Дигридское золото

– Знаешь, я всё-таки надеялась, что ты ещё будешь, когда я вернусь. Глупо было вот так всё оставлять. Хотя скорее эгоистично.

Конечно же, мне никто не ответил.

В Анулейне и Дигриде-Саха сильно отличаются традиции похорон. В первом трупы не сжигают. Их заворачивают в белую ткань, обматывают шею бусами из воска и закапывают так в землю. В Дигриде всё проще и сложнее одновременно. Покойнику отрезают голову, закапывают её на месте смерти, если есть такая возможность, а потом подсаживают клевер. Тело предпочитают сжигать.

Под дубом был плотный ковёр клевера.

– Может, нужно было выгнать её из дома, успокоиться, а не идти вешаться?

Какой-то мелкий гад заполз мне на шею. Я хлопнула по нему и стряхнула то, что осталось.

– Я надеялась, что ты будешь жив, когда я вернусь, – повторила я. Может, мы бы даже ладить начали. Теперь я хотя бы знаю, за что ты недолюбливал меня. Характер у тебя дерьмо, но может, у нас бы получилось договориться. И к тому же это вот всё всё-таки не моё. Но я стараюсь. Всё-таки это ответственность, я не могу просто сделать вид, что у меня нет обязанностей.

Я задумалась, чтобы ещё можно было сказать. Хотя мне было сложно представить, чем он интересовался. И решила поговорить о той теме, которая была последней из интересных и мне, и покойному господину Сфета.

– С твоим сыном всё хорошо. Правда, он отказался возвращаться. Да. Может, оно и к лучшему. У него характер ещё хуже, чем у тебя. Хах! Хорошо, что я на него непохожа, правда ведь? Кстати, имя мне вполне подходит. Мама как в воду глядела. Не думаю, что твой вариант так точно описал бы моё… Меня.

Я услышала приглушённый крик. Из поместья. Меня звали. Звуки сбегали через окна в сад. Пока я здесь говорила сама с собой, по сути, кому-то сильно понадобилась моя помощь.

Поднялась, стряхнула с одежды прилипший клевер и поспешила домой. В последний раз оглянувшись на дуб, я решила больше не приходить в эту часть сада.

***

Ночь была ясной. Такой, что темнота кажется мягкой и приветливой. В кабинете Ихира было достаточно света, чтобы я могла рассмотреть мелочи на столу, названия книг на полках и, конечно же, портрет. Он занимал почётное место над камином и каждый, кто заходил сюда через дверь видел в первую очередь его.

Лицо господина Хаелион на портрете было привлекательным. Чёткий овал, брови вразлёт, небольшая горбинка на носу и живые тёмные глаза, выразительные такие. Дверь тихо открылась, в кабинет зашёл мужчина в домашнем костюме. Лицо этого Ихира было немного дряблым, посеревшим, но всё ещё имело схожесть с портретом.

Он увидел меня сразу, я не пыталась скрыться. А Ихир не паниковал. Вообще, выглядел очень равнодушным. Совершенно не беспокоясь за сохранность своей жизни, он занёс канделябр и стал зажигать свечи в кабинете. Мужчина делал это так медленно, что я, на секунду встретившись с ним взглядом ловко позажигала все окружающие меня свечи, прикосновением указательного пальца к фитилям. Мужчина недовольно посмотрел на меня, словно я украла у него последний кусок мяса.

Мы сели за стол. Он в своё кресло, я на гостевой стул. Между нами был только канделябр и широкий дубовый стол.

– Видимо, ты решила меня не убивать?

– Мне было интересно, что вы скажете при личной встрече.

Он усмехнулся и надолго задумался. Я решила его не торопить, но скука настигла меня через несколько минут молчания. В мысли постепенно приходило раздражение от ожидания, и я начала складывать перья с позолотой, восковые палочки и прочее, колупать пальцем красивую чернильницу и случайную царапину на крышке стола. За всем этим наблюдал хозяин кабинета.

– Сколько у меня времени?

– У тебя была неделя с того, как ты узнал про нападение на Сен-Сфета, и ты так не нашёл доказательств? Ты не понимаешь какие у тебя проблемы. Прямо сейчас. Перед тобой. Пробрались через весь твой сад, мимо пьющей охраны и залезли в твой кабинет через окно.

