился возле белого каменного строения. Здание было длинным с большими полукруглыми арками окон, окрашенными голубой краской. Оконные рамы гармонировали с такими же голубыми лавочками, протянутыми вдоль всего побережья. Наша маленькая дорожная компания покинула свой транспорт. Я с удовольствием размяла затёкшие ноги и подставила лицо уже по-осеннему прохладному солнышку. Воздух здесь можно было пить, таким густым он казался. Во рту появился солоноватый привкус моря и горьких трав, подсохших за жаркое лето. За разноцветными крышами выбеленных домиков, что тянулись вдоль кромки моря, можно было рассмотреть уже пожелтевшие верхушки гор, плотно укрытых ковром растительности. Люди вокруг спешили, торопились, налетали друг на друга, обнимали свою поклажу и придерживали за локти спутников. Я вертела головой, пытаясь рассмотреть всех сразу. Исследователь из Тимберии скрылся в толпе, махнув на прощание широкими полами своего плаща. Купец Роллу принялся вытаскивать мешки, за которыми его было едва заметно.
– Это и есть консульство Нуотолиниса? – спросила я у сонного барда, боком вывалившегося из дилижанса.
На щеке у него был красный отпечаток рельефа доски. Высокий мужчина задел его тяжёлым чемоданом, и Виртуоз недовольно поморщился.
– О нет, детка Юна, это только вокзал, – бард потёр ушибленную ногу.
– Вокзал? – переспросила я.
Виртуоз посмотрел на меня строгим помятым взглядом.
– Непросто тебе придётся, если ты даже о вокзалах никогда не слышала, – заключил музыкант. – У вас в Фарелби это называют “транспортным перекрёстком”. Но только вокзал, – ах! – совершенно особенное место. Ты чувствуешь, как здесь витает волнующая атмосфера прощаний и встреч? Как горят души в предвкушении грядущих дорожных приключений? Как бьются сердца в такт колёсам дилижанса, которые непрерывно крутятся, сводя вместе и разлучая навсегда любимых, родственников и друзей?
Рядом упал очередной набитый мешок, взметнув небольшое облачко сухой пыли и шелухи.
– Тут витают воробьи и карманные воришки, лу-лу, – рудвик устало вытер пот со лба и смачно сплюнул.
Барда Виртуоза Мелироанского это никак не смутило, но пробегающие мимо пассажиры брезгливо обошли нас стороной
– О, муза, у меня наклёвывается баллада! Послушай, ты станешь свидетельницей рождения шедевра! – по ладоням стихоплёта снова забегали солнечные струйки, перетекающие на его инструмент.
– Виртуоз, мне пора бы идти в консульство… – попятилась я.
Но бард, игнорируя мои протесты и скептический взгляд пузатого рудвика, продолжавшего разгружать свои мешки, запел:
“Покинь свои холмы, умчавшись в даль чужую,
И юность догорит с последним летним днём.
Ведь Красная Луна тебя теперь целует,
Ведёт сквозь страх и боль своим ночным путём.”
Звучало и правда очень здорово, и я заслушалась. Почему-то сложилось впечатление, что я уже слышала эту мелодию. Было в мотиве что-то близкое мне, задевающее сокровенные мысли. Я завороженно наблюдала за светящимися пальцами барда, увлечённая магией создания баллады. Возле нас остановилась весёлая компания молодых людей и нестройно захлопала в ладоши, пританцовывая.
– Это самые отвратительные стихи, которые я слышал, лу-лу, – снова сплюнул рудвик, чем отпугнул случайных слушателей. – Ваше консульство, девушка, вон там.
Он махнул в сторону самого высокого светлого дома, которое, как почти весь Нуотолинис, возвышалось над морем вдоль берега.
– Спасибо, – поблагодарила я рудвика и двинулась в указанном направлении.
Идти в толпе оказалось не так просто, как может показаться на первый взгляд. Мне приходилось всё время быть настороже, чтобы ни в кого не врезаться, и это здорово нервировало. К тому же, я услышала предупреждение Роллу о карманниках, поэтому свою сумку прижала крепче, обнимая. Красть у меня было особо нечего, но всё же не хотелось давать возможность воришкам это проверить. За мной увязался Виртуоз Мелироанский. Он никак не умолкал.
“Вокзал в лучах горит, как белый отблеск солнца,
Но ярче белизны сияешь светом ты.
Судьбою сплетена та нить, что не порвётся,
Что проведёт тебя сквозь ужас темноты.”
– Ужас темноты? – скривилась я.
– Ты тоже не уверена в последней строчке? – обрадовался такому сходству музыкант.
Он снова привлёк внимание, на этот раз низкорослой пушистой семейки рудвиков, обвешанных коробками. Судя по взглядам, их, как и меня, больше интересовала переливающаяся в пальцах музыканта магия, чем сама мелодия.
– Вообще-то я во всей балладе не уверена, если честно, – я обошла рудвиков, что преградили нам дорогу.
– Это потому, что ты не чувствуешь музыку! – бард ловко двигался за мной, тренькая уже приевшийся мотивчик.
Пара скучающих зевак увязались за нами, надеясь услышать продолжение баллады, так что со стороны компания выглядела настоящей процессией со мной во главе. Мы шли вдоль берега моря, и нам на встречу попадались самые разные прохожие. Я с удивлением рассматривала всех, стараясь оторваться от своего преследования или хотя бы держаться в стороне.
Дорога здесь была покрыта каменными плитками, уложенными плотно друг к другу. По ней шла толпа бесконечным потоком. Яркие и дорогие ткани перемешивались в череде одежд с грязными лохмотьями. Кто-то нёс подмышкой стопку пергамента, кто-то катил тележку, кто-то просто шёл, устремив взгляд под ноги. Удивительно, но люди практически не смотрели друг на друга. У нас в Фарелби все стремились встретиться взглядом с прохожим, улыбнуться другу или нахмуриться недругу, а тут все прятали глаза, желая раствориться среди массы тел. Они как будто хотели сказать: “Нет-нет, я не с вами, меня нет в этой толпе сейчас, я совсем в другом месте”. Лишь редкие влюблённые парочки нарушали это правило одиночества, обмениваясь взглядами. В остальном все были невероятно заняты собой – моряки в голубых фуражках транспортных компаний, богато одетые купцы, престарелые леди с искусно уложенными волосами, деловые рудвики в смешных шапках – все находились в непрерывной суете, но как будто отдельно друг от друга.
Море шумело за низенькой деревянной оградкой, выкрашенной в ярко-голубой цвет. Запах его перебивался с ароматами еды, доносящийся от лоточников с выпечкой и рыбой. Я не знала такого вида – рыбные тушки были совсем мелкие, обжаренные до золотистой корочки. Должно быть, это морской улов. Бард, заметив мою заинтересованность, достал чёрный бархатный мешочек, с виду весьма увесистый, и отсыпал пару монет загорелой белозубой женщине с лотком. Он подхватил несколько рыбёшек и протянул мне. Желудок радостно заурчал, напомнив о том, что кроме морковки у меня с утра во рту ничего не было, но я отказалась. Не хотелось второй раз за день питаться за чужой счёт.
– Балабулька, – самодовольно пояснил бард. – Национальная особенность Ноутолиниса. Ты обязана её попробовать, я угощаю!
Я молча шла дальше, стараясь игнорировать настойчивость своего нежеланного спутника.
– О, милая леди, я молю вас, не откажите принять скромный дар простого барда Виртуоза Мелироанского! – молитвенно сложил руки Виртуоз. – Ваш отказ будет мне погибелью! К тому же, я неплохо заработал на пьянчужках вашего Фарелби, удивительно щедрые люди.
Он снова поднял лютню и продолжил свою балладу:
“Прими же дар небес и сделай шаг тревожный
К тому, что ждёт тебя вдоль мрачного пути.
Там сказка станет былью, а правда – сладкой ложью,
Позволь с тобою вместе отныне мне идти.”
– Если я не позволю, ты ведь всё равно не отстанешь? – вздохнула я.
– Не отстану! – бард снова протянул рыбу. – Но могу замолчать, если согласишься принять балабульку. Наслаждайся жизнью, Юна, когда она сама протягивает тебе угощения!
Я засмеялась и взяла еду. Тем более, что есть и правда сильно хотелось. Рыбка оказалось вкусной, с мелкими мягкими костями. Поначалу я пыталась их перебирать, но на ходу это было совсем неудобно. Поэтому часть костей я всё-таки пережевала. Ближе к консульству ограда закончилась, и дорога прильнула к открытой береговой местности, покрытой серым мелким песком. Прямо на песке сидели и лежали полуголые люди. Несмотря на довольно прохладную погоду, некоторые купались в море. Женщины были в тонких нижних платьях, не прикрывающих даже колени, а мужчины… мужчины и вовсе были в странных коротких панталонах. И всё. Я старалась рассматривать их боковым зрением, не поворачивая головы.
– О, утончённая Нарцина! – вскрикнул Виртуоз, сворачивая с дороги в сторону моря.
Его жёлтые сапоги по щиколотку утопали в песке, оттого походка казалось нетвёрдой. Направлялся он к выходившей из моря молодой девушке. Она была очень красивой. С пышными формами, круглыми крутыми бёдрами и тонкой талией. Её белые пухлые руки венчались тонкими браслетами из ракушек. Мокрые светлые длинные волосы прилипли к плечам и блестели на солнце.
– Мелира Иверийская, вы живы, – почти пропел Виртуоз, приближаясь к девушке. – Как же долго я вас искал!