Ихир возмущённо округлил глаза. Видимо, он мысленно уже решил, что сделает с подчинёнными.

– Я теряю терпение.

– А что я тебе скажу? Что загнал в шахты своего помощника? Но я сомневаюсь, что ты поверила бы ему, верно. А Хи?смер мне говорит одно, а остальным другое выставляя всё в дурном свете? У меня есть свидетели, но разве ты им поверишь? Мне нечем доказать свою невинность.

Я шумно выдохнула, ожидая, что сказанное дальше вызовет у меня слишком много огорчения.

– Я возмещу тебе ущерб, госпожа Сфета. Чтобы не оставлять тебя в обиде, пока мы со всем не разберёмся.

От неожиданности я крякнула. Ихир смерил меня усталым взглядом и поставив подпись на каком-то бланке, залил её воском и надавил печатью.

– Вот, в Канцелярии с этим тебе выдадут сумму…

Я забрала у него бумагу, положила её во внутренний карман.

– Ты же понимаешь. Что если произойдёт что-то подобное, то ты от меня так просто не отмахаешься?

– Отлично понимаю.

Я обошла стол, села на подоконник, свесила ноги с, но Ихир неожиданно сказал:

– На самом деле, я рад тому, что ты решила дать мне шанс. Для меня это очень неожиданно. Честно признать, я смирился со скорой смертью. А ты оказалась не похожа, ни на Ифатху, ни на Олхину…

Одним рывком я вытолкнула себя в окно и спрыгнула на козырёк. Вышло громче, чем надеялась.

Глава 2. Сынка

Городок Сен стоял на границе владений двух земельных господ. За его южной стеной был пологий спуск к обмельчавшей, но всё ещё огромной реке. Её, то ли из уважения к прошлому величию, то ли ради шутки называли не иначе как «Великая». По ней два господина, Сфета и Хаелион, издавна поделили землю. За восточной стеной города была мелкая речушка, а за северной и западной низкие холмы и берёзовые рощи.

Это место было большой проблемой одного из господ. Реку просто так не перейти. Старое русло, рыхлое и бугристое после последнего обвала берегов стало собирать слишком много воды из впадающих рек и заболотилось. Глина на обрывах была вечно мокрой из-за проступающих родников. Проложить путь с одного берега на другой оказалось слишком затратно. Приходилось надеяться на старые, как Каменное плато[12 - Каменное плато – огромная степь за юго-восточной границей Дигриды-Саха, расположенная на каменной подложке.] на востоке, мосты. Один был прямо здесь, но выводил путника слишком близко к городу и пробраться мимо незамеченным было почти невозможно. Второй мост был намного ниже по течению. А третий, между первыми двумя так и не получилось отремонтировать – новые сваи косило, сносило и роняло.

Возможно, господинам Хаелион и не было бы дела до другой стороны реки, но столицу перенесли на север страны. Их земля жила торговлей, шахтами и небольшими фабриками, и оказалась в неприятной ситуации. Караваны шли либо по первому мосту и платили Сфета за пропуск, либо по второму и тратили неделю на небезопасном тракте. И между двумя неприятными вариантами они первое время выбирали тот, который имел чуть больше плюсов – платить соседу. Так и создавалась история о непрочных договорённостях, вражде поколений, сомнительных обещаниях и громких угрозах.

В какой-то момент противостояние стало кровавым. Тогда и появились стены Сен-Сфета. Город стоял на одном из осколков Каменного плато и пока земля всё больше сползала в русло Великой реки, он был недвижим, словно огромная чаша.

Городок не один раз принимал удары Хаелион, но вражда закончилась в апогее схваток. Почти одновременно к власти в семействах пришли двое молодых парней, некогда учившихся вместе в столичных академиях – Рхаирмо Хаелион и Ифатха Сфета. К сожалению, они были не товарищами, но, к счастью, благоразумными людьми и быстро пришли к согласию.

Гарнизон в Сен-Сфета никогда не распускали полностью. Он состоял из нескольких хаканов[13 - Хакан (Хахан) – выделенная группа из воинов гарнизона, в мирное время занимающаяся порядком, тушением пожаров и прочее.]. Первый, Шавки, следил за порядком в городе. Второй хакан – это Лысые собаки. Они тушили пожары. А третий назывался и вовсе чрезмерно иронично – Трусливые паскуды. В него входили те, кто готов был в любой момент защищать город. Остальные хаканы распустили за ненадобностью. Градоправитель раньше пытался хотя бы уменьшить оставшиеся три, но у него ни разу не вышло, благодаря господину Ифатхе.

Кроме паскудиков, как их ласково называли горожане, никто особо сильно не боялся нападения. Так всегда выходит, когда всё слишком хорошо и беда кажется настолько далёкой, что начинаешь сомневаться в её реальности. Местные жители стали разводить собак. Город и до этого занимался боевыми породами, сторожами и охотничьими гончими, но в какой-то момент культура собаководства выросла до значимого для города занятия. В Сен-Сфета можно было найти пса на любой вкус в прямом и переносном смысле. Были собаки-няньки, отличающееся добротой к маленьким детям; декоративные шавки-мочалки, неспособные жить без чужой помощи и особые «вкусные» породы для гурманов. Заказов было достаточно, чтобы в городе появился цех, в который входили заводчики, которых намного чаще называли псарями. Заказы распределялись по влиянию и возможностям, и в целом всё было справедливо.

Город не бедствовал, но его благополучие жило в порядочности, но, увы, не в достатке горожан. Если бы жители этого городка относились к тому, что имели чуть более небрежно, то неровные, разные по ширине и длине улицы за неполный месяц обросли бы навязчивыми неприятными запахами. Они, запахи эти, стелились бы, как паутина по задохнувшимся переулкам, по озёрам грязи в разбитых колёсами дорогах и клокам шерсти после драки позабытых людьми и добром собак. Но жители города были достаточно порядочны. И непонятно, то ли это результат того, что люди изначально были такие рассудительные и трудолюбивые, то ли это наследие дисциплины в хаканах, переданное в семьи отцами, мужьями, сыновьями и братьями.

Порядочная жизнь, как всегда бывает, оказалась небогата на события. В городе был дефицит шокирующих слухов и новостей. Самое доступное людям развлечение постоянно испытывало нехватку материала. Сплетникам не оставалось ничего, кроме как следить за соседями и интересоваться каждой мелочью личной жизни окружающих. И им хватало подобных интересностей, чтобы занять следующий вечер, но не больше. Поэтому любой незначительный проступок мог превратиться в событие, а действительно невероятные вещи могли вызвать целое помешательство. И если «события» забывались через день или в худшем случае неделю, то второе так впечатляло горожан, что источник новости мог подвергнуться последствиям истерии куда большей, чем заслуживал.

***

В тот день было приятное летнее утро. Вдали по небу растянулись тощие белые тучи. Солнышко, в последнее время ставшее особенно жестоким, ещё не начало кусать за макушку. Ни одному ребёнку не могло прийти в голову оставаться дома при такой погоде.

Две маленькие фигурки неслись вниз по улице Пыльной к Старым псарням, которые затерялись за заброшенными домами. Дети забежали за одну полуразрушенную громаду, пролетели по короткому пути одичавший сад и оказались прямо перед линией плоских построек – коробушек. Их было не больше десяти, они боками жались друг к другу. Накрывала их крыша из старых почерневших досок и соломы. Под общим покровом, как под одной измерительной линией, различия построек были заметны ещё более явно. Использовали эти некрасивые здания только для одного: летом в них держали собак. Сейчас они были полупустыми.

Дети подошли к коробушке в середине. За толстой дверью не было слышно ни шороха, ни лая. Они подтащили старую чурку, вдвоём залезли на неё, поставив каждый по одной ноге. Дотянувшись до смотрового окошка, увидели, что в дальнем отсеке, на соломе копошатся маленькие белые комочки.

– Я же говорил, что их ещё не забрали!

На его негромкие восторженные слова тут же ответили из соседней коробушки. Какие-то псины истошно, до хрипа, разлаялись и ударились лобастыми бо?шками о хлипкие перегородки и били когтистыми лапами по замку на стальной решётке, словно вот-вот выбьют её и выскочат на улицу